— А вы говорите — не потребуется!
Высокий, худощавый командир отделения ручных пулеметов внимательно оглядел товарищей по оружию, только что вышедших из жаркого боя. У многих — белые повязки, пропитанные кровью. Сержант вдруг почувствовал себя виноватым перед бойцами: они приняли первый удар гитлеровского десанта, а он в это время сидел с отделением в стороне от боя, в окопе, и глядел, как снаряды 44-й береговой батареи топили в море немецкие самоходные баржи. Титов неловко переступил с ноги на ногу, отвел взгляд в сторону. Что теперь может подумать о нем рота?!
Тихомиров встал.
— Пулеметчикам построиться слева, — вытянул он здоровую руку в сторону узкой лесной полянки.
Пулеметчики выстроились.
— Ого, почти целый пулеметный взвод! — сосчитал красноармейцев Тихомиров. — Сержанта Титова назначаю командиром пулеметного взвода.
Рота отступала на север, и Тихомиров вынужден был оставлять заслоны. Первым таким заслоном и должны были стать пулеметчики Титова. Командир роты раскрыл карту и показал сержанту на эстонское кладбище.
— Тут ваше место. Самое подходящее. Задержите немцев хотя бы часа на три.
— Задача ясна, товарищ лейтенант, — за всех ответил Титов. — Разрешите выполнять?
— Выполняйте! И помните, товарищи, стоять насмерть, биться до последнего патрона!
Из-за деревьев показались пулеметчики сержанта Артамонова. Сам командир отделения держал перебинтованную левую руку на ремне, перекинутом через плечо.
— Ну как? — нетерпеливо встретил его Тихомиров.
— Еле оторвались, товарищ лейтенант, — ответил Артамонов. — Следом за нами фашисты топают…
— Пора, товарищи, — повернулся Тихомиров к Титову.
Группы разделились: Тихомиров пошел с ротой через лес строго на север, а Титов свернул влево и повел свой взвод к кладбищу. Пулеметчики шли цепочкой напрямик — местность была хорошо знакома. Вот и старое эстонское кладбище. Слева от него высился пологий холм. Между ним и железной оградой проходила дорога, идущая от 44-й береговой батареи на север. Еще летом на склоне холма были вырыты учебные стрелковые окопы и ходы сообщения. В них подразделения стрелкового батальона капитана Белинского отрабатывали организацию оборонительного боя. Теперь этот маленький полигон должен стать местом схватки горстки красноармейцев с немецкими частями.
— Занимай оборону, ребята! — скомандовал Титов.
Пулеметчики быстро разбежались по стрелковым окопам. Сержант внимательно следил за установкой пулеметов на брустверах. Потом он спустился на дорогу и придирчиво оглядел склон холма: зеленый можжевельник надежно скрывал взвод.
— Порядочек! — повеселел Титов.
Он расположился в центре взвода, откуда ему было легче управлять боем. В соседней ячейке находился его друг и земляк — красноармеец Смирнов.
— Как самочувствие, Вася?
— Хорошее, — усмехнулся Смирнов. — Если останемся живы, будет еще лучше.
— Останемся. Конечно останемся, — заверил Титов. — Нас ведь просто так, за здорово живешь, не взять.
Прошло больше часа. Напряженные взгляды пулеметчиков устремлены в конец дороги, выползающей из леса. Титов забеспокоился: вдруг гитлеровцы прошли другим путем? Тогда некого и ждать. С командиром роты они не условились на этот случай. Возможно, придется посылать кого-либо из бойцов в разведку…
— Идут! Идут, Гриша! Гляди, — горячо прошептал Смирнов.
Титов отогнул веточку можжевельника и увидел возле леса группу немецких солдат. «Разведка, — мелькнуло в голове. — Только бы не обнаружили нас…» Гитлеровцы между тем подошли к кладбищу. Двое перелезли через ограду, остальные встали, совершенно не обращая внимания на склон холма. «Не видят», — обрадовался Титов, чувствуя, как учащенно забилось сердце, а указательный палец правой руки невольно потянулся к спусковому крючку ручного пулемета.
Двое разведчиков вернулись с кладбища, и группа зашагала на север. Тут же на дорогу вышла колонна солдат; следом за ней появилась еще колонна, потом третья. «Идут повзводно, — определил Титов, — вот как голова колонны достигнет самых крайних пулеметных ячеек, так и открою огонь», — решил он.
— Пора, — шепчет ему Смирнов, бледный и взволнованный.
Титов приложил палец к губам: молчи! Воспаленными глазами он провожает мимо себя офицера, идущего во главе первой колонны. «Дойдут до середины кладбища — и начнем…» Повернул голову вправо: из леса вышли еще две колонны. «Да им и конца не будет…» Он навел на вторую колонну прицел и с силой нажал податливый спусковой крючок. И тотчас весь склон холма покрылся огненными точками: красноармейцы открыли огонь из пулеметов. Колонны немцев смешались, сгрудились. Гитлеровцы снопами валились вдоль дороги, не в силах вырваться из западни. Раздался гортанный рев обезумевших от страха людей. Оставшиеся в живых кинулись к кладбищу, стремясь спрятаться за каменные плиты могил. Последние колонны развернулись в цепь и двинулись на бугор, стреляя на ходу из автоматов. Красноармейцы встретили их огнем из пулеметов и гранатами. Тут и там заполыхали сизо-огненные взрывы. Титов уже выпустил два диска, потянулся за третьим. Возле него свистели пули: немцы вели беспрестанный огонь по склону холма. Сержант оглянулся — в соседней ячейке лежали два убитых пулеметчика. И тут он только понял, что огонь его взвода заметно ослаб. Значит, многие уже погибли. А немцы сгруппировались возле офицера, готовясь к атаке. Титов дал длинную очередь из пулемета, прижал фашистов к земле. В ответ на холм полетели гранаты. Взрывы очищали склон от можжевельника, обнажая стрелковые ячейки красноармейцев. Опять кончился диск. Титов пошарил по нише ячейки и ничего не нашел.
