С рассветом Ключников уехал в присланный Елисеевым сводный батальон моряков, который был сформирован из краснофлотцев 13-го дивизиона КМТЩ и других кораблей ОВРа. С его помощью он намеревался отбить деревню Пенкюля и тем самым занять важный для дальнейшей обороны Муху рубеж.
Едва горизонт зажелтел, моряки пошли в атаку. Над лощиной пронеслось незнакомое для немцев «Полундра!». С холма Ключникову не всегда было видно место схватки — мешали деревья и бугры. Но он почти точно определял ход боя по крикам людей, стрельбе и взрывам гранат.
Ключников ввел в бой резерв — стрелковую роту. Однако с ходу взять деревню не удалось. Гитлеровцы встретили наступающих ливнем огня. Бойцы залегли и начали отстреливаться.
— Необходимо закрепиться здесь, товарищ полковник. Место удобное. Лучшего нам пока нечего и желать, — предложил командир батальона.
— Лучшая оборона — наступление, — резко ответил Ключников. — Я сам поведу бойцов в атаку.
Командир батальона знал: слова полковника не расходятся с делом.
— Разрешите мне? — обратился командир батальона к Ключникову и, не дождавшись ответа, побежал к своим бойцам. Через пять минут Ключников увидел его впереди батальона. Краснофлотцы и красноармейцы едва успевали за ним. Деревня Пенкюля была взята.
— Герой командир! — невольно вырвалось у Ключникова. — Так мы немцев и в залив можем сбросить…
Он приказал гнать врага дальше, прижать к Муху-Вяйн. Но пришлось наступление прекратить и срочно закрепляться на занятых рубежах. Комендант БОБРа с нарочным прислал сообщение о движении немецких самоходных барж и катеров с десантом в тыл гарнизону острова Муху. Посты наблюдения подтвердили это. Немецкие десантные корабли обошли Муху с севера, направляясь в бухту Лыпемери. Южнее деревни Ранна они высадили около двух батальонов пехоты.
Создалась угроза полного окружения северной группы гарнизона. Ключников вынужден был снять с основного направления две роты и бросить их против десанта. Он понимал, что долго в деревне Пенкюля оставшимся подразделениям не продержаться: гитлеровцы, к которым уже подошло подкрепление, сожмут их в тиски, но оставить занятую позицию самостоятельно не решался. Он надеялся на помощь, но ему отказали. Коменданту БОБРа неоткуда было ее взять.
Во второй половине дня генерал приказал с боем отходить к деревне Лива.
Ключников отдал приказ об отступлении. Под ураганным минометным огнем и беспрестанной бомбардировкой фашистских самолетов подразделения начали отходить к деревне Лива, на шоссейную дорогу. Сам Ключников отходил с последним подразделением. Мимо него шли изнуренные тяжелыми боями краснофлотцы и красноармейцы. Многие тащили раненых, другие, шатаясь от усталости, несли оружие и патроны. Ключников обратил внимание на приземистого красноармейца, который, взвалив на плечи младшего сержанта, упрямо пробирался напрямик через кусты.
— Давайте раненого в мою машину, — предложил полковник.
Красноармеец наотрез отказался:
— Много нас, товарищ полковник. Всех машина не возьмет…
К машине с носилками в руках подошли два краснофлотца. На одном из них висела санитарная сумка с красным крестом, другой нес три винтовки. На носилках с окровавленной головой лежал летчик.
— Кто такой? — спросил Ключников.
— Летчик, младший лейтенант, товарищ полковник, — ответил краснофлотец с винтовками.
— Где вы его подобрали?
— Да с неба свалился. Над нами «чайка» пошла на таран «юнкерса», ну и оба самолета в землю… Наш-то летчик успел вывалиться из «чайки», даже чуть парашют приоткрыть. Плюхнулся прямо в болото. Чудом остался жив. Мы подобрали его и вот выносим к своим…
— Ваша фамилия? — поинтересовался Ключников.
— Краснофлотец двести второй зенитной батареи Красношлыков, товарищ полковник, — отчеканил зенитчик.
Из короткого рассказа краснофлотца Красношлыкова Ключникову удалось узнать о героической судьбе 202-й зенитной батареи БОБРа. При высадке десанта на остров Муху батарея вела огонь по самолетам и штурмовым ботам. В этом бою командир батареи старший лейтенант Белоусов был тяжело ранен. За командира остался его помощник лейтенант Малафеев. Меняя позиции, он с боем отходил от противника, а когда батарея была отрезана от частей гарнизона, установил два оставшихся орудия и в упор прямой наводкой расстреливал фашистов. Несколько часов стойко держались зенитчики, а когда снаряды кончились, разбили орудия и схватились врукопашную. Малафеев послал одного краснофлотца с донесением, остальные продолжали драться. Из окружения удалось вырваться немногим.
— Вы поступили по-геройски, — произнес восхищенный подвигом зенитчиков Ключников. — От имени Родины спасибо вам, товарищи.
Три дня мужественно обороняли моонзундцы остров Муху, но силы были не равны. К вечеру 16 сентября Ключников перенес свой командный пункт на западный берег Муху, в деревню Пиири. Сюда же отходили и подразделения гарнизона. Когда стемнело, на КП приехал Елисеев. Ключников доложил генералу обстановку.
