Они не знали сомнений и ни разу не совершили ни одной ошибки (просто бывали неудачные обстоятельства). Непоколебимо уверены, что перехитрили жизнь. Радуются собственным шуткам уровня «у тебя вся спина белая». Постоянно раздражены и подозревают, вдруг чего-то недоза-глотили. Они? Как дрозофилы, но наоборот – закрепили, передали по наследству отсутствие особенностей, свойств и качеств.
В университете они теперь регулярно меняли персонал. Собственно, там остались одни уже только картонные силуэты. А Михалкиным и удобнее, и даже веселее так. И любовница у Михалкина-младшего теперь тоже была из картона. В профессорской же среде: уволив всех, кому были хоть чем-то обязаны, они начали избавляться от тех, кто просто был ярче их. И тут чаша сия нашла Прокофьева. И, слава богу. И как же нужно было постараться, чтобы почувствовать себя уязвленным здесь. А у Прокофьева получилось. Изумился сам, но вот всплыло в нем. («Как в засорившемся клозете», – выговаривал себе самому Прокофьев.) И сколько крови попортил себе, прежде чем стало просто смешно и над собою и над ситуацией. Попрощался с иллюзией, что «он не питает иллюзий на собственный счет», а некий косвенный признак высвобождения обнаружил в том, что все это о себе самом ему стало не интересно. Хотя трактовка этого «не интересно» могла быть и несколько иной.
«Вот и вспомнил всю свою жизнь, – усмехнулся Прокофьев. – Эх, надо было бы это сказать, закрывая папку».
Можно ерничать, конечно, но как ни смешно, это почти что так.
Прокофьев придумал себе мазохистское упражнение: написать объективный отзыв. Но какой уж тут мазохизм – господа дрозофилы предлагают совершенно пустой договор. Цель ясна – оправдать свой статус международного вуза, надувать щеки в Москве «вы знаете, кто наш партнер!» Они обещают также организовать для «прославленного Университета» набор по России, то есть хотели бы торговать правом попасть «на гору». И на такой мякине они собирались провести Кристину?! Прокофьев впервые сейчас осознал госпожу фон Рейкельн как «хранительницу традиций».
И последнее, совсем уже мило: предлагают посредничество в покупке московской недвижимости – «самое выгодное вложение капитала», даже каталог приложили. Прокофьев решил усложнить себе задачу, попробовать написать отзыв более мягкий, чем они заслуживают. Но и это было всего лишь борьбой нанайских мальчиков.
Когда он возвращал папку и отзыв Кристине, то понял, она считает, будто Прокофьев уразумел ее намеки и выполнил ее заказ. Она, видимо, даже не ожидала от него (то есть она его переоценивала!). И вот тут Прокофьеву сделалось смешно по-настоящему.
\\ Из черновиков Лоттера \\
♥♥♥
– В каждой капле – Целое, – сказал монах, – в каждой капле – Свет.
– Только пробившись сквозь все, обретаешь Целое. Пробившись, обретаешь Свет, – сказал другой, – сквозь свет к Свету.
А третий монах сказал:
– Целого нет. Света нет.
Все вместе:
– Кто из нас прав, учитель?
Учитель ответил:
– Первое – истина. Второе – истина. Третье тоже. Но вы все неправы. Жалкие прислужники. Пошли вон.
♥♥♥
– Что есть высшее состояние, в котором все переплетено, преисполнено света и смысла? – спросил монах.
– Капля на листе после короткого дождичка в полдень. Взмах крыльев бабочки. Рис, который ты получаешь на ужин. Пылинка на половице. Можешь продолжить сам.
Все пути к высшему (состоянию) истинны. (Сделай только их путями.) В той, конечно, немногой мере, что отпущена истине, пути и одновременности…
♥♥♥
– Я обошел десятки монастырей, – говорил монах, – меня волновало только одно: «Что есть истина?» Я услышал мудрость ответов и мудрость не-ответов. Наверное, это было глубже моего вопроса, но не снимало его. Не примиряло меня. А как ты думаешь, учитель, что есть истина?
– Все, что угодно.
Услышав эти слова, монах пережил просветление.
– Случайной остротой выпустить птичку из клетки, – мысленно пожал плечами учитель, глядя на счастливого, смеющегося монаха, и на всякий случай глубокомысленно удалился.
♥♥♥
Тот, кто видит вещь как вещь – не видит вещи. Тот, кто видит вещь как не-вещь – не видит вещи. Тот, кто видит вещь как вещь и не-вещь, может просто о себе возомнил. Неужели так трудно пролезть сквозь это ушко?
♥♥♥
– Что есть смысл бытия?
– Разрезаешь кухонным ножиком, завороженный блеском кухонной стали.
♥♥♥
Свет, которого тебе не увидеть. Поток, из которого тебе не напиться. Как они доподлинны. В твоей доле ничего нет. Не обращай не-знание в подпорку. Тебе не нужна истина. Тебе не нужно просветление. Тебе не нужно спасение. Тебе не нужен ты сам. Свет, которого ты не увидишь. Поток, из которого даже не пригубить. Только они… И только… Если б увидел? Если бы зачерпнул? Ты бы умер или обрел бессмертие. Но ты и так умрешь. И так обретешь бессмертие. Не в этом дело.
♥♥♥
– Бездна не страшна. Только в ней может кануть просветление, – сказал ученик.