— Выручай, друг! Патроны кончились! — крикнул он Смирнову и тут же подумал, что у того ведь тоже, наверное, патроны кончаются.
Смирнов поднял руку с диском.
— Бросай!
Смирнов бросил диск. Титов ловко подхватил его, сбивая в кровь руки, вставил в пулемет и нажал на спусковой крючок. Бил он короткими очередями, не давая возможности гитлеровцам подняться с земли и броситься на холм. Смирнов почему-то вдруг прекратил стрельбу.
— Бей фашистов, земляк! — крикнул разгоряченный Титов и только тут заметил, что Смирнов неподвижно лежит на бруствере. — Дружище! — Ответа нет. Да и почему-то весь склон молчит, не стреляют. Убиты все или кое-кто не выдержал, отступил?
Титов, почти не целясь, выпустил патроны по врагам. Вон сколько их, убитых, вдоль дороги валяется, целые груды! Последний раз дернулся пулемет и заглох. Титов до отказа нажал указательным пальцем на спусковой крючок — выстрела нет. «Кончились патроны, возьмут живым…» Он выскочил на бруствер ячейки и направил ствол пулемета на немцев.
— Хенде хох! Рус, сдафайс! — закричали гитлеровцы.
— Попробуй возьми! — крикнул Титов, правой рукой нащупывая в кармане гранату. Он вдруг вспомнил, что совсем рядом есть замаскированный ход сообщения. Если добраться до него, то можно выбежать к хутору…
Немцы прекратили стрельбу. Они смело шли к красноармейцу, решив во что бы то ни стало взять его живым. Титов попятился к замаскированному ходу сообщения; гитлеровцы, громко разговаривая, шли за ним. И тут из-за леса внезапно вывалился «юнкерс». На какие-то секунды немецкие солдаты замешкались, головы их невольно задрались к небу. Этих нескольких секунд Титову хватило на то, чтобы по ходу сообщения сбежать с противоположного склона холма к хутору. Во дворе хутора Титов остановился, не зная, куда спрятаться. В глаза бросился колодец. Прежде чем он сообразил, что делать, на него спикировал бомбардировщик. Пули со свистом впились в землю, над головой мелькнуло черное брюхо «юнкерса». Не отдавая себе отчета, Титов прыгнул в колодец и вместе с бадьей полетел вниз. К счастью, гнилые срубы возле самой воды выкрошились, и это помогло ему кое-как примоститься на выступах.
Гитлеровцы, бежавшие следом за пулеметчиком, ворвались на хутор, обыскали дом, сарай, погреб. Советский сержант словно провалился сквозь землю. Перед уходом солдаты подняли из колодца бадью, напились, потом столкнули ее со сруба.
Титову явно повезло: бадья пролетела мимо. Он еще долго выжидал, давая возможность гитлеровцам подальше уйти от хутора. По скользкой цепи с трудом дотянулся, до верхнего сруба, осторожно выглянул на улицу. Во дворе никого не было.
Взрыв на Тофри
Старый эстонский рыбак Вилли Померанц, числившийся на батарее плотником, в это утро, как и обычно, пришел на работу. В казарме он никого из краснофлотцев не застал и зашел на камбуз. Кок сержант Пустынников, увидев топор в руках старика, невольно рассмеялся.
— Мало задержаться пришлось, — по-своему понял смех кока Померанц. — Самолеты долго-долго кружили.
— Сидел бы дома, отец. Какая сегодня может быть работа! — удивился Пустынников. — Видишь, что творится кругом?
Старик покачал головой:
— Я должен столы ремонт делать. Старшина батареи сам говорил.
К камбузу на повозке подкатил краснофлотец Дуров.
— И вы здесь? — удивился он, встретив старика. — Вам что, жизнь надоела?! Фашисты наступают, а вы…
— Столы ремонтировать пришел! — высунулся из окна камбуза Пустынников.
— Я должен работать, — упрямо стоял на своем Померанц. — Старшина батареи сам говорил.
— Да, говорил. Но вчера была одна обстановка, а сегодня другая, — объяснил Дуров. — У тебя же жена, дети…
Померанц задумался, не зная, что делать. Еще вчера вечером по хуторам прополз слушок, что немцы скоро высадятся на Хиуму, а рано утром загремели взрывы. Жена не пускала его на батарею сегодня, да разве мог он обмануть краснофлотцев.
— Да вот и старшина батареи! — воскликнул Дуров.
— В чем дело? — спросил сержант Антонов.
— Товарищ на работу пришел, — показал Дуров на насупившегося Померанца. — Вы приказывали ему столы ремонтировать.
— Сегодня работы не будет. Не до этого… — устало сказал Антонов.
— Поняли, папаша? — похлопал Дуров по плечу Померанца. — Идите домой.