– Знаешь, Реши, не нравится мне это дерево. А железный замок – это вообще нечестно!
– Ну вот, видишь, ты уже извлек один полезный урок, – сухо сказал Квоут. – Ты вывел универсальный закон: мир не обязан вести себя честно.
– Да тут даже петель нет! – воскликнул Баст, осматривая заднюю стенку сундука. – Как может быть крышка без петель?
– О, мне потребовалось немало времени, чтобы до этого додуматься! – не без гордости признался Квоут.
Баст опустился на четвереньки и заглянул в медную скважину. Потом поднял руку и прижал ладонь к пластине замка. Зажмурился и застыл, как бы прислушиваясь.
Постояв так, он наклонился и дунул на замок. Ничего не произошло. Его губы зашевелились. Он говорил слишком тихо, разобрать было нельзя ни слова, однако в голосе отчетливо слышалась мольба.
Через некоторое время Баст сел на корточки и нахмурился. Потом он лукаво улыбнулся и постучал по крышке сундука. Стука было почти не слышно, словно он стучал не по дереву, а по камню.
– Чисто из любопытства, – сказал Квоут, – а что бы ты стал делать, если бы изнутри кто-то постучался в ответ?
Баст поднялся на ноги, вышел из комнаты и тут же вернулся с целым набором инструментов. Он опустился на одно колено, взял изогнутый кусок проволоки и несколько минут возился с медным замком. В конце концов он принялся браниться сквозь зубы. Когда Баст менял позу, чтобы подобраться с другой стороны, его рука коснулась тусклой пластины железного замка, и он отшатнулся, шипя и плюясь.
Баст снова поднялся на ноги, бросил проволоку и достал длинный гвоздодер из блестящего металла. Он попытался просунуть его тонкий конец под крышку, но так и не сумел воткнуть инструмент в тонкую, как волос, щелку. Через несколько минут он оставил и эту затею.
Потом Баст попытался было опрокинуть сундук набок, чтобы подлезть снизу, но, сколько он ни старался, ему удалось только сдвинуть сундук на пару дюймов.
– Слушай, Реши, сколько же в нем весу? – воскликнул Баст, изрядно рассердившись. – Фунтов триста?
– Больше четырехсот, когда он пустой, – ответил Квоут. – Помнишь, чего нам стоило поднять его наверх?
Баст вздохнул и снова воззрился на сундук. Лицо у него сделалось свирепым. Потом он достал из охапки инструментов топорик. Не тот грубый клиновидный топор, которым они кололи дрова за трактиром. Этот топорик был изящен и грозен. Он был весь выкован из цельного куска металла. Форма лезвия отдаленно напоминала древесный лист.
Баст слегка подкинул оружие на ладони, снова пробуя его на вес.
– Вот что я бы сделал потом, Реши. Если бы я по-настоящему хотел его открыть.
Он с любопытством взглянул на своего наставника.
– Но если ты предпочитаешь, чтобы я этого не делал…
Квоут развел руками:
– Ты на меня не смотри, Баст. Я умер. Делай как знаешь.
Баст ухмыльнулся и с размаху обрушил топорик на закругленную крышку сундука. Раздался странный приглушенный звон, как будто в дальней комнате позвонили в колокольчик, обмотанный тканью.
Баст помедлил, а потом принялся остервенело рубить крышку топориком. Сперва он махал одной рукой, потом заработал двумя, высоко вскидывая топорик, будто и впрямь дрова колол.
Блестящее листовидное лезвие упорно не хотело врубаться в дерево, каждый удар отлетал в сторону, как будто Баст пытался разрубить цельный каменный блок.
Наконец Баст остановился, запыхавшись, наклонился, оглядел крышку сундука, провел по ней ладонью, потом посмотрел на лезвие топорика и вздохнул.
– Ты работаешь на совесть, Реши.
Квоут улыбнулся и приподнял воображаемую шляпу.
Баст окинул сундук пристальным взглядом.
– Я бы попытался его поджечь, но роа не горит, это я знаю. Возможно, мне удалось бы его раскалить, так чтобы медный замок расплавился. Но для этого придется целиком запихнуть его в кузнечный горн.
Он посмотрел на сундук, здоровенный, как дорожная укладка аристократа.
– Но такого большого горна у нас в городке нет. И я даже не знаю, до какой температуры требуется нагреть медь, чтобы она расплавилась.
– Подобные сведения, – заметил Квоут, – несомненно, могут стать предметом книжного урока.
– Кроме того, я думаю, ты принял меры предосторожности на такой случай.
– Принял, – сознался Квоут. – Но идея неплоха. Она демонстрирует способность к нестандартному мышлению.
– А если кислотой? – спросил Баст. – Я знаю, у нас внизу есть довольно мощные химикалии…
– Муравьиная кислота роа не возьмет, – сказал Квоут. – Соляная тоже. Можно попробовать царской водкой. Но доска толстая, а царской водки у нас мало.
– Да я не про дерево думал, Реши. Я думал еще раз попробовать с замками. Если влить в них достаточно кислоты, она их разъест…
– Это если предположить, что один полностью железный, а второй медный, – заметил Квоут. – Даже если бы это было так, кислоты потребуется немало, и к тому же ты рискуешь, что кислота попадет внутрь сундука и испортит его содержимое. Разумеется, то же самое касается и огня.
Баст снова уставился на сундук, задумчиво потеребил губы.
