– Прошу прощения, господа, – сказал он и поспешно направился обратно, туда, откуда вышел.
– Стейпс, – окликнул маэр, прежде чем он скрылся, – подите сюда!
Стейпс вполз обратно в комнату. Он нервно ломал руки. Лицо его имело ошеломленное выражение человека виновного, человека, застигнутого за чем-то бесчестным.
– Стейпс, что у вас там? – сурово осведомился Алверон. Приглядевшись, я увидел, что дворецкий не ломает руки – он что-то сжимает в руках.
– Ничего…
– Стейпс! – рявкнул маэр. – Да как вы смеете мне лгать? Покажите немедленно!
Дородный дворецкий молча разжал руку. На ладони у него безжизненно лежала крохотная птичка, яркая, как самоцвет. Лицо его сделалось абсолютно белым.
Еще никогда на свете гибель очаровательного существа не приносила никому такой радости и облегчения. Я уже несколько дней был уверен в предательстве Стейпса, и вот перед нами было неоспоримое доказательство.
Тем не менее я промолчал. Пусть маэр все сам увидит.
– Что это значит? – медленно осведомился маэр.
– Нехорошо думать о таких вещах, сэр, – поспешно ответил дворецкий, – а задумываться о них подолгу – и того хуже. Я принесу другую птичку. Она будет петь ничуть не хуже.
Повисло долгое молчание. Я видел, как Алверон борется с гневом, который он был уже готов обрушить на меня. Пауза затягивалась…
– Стейпс, – медленно спросил я, – а сколько всего птичек вы заменили за эти несколько дней?
Стейпс с негодующим видом обернулся ко мне.
Но прежде, чем он успел что-нибудь сказать, вмешался маэр.
– Ответьте ему, Стейпс! – Его голос звучал так, будто он задыхается. – Это ведь уже не первая?
Стейпс бросил на маэра горестный взгляд.
– Ох, Ранд, я просто не хотел вас тревожить! Вы были так плохи! Потом вы потребовали птичек и после этого пережили ту ужасную ночь… А на следующий день одна из них подохла…
Он стоял, глядя на крохотную пташку у себя на ладони, и говорил все быстрее и быстрее, сбиваясь и путаясь. Его объяснения были так неуклюжи – сразу было видно, что они искренние.
– Я не хотел забивать вам голову разговорами о смерти. Пошел в сад, поймал другую птичку. Вам становилось все лучше, а они принялись помирать по четыре-пять штук в день. Как ни посмотришь, а там еще одна валяется на дне клетки, точно сорванный цветочек. Но вы-то выздоравливали. И мне не хотелось об этом упоминать.
Стейпс накрыл мертвую капелюшку ладонью.
– Как будто они отдавали свои крошечные души, чтобы вам становилось лучше…
Внутри его что-то надломилось, и он вдруг разрыдался. Горькими, безнадежными слезами честного человека, который так долго беспомощно наблюдал, как его дорогой друг медленно умирает у него на глазах.
Алверон какое-то мгновение стоял неподвижно. Весь его гнев улетучился. Потом он подошел и дружески обнял своего дворецкого.
– Ох, Стейпс! – тихо сказал он. – В каком-то смысле так оно и было. Вы не сделали ничего, достойного порицания.
Я тихонько вышел из комнаты и принялся снимать кормушки с золотой клетки.
Через час мы втроем мирно ужинали в комнатах маэра. Мы с Алвероном рассказали Стейпсу, что происходило последние несколько дней. У Стейпса едва голова не пошла кругом от мысли о том, что его господин наконец выздоровел и что дальше ему станет только лучше.
Что до меня, проведя несколько дней в немилости у Алверона, я чувствовал большое облегчение, вновь обретя его расположение. Тем не менее я все еще испытывал потрясение при мысли о том, как близок я был к гибели.
Я честно рассказал маэру о том, почему питал подозрения к Стейпсу, и принес дворецкому свои искренние извинения. Стейпс, в свою очередь, признался в том, что питал сомнения относительно меня. Под конец мы обменялись рукопожатием и стали думать друг о друге куда лучше.
Мы болтали, заканчивая обед, как вдруг Стейпс насторожился, извинился и бросился вон.
– Кто-то стучится, – объяснил маэр. – У него слух как у собаки. Временами даже жутко делается.
Стейпс отворил двери и впустил высокого человека с бритой головой, который сидел над картами вместе с Алвероном в тот день, когда я явился во дворец, генерала Дагона.
Войдя в комнату, Дагон обежал взглядом каждый угол, окно, вторую дверь, коротко взглянул на меня и снова на маэра. Когда его взгляд упал на меня, все глубинные звериные инстинкты, помогавшие мне выжить на улицах Тарбеана, тотчас приказали: «Беги! Прячься! Делай что угодно, лишь бы очутиться подальше от этого человека!»
– А, Дагон! – весело приветствовал его маэр. – Чудный день, не правда ли?
– Да, ваша светлость.
Генерал стоял навытяжку, избегая встречаться с маэром взглядом.
– Не будете ли вы так добры арестовать Кавдикуса за предательство?
Последовала короткая, в полмгновения, пауза.
– Да, ваша светлость.
– Думаю, восьми человек будет довольно, при условии, что они не растеряются в сложной ситуации.
– Да, ваша светлость.
Я начал замечать, что ответы Дагона слегка отличаются интонацией.