— Потери в подразделениях составляют более пятидесяти процентов, товарищ генерал, — подвел он итог сражения за Муху. — Потери же противника значительно больше. Одних десантных судов с войсками потоплено в Муху-Вяйне около ста единиц.
— Что вы предлагаете, Николай Федорович? — спросил Елисеев.
— Предложение одно, товарищ генерал, — тяжело вздохнул Ключников, — оставить Муху и уйти на ориссарские позиции. Дамбу взорвать.
Елисеев задумался, по привычке теребя пальцами клинышек седой бородки. Действительно, положение на острове тяжелое. Противник получает все новые и новые подкрепления, он же ничем не может помочь Ключникову. Целесообразнее дать бой на ориссарских позициях, где пролив Вяйке-Вяйн будет служить естественным препятствием для продвижения немецких войск.
— Согласен с вами, Николай Федорович, — произнес Елисеев. — Сегодня ночью начинайте отход с Муху на ориссарские позиции. Саперам майора Навагина я отдам приказ о подрыве дамбы.
После отъезда в Курессаре коменданта БОБРа Ключников вызвал к себе Абдулхакова:
— Будете прикрывать отход наших подразделений на ориссарские позиции.
— Нам не привыкать, товарищ полковник, — улыбнулся Абдулхаков, вспомнив бои на Виртсу.
Всю ночь батальон Абдулхакова сдерживал немцев, не подпуская их к дамбе. Гитлеровцы понимали: защитники Муху уходят у них из-под носа. И стремились помешать этому. Десант, высадившийся в бухте Лыпемери, подошел к самой дамбе с севера и попытался захватить ее. Абдулхаков бросил против него две роты и ценой больших потерь удержал дамбу от захвата…
К Ключникову прибежал запыхавшийся связной из батальона Абдулхакова. По его лицу текла кровь.
— Товарищ полковник… Товарищ полковник… Капитан Абдулхаков… Убит капитан…
Ключников закрыл глаза и потер гудящие виски. Не стало его любимца, боевого, способного командира, вынесшего на своих плечах сражения за порт Виртсу и остров Муху. Такие люди, как капитан Абдулхаков, умирают в бою героями, в этом Ключников не сомневался. А возможно, командир батальона только тяжело ранен? Связной ошибся… Но разве что-нибудь узнаешь в такой обстановке?
— Погиб почти весь батальон, товарищ полковник, — чуть не плача, напомнил о себе связной.
Ключников вызвал капитана Двойных:
— Усиленную роту бросить на прикрытие отхода через дамбу, — приказал он.
Лейтенант Кабак получил приказ от майора Навагина о подрыве дамбы после отхода защитников Муху на ориссарские позиции.
— Постарайтесь распотрошить дамбу, — сказал Навагин. — В дальнейшем действуйте по обстановке.
— Раскроим дамбочку вдоль и поперек, — заверил Кабак. — Можете не сомневаться, товарищ майор.
Навагин уехал в Ориссаре, а Кабак заставил саперов рыть гнезда под мины перед въездом на дамбу.
В три часа ночи гарнизон Муху начал отход по дамбе на Сарему. Оставленные заслоны для прикрытия вели бой; стрельба отчетливо доносилась до дамбы. Сначала проехала артиллерия, за ней повзводно пошла пехота. Кабак и Егорычев стояли на обочине дороги и провожали взглядами усталых от изнурительных трехсуточных боев товарищей.
— Герои идут! — тихо, но гордо произнес Кабак. Егорычев вполне согласен был со своим командиром роты. О таких бойцах нельзя было и думать, что они побеждены в недавних сражениях. Они несли на своих плечах начало великой победы! Моонзундцы шли на новые позиции, чтобы через несколько часов или даже минут снова вступить в бой.
В шестом часу стали отходить и группы прикрытия. Последним у дамбы появился капитан Двойных с взводом бойцов.
— Больше на Муху наших нет. Слово за вами, саперы, — сказал он.
Кабак подал команду, и саперы быстро уложили в вырытые гнезда мины. Он оставил при себе пятерых саперов, остальных вместе с политруком Буковским отослал на Сарему.
На рассвете предутреннюю тишину разрезал треск мотоциклов.
— Добро пожаловать, господа! — сделал широкий жест Кабак, и тут же послышались взрывы мин. Трескотня мотоциклов замолкла. — Доброе начало! — пробасил довольный Кабак. — А теперь на дамбу! Приготовить к взрыву фугасы!
Саперы отошли на дамбу, в начале которой было заложено десять фугасов. В руках появились коробки со спичками. Потянулись напряженные минуты ожидания команды. В воздухе со стороны Муху появился немецкий разведчик. Самолет сбросил три зеленые ракеты, и через несколько минут к дамбе подъехали мотоциклисты, за ними гремели танкетки.
— Огонь! — скомандовал Кабак. Егорычев поджег бикфордов шнур двух фугасов и вместе с другими саперами отбежал в укрытие, сделанное в откосе дамбы. Сержант Тарабаров приготовил свой станковый пулемет. Мотоциклисты между тем проскочили фугасы. Тарабаров нажал на гашетку, и первый мотоцикл перевернулся вверх колесами. В этот же момент раздался огромной силы взрыв; над дамбой встал гигантский столб пыли и дыма, хорошо видимый с ориссарских позиций. Движение колонны танкеток было вовремя приостановлено.
— Красотища! — кричал Кабак. — Знай саперов, нечисть фашистская!