– Тогда у меня все, Реши. Мне нужно время, чтобы над этим подумать.
Квоут кивнул. Баст, заметно приунывший, собрал и унес свои инструменты. Вернувшись, он подпихнул сундук с другой стороны, подвинув его на прежнее место, так чтобы он снова ровно стоял в ногах кровати.
– Но ты неплохо старался, Баст, – утешил его Квоут. – Весьма последовательно. Ты делал все то же самое, что сделал бы на твоем месте я.
– Эге-гей! – глухо донесся снизу голос мэра. – У меня все!
Баст вскочил и бросился к дверям, задвинув стул обратно под стол. Резкое движение потревожило один из смятых листов бумаги, что валялись на столе, комок бумаги упал на пол, подпрыгнул и закатился под стул.
Баст остановился, наклонился, чтобы поднять бумагу.
– Не трогай, – угрюмо сказал Квоут. – Пусть лежит.
Баст замер с протянутой рукой, потом выпрямился и вышел.
Квоут вышел следом, затворив за собой дверь.
Глава 72Лошадки
Через несколько дней после нашей с Денной прогулки в саду при луне я написал песню для Мелуан под названием «Одни лишь розы». Маэр нарочно просил меня об этом, и я охотно взялся за дело, представляя, как будет хохотать Денна, когда я сыграю ей эту песню.
Я уложил песню маэра в конверт и посмотрел на часы. Я думал, что у меня уйдет целый вечер на то, чтобы ее закончить, но песня далась мне на удивление легко. В результате весь вечер оказался свободен. Было уже поздновато, но не так, чтобы совсем поздно. Не так уж поздно для вечера возжиганья в таком городе, как Северен. И, наверно, совсем не поздно отыскать Денну.
Я переоделся в свежий костюм и поспешно покинул дворец. Поскольку деньги я добывал, распродавая отдельные предметы оборудования Кавдикуса и играя в карты с аристократами, которые лучше разбирались в моде, чем в статистике, я уплатил целый бит за конный лифт, а потом бегом преодолел полмили до улицы Ньюэлл. За несколько кварталов до трактира Денны я перешел на шаг. Ей, несомненно, будет приятно, что я так спешил к ней, однако я не хотел явиться к Денне запыхавшимся и взмыленным, как загнанная лошадь.
В «Четырех свечках» ее не оказалось. Меня это не удивило. Денна не из тех девушек, кто станет сидеть сложа руки только оттого, что я занят. Однако мы с нею провели большую часть месяца, вместе исследуя город, и я догадывался, куда она могла пойти.
Пять минут спустя я увидел ее. Денна шагала по запруженной народом улице решительно и целеустремленно, так, словно очень спешила.
Я направился было к ней, потом заколебался. Куда она может так торопиться, одна, так поздно вечером?
На встречу со своим покровителем.
Мне хотелось бы сказать, что я лишь после мучительных колебаний решился наконец последовать за ней, но это была бы неправда. Слишком уж велико было искушение узнать, кто таков ее покровитель.
Так что я накинул на голову капюшон плаща и принялся пробираться через толпу следом за Денной. Это на удивление просто, если иметь навык. В свое время я забавлялся таким образом в Тарбеане, проверяя, долго ли я сумею преследовать человека, прежде чем меня заметят. Дело облегчалось тем, что Денна была неглупа и держалась приличных районов, где на улицах было много народу, а при тусклом ночном освещении мой плащ выглядел неопределенно темным.
Я следовал за ней около получаса. Мы проходили мимо лоточников, торговавших каштанами и жареными пирожками с мясом. В толпе попадалось немало стражников, улицы были ярко освещены рассеянными там и сям уличными фонарями и лампами, подвешенными над вывесками трактиров. Временами попадались уличные музыканты, которые играли и пели, поставив перед собой шляпу, один раз мы миновали бродячую труппу, разыгрывавшую какую-то пьесу на маленькой мощеной площади.
А потом Денна свернула за угол, в кварталы попроще. Фонарей и подвыпивших гуляк попадалось все меньше. Уличные музыканты сменились нищими, которые назойливо клянчили деньги или хватали прохожих за полы одежды. Из окон пивных и трактиров и здесь лился свет, однако улицы были далеко не столь оживленными. Люди держались по двое, по трое – женщины в корсетах и мужчины с жестким взглядом.
Не то чтобы здесь было опасно. Точнее сказать, эти улицы были не опаснее битого стекла. Ведь битое стекло не станет нарочно тебя ранить. Его можно даже брать в руки, если осторожно. Бывают и такие улицы, что опаснее бешеных собак, – там тебя никакая осторожность не убережет.
Я уже начинал нервничать, как вдруг Денна остановилась у входа в темный переулок. На миг она вытянула шею, словно прислушиваясь. А потом заглянула в темноту и шмыгнула туда.
Неужели она встречается со своим покровителем именно здесь? Или просто решила срезать путь до соседней улицы? А может, просто выполняет наставления своего параноика-покровителя, чтобы убедиться, чтобы за ней никто не следит?
Я принялся браниться себе под нос. Если я сунусь в переулок следом за ней и она меня заметит, сделается очевидно, что я ее выслеживал. Но если я не последую за ней, то собьюсь со следа. Не сказать, чтобы это был действительно опасный район, и все же мне не хотелось, чтобы она бродила тут одна так поздно.