– Живым, – уточнил Алверон, как бы отвечая на вопрос. – Но чересчур нежничать не стоит.
– Да, ваша светлость.
И с этими словами Дагон повернулся, чтобы уйти.
Я поспешно заметил:
– Ваша светлость, если он и впрямь арканист, вам следует принять некоторые меры предосторожности!
Едва сказав «вам следует», я тут же пожалел об этом. Это звучало чересчур дерзко. Надо было сказать «Возможно, вы пожелаете принять меры…».
Но Алверон, казалось, не обратил внимания на мою оплошность.
– Да, разумеется! Вора должен ловить вор. Дагон, прежде чем свести его вниз, свяжите его по рукам и ногам прочной железной цепью. Из чистого железа, понятно? Заткните ему рот, завяжите глаза…
Он поразмыслил, потирая губы пальцем.
– И отрубите большие пальцы на руках.
– Да, ваша светлость.
Алверон взглянул на меня.
– Как вы думаете, этого будет достаточно?
Я с трудом подавил приступ тошноты и заставил себя не ломать руки, сложенные на коленях. Я даже не знаю, что выглядело более жутко: беспечный тон, которым Алверон отдавал эти приказы, или холодное равнодушие, с которым Дагон их выслушивал. Полноправный арканист, конечно, опасен, и справиться с ним непросто, однако мысль о том, чтобы искалечить человеку руки, казалась мне более ужасной, чем просто его убить.
Дагон вышел. Когда дверь за ним закрылась, Стейпса передернуло.
– Боже милосердный, Ранд, каждый раз, когда я его вижу, такое ощущение, будто мне затылок ледяной водой обдали. Избавились бы вы от него…
Маэр расхохотался.
– Чтобы он достался кому-нибудь еще? Нет уж, Стейпс. Он нужен мне здесь. Мой бешеный пес на коротком поводке.
Стейпс нахмурился. Но прежде, чем он успел сказать что-то еще на эту тему, его взгляд упал на открытую дверь гостиной.
– Ох! Еще одна!
Он подошел к клетке, бережно достал оттуда очередную мертвую мимолетку и понес выкидывать.
– Я понимаю, что они вам были нужны для того, чтобы проверить лекарство или вроде того, – донесся его голос из соседней комнаты, – но все равно, это как-то жестоко по отношению к бедным калантисам!
– Прошу прощения? – переспросил я.
– Наш Стейпс несколько старомоден, – с улыбкой объяснил Алверон. – И весьма образован, хотя и не желает этого признавать. «Калантис» – древневинтийское название этих птичек.
– Могу поклясться, что где-то я его уже слышал…
– Это еще и фамилия королевского рода Винтаса, – насмешливо заметил Алверон. – Для такого всезнайки вы на удивление слепы в некоторых вопросах!
Стейпс вытянул шею и снова посмотрел в сторону клетки.
– Нет, я понимаю, что это было необходимо, – сказал он. – Но отчего вы не взяли мышей или, скажем, гадкую собачонку графини Деферр?
Прежде чем я ответил, из внешних покоев донесся грохот, и не успел Стейпс вскочить на ноги, как в дверь ввалился стражник.
– Ваша светлость! – выдохнул он, подскочил к единственному в комнате окну и захлопнул ставни. Потом бросился в гостиную и закрыл ставни и там. Вслед за этим хлопанье ставень донеслось из других, дальних комнат, где я никогда не бывал. Послышался скрип передвигаемой мебели.
Стейпс, озадаченный, приподнялся было со стула, но маэр покачал головой и знаком велел ему сесть на место.
– Лейтенант! – окликнул он с легким оттенком раздражения в голосе.
– Прошу прощения, ваша светлость! – ответил вернувшийся стражник. Он тяжело дышал. – Приказ Дагона. Мне велено было обеспечить охрану ваших покоев.
– Я так понимаю, что дело обернулось не лучшим образом, – сухо сказал Алверон.
– Когда мы постучались в башню, на стук никто не ответил. Дагон велел нам выбить дверь. И там… я не знаю, что это было, ваша светлость. Какой-то злой дух. Андерс мертв, ваша светлость. Кавдикуса в башне не оказалось, но Дагон его ищет.
Лицо Алверона помрачнело.
– Проклятье! – прорычал он, треснув кулаком по ручке своего кресла, и, нахмурив брови, с шумом выдохнул воздух. – Хорошо.
Он жестом велел стражнику удалиться.
Тот напрягся, но остался на месте.
– Сэр… Дагон распорядился, чтобы я не оставлял вас без охраны.
Алверон бросил на него грозный взгляд.
– Хорошо. Тогда станьте там, – он указал в угол комнаты.
Стражник, похоже, был вполне доволен тем, что ему дозволили уйти в сторону. Алверон подался вперед, уперся лбом в кончики пальцев.
– Во имя Господне, как он догадался?
Вопрос звучал как риторический, однако же колесики в моей голове уже завертелись.
– Ваша светлость вчера брали лекарство?
– Да-да. Я делал все точно так же, как и в предыдущие дни.
«Ну да, за исключением того, что вы не прислали за лекарством меня», – подумал я про себя.
– А пузырек еще у вас? – спросил я.
Пузырек был здесь. Стейпс принес его мне. Я откупорил его, провел пальцем по горлышку изнутри.
– Каково на вкус лекарство вашей светлости?