– К чему столько хлопот, – ответил учитель, – для моего просветления вполне хватит и лужицы.
♥♥♥
Учитель монахам:
Вселенная целостна и осмысленна. Вселенная – покрывало, тщащееся скрыть страдание. Ни то, ни другое, ни одновременность этого не дают мне, умирающему сейчас, опоры. Как все-таки мизерно знание и не-знание.
Чистота, какое мне дело чего – Бытия или же Небытия…
♥♥♥
Быть Вселенной, быть каплей, тáк вот, насколько хватает сил у тебя, у Вселенной, у капли.
♥♥♥
– Что это? Оно есть, если его нет и его нет, если оно есть?
– Золотой слиток стóит медный грош.
♥♥♥
Учитель монаху:
Сложить костер из откровений. Соскоблить с себя всю эту святость. Сбросить ветошь истины и правоты.
Отказаться от религии и неверия, от Добра и Зла – потребности души во имя Истины.
Отказаться от собственной души, от Истины, от множества вещей, до которых и не дорос, не дотянулся даже… за-ради того, что про-являет себя своим мучительным отсутствием?.. за-ради того, чем никогда не будешь обладать даже в не-обладании…
♥♥♥
Полжизни – научиться мышлению. Полжизни – понять его суетность. Зряшная жизнь в полноте отпущенного ей света.
♥♥♥
Слишком хорошо знал путь. Слишком добросовестно шествовал по нему. Так и умер в сознании собственной праведности.
♥♥♥
Не абсолютны и не относительны – истины и заблуждения есть одно. Сообразно закону или сообразно его отсутствию…
♥♥♥
Завязи весной. Багряные листья осенью – столько бытия…
♥♥♥
Чистота исчезновения превышает чистоту становления и бытия. Мир таков как он есть. Твоя неловкая попытка благодарности. Вселенная не подвизалась быть преисполненной смысла.Прокофьев нашел письмо в своем ящике. «Прокофьеву от Вологжина» было написано красным фломастером в самом верху конверта, на белом поле. Конверт был не просто закрыт, замазан клеем. Вологжин, видимо, опасался, что Прокофьев откроет здесь же, у ящика, наспех. (Правильно опасался.) Ладно, повозимся дома с ножницами. Неужели какие-то новые аргументы к тому их спору, вообще-то уже давнишнему. Наверное, сочинил какие-то колкости и счел, что они будут эффектнее на бумаге. Прокофьев прочтет, конечно же, но в любом случае отвечать, переписываться с соседом по этажу не будет. (Может, все-таки познакомить его с Лехтманом? Ладно, как-нибудь в другой раз.) Они столкнулись на днях в коридоре. Вологжин был напряжен и как-то уж слишком серьезно отнесся к тому, чтобы скрыть от Прокофьева напряжение. Прокофьев и не принял на собственный счет. Мало ли что там у человека. Свои-то комплексы надоели, не хватало еще вникать в чужие… И вот, пожалуйста, письмо. Правда, конверт достаточно тонкий. Значит, обойдемся без занудных излияний. И то что-то. Почему ж вот так: соотечественник, умный, искренний, хороший, порядочный человек, а общаться с ним тягостно, неловко как-то. И Вологжину самому неловко, вот встретились и прячем глаза друг от друга. Интересно, можно ли будет Прокофьеву это письмо приобщить к своему литархиву?
Прокофьев, не без некоторого труда, чтобы не порвать листок, напрочь приклеившийся к внутренней поверхности конверта, вскрыл письмо: «Николай Константинович, здравствуйте!» Прокофьеву почему-то вспомнилось, что он в таком духе начинал свои письма из пионерского лагеря. «Я уверен, что вы поймете, почему я именно к вам обратился, я вообще-то не люблю эпистолярный жанр. Дело в том, что я решил уйти! (извините за штамп). Это не с целью доказать мою идею, утвердить ее. Что, согласитесь, было бы литературным плагиатом. Да и суицид ничего не доказывает в моей идее, но также, ровным счетом, не отнимет от нее. То есть мои руки развязаны.
Я не от того, что моя любовь к Христу, вообще моя любовь, как вы поняли, безблагодатна. С этим можно жить. Да вы и сами знаете… И не от отсутствия смысла. Я считаю, что смысл есть – вообще есть. И у меня есть, в общем-то. Пусть я и не склонен его переоценивать, но вставать в горделивую позу и умалять его подлинность, изображая из себя нечто превосходящее смысл, было бы пошло. Другими словами, у меня к Мирозданию нет особых претензий. Здесь вы, наверное, почувствуете фальшь и будете правы… Это я к тому, что не хотел бы воспользоваться тем преимуществом, что мне дает нынешнее мое положение. Решение принято мною бесповоротно (опять штамп!) и довольно давно, я хотел указать этим, но вдруг понял, мне нечего, не на что указывать вообще ! А преимущество положения безусловно есть – в какой-то мере это комично. Вы сочтете этот мой поступок торжеством «горизонтального своеволия». Может, это и так. Но я не боюсь. Не боюсь больше быть не правым. Я просто решаю свою частную проблему, то, что она называется выспренно «жизнь», не дает мне основания для пафоса. Мне страшно! Но решение это (вам придется поверить мне на слово) все-таки настолько давнее, что не может не быть холодным.