– Тейлу милосердный! – внезапно ужаснулся я. – Я что, в самом деле пел сегодня в «Эолиане» «Лудильщика да дубильщика»?
– Ага, – сказал Симмон. – А я и не знал, что в этой песне так много куплетов.
Я наморщил лоб, судорожно пытаясь вспомнить, как все было.
– И про попа и овцу тоже пел?
Не самый подходящий куплет для приличной компании.
– Ниа, – ответил Вилем.
– Слава тебе, Господи!
– Там было про козу, – уточнил Вилем с самым серьезным видом, а потом разразился хохотом.
– «В тейлинской сутане!» – пропел Симмон и тоже расхохотался.
– О нет… – простонал я, закрыв лицо руками. – Когда мой отец это пел на публике, мать отправляла его ночевать под фургоном! Станхион отлупит меня дубинкой и отберет у меня дудочки в следующий раз, как увидит!
– Всем понравилось! – утешил меня Симмон.
– Станхион тоже подпевал, – добавил Вилем. – Надо сказать, что к тому времени у него самого нос был довольно красный.
На некоторое время воцарилась уютная тишина.
– Квоут! – окликнул меня Симмон.
– Чего?
– А ты что, правда эдема руэ?
Вопрос застал меня врасплох. В другое время я бы разозлился, но прямо сейчас я не знал, что на это сказать.
– А это важно?
– Да нет. Мне просто стало интересно.
– А-а.
Я еще некоторое время посидел, глядя на звезды.
– А что тебе стало интересно?
– Да так, ничего, – сказал он. – Амброз пару раз обзывал тебя «этот руэ», но он тебя и другими оскорбительными словами обзывал…
– Это не оскорбление, – возразил я.
– Я хотел сказать, он говорил о тебе много такого, что не соответствует действительности, – поспешно поправился Симмон. – О своей семье ты ничего не рассказывал, но иногда ты говоришь вещи, которые заставляют задуматься.
Он пожал плечами, по-прежнему лежа навзничь и глядя на звезды.
– Я никогда не был знаком ни с кем из эдема руэ. Ну, в смысле, не так чтобы близко.
– Все, что тебе рассказывали, – вранье, – сказал я. – Мы не крадем детей, не поклоняемся темным богам и вообще ничего такого не делаем.
– Да я ни во что такое и не верил, – отмахнулся Симмон, потом добавил: – И все же, наверное, кое-что из того, что о вас рассказывают, должно быть правдой. Я никогда не слышал, чтобы кто-то играл так, как ты.
– Ну, мое происхождение тут ни при чем, – возразил я, потом, поразмыслив, уточнил: – Разве что отчасти.
– А плясать ты умеешь? – ни с того ни с сего поинтересовался Вилем.
Спроси об этом кто другой или в другое время, я бы, наверно, полез в драку.
– Ну да, это то, как нас обычно представляют! Мы играем на дудках и на скрипках. Мы пляшем вокруг костров. А в оставшееся время крадем все, что не прибито гвоздями.
Последнее я произнес с некоторой горечью.
– Эдема руэ – это совсем не то!
– А что же тогда? – спросил Симмон.
Я задумался, но мой нетрезвый разум отказывался мне повиноваться.
– Мы, ну… люди как люди, на самом деле, – сказал я наконец. – Просто не засиживаемся подолгу на одном месте, и нас никто не любит.
И мы все трое стали молча смотреть на звезды.
– И что, она правда отправляла его ночевать под фургоном? – спросил Симмон.
– Чего-чего?
– Ну, ты сказал, что твоя мама отправляла отца ночевать под фургоном за то, что он пел куплет про овцу. Это правда?
– Скорее фигура речи, – сказал я. – Но однажды она в самом деле так и сделала.
Я нечасто вспоминал свое детство в труппе, те времена, когда мои родители были еще живы. Я избегал этой темы, как калека избегает переносить вес на увечную ногу. Но в ответ на вопрос Сима воспоминания сами собой вырвались на поверхность.
– И не за «Лудильщика да дубильщика», – невольно сказал я. – А за песню, которую он написал про нее…
Я надолго умолк. Потом произнес:
– Лориана…
За много лет я впервые произнес вслух имя моей матери. Впервые с тех пор, как ее убили. Оно было странным на вкус.
И, сам того не желая, вдруг запел:
Лориана, Арлиденова жена,
Голоском под стать напильнику нежна,
Схожа личиком с зубилом небольшим,
Как меняла, караулит каждый шим.
Ни стирать она, ни стряпать не сильна,
Только денежку считать обучена,
И скажу я вам, что мне всегда охота
Зарабатывать побольше ей для счёта,
Ибо мне в жене моей прекрасной ближе
Не лицо, не талия, а то, что ниже.
Я чувствовал себя странно онемевшим, как будто оторванным от собственного тела. И, как ни странно, воспоминание, хоть и острое, не было болезненным.
– Ну да, за такое человека и впрямь могут загнать под фургон, – серьезно заметил Вилем.
– Да не в этом дело, – услышал я себя словно со стороны. – Она была красавица, и они оба знали это. Они все время друг друга дразнили. Дело было в размере. Ей не понравился этот ужасный размер.
Я никогда не рассказывал о своих родителях, и говорить о них сейчас в прошедшем времени было как-то неловко. Это казалось предательством. Вила с Симом мое откровение не удивило. Всякий, кто меня знал, мог видеть, что семьи у меня нет. Я никогда ничего не говорил, но они были хорошие друзья. Они и так все понимали.
– А у нас в Атуре, когда жены злятся, мужья обычно уходят спать в конуру, – сказал Симмон, переводя разговор на менее опасную почву.
– Мелоси реху эда стити, – буркнул Вилем.
– А ну, говори на атуранском! – со смехом бросил Симмон. – Чтоб я больше не слышал этого ослиного наречия!
– Эда стити? – переспросил я. – Спите у огня?
Вилем кивнул.
– Я заявляю официальный протест! – воскликнул Сим, воздевая перст. – Ты не имел права так быстро выучить сиарский! Я вот целый год занимался, прежде чем начал хоть что-то понимать. Год! А ты нахватался всего за четверть.
– Так я же еще в детстве его учил, – возразил я. – А за эту четверть только отполировал имеющиеся познания.
– Выговор у тебя лучше, – сказал Вил Симу. – Квоут разговаривает, как какой-нибудь купец с юга. Очень простецкий говор. Твоя речь звучит куда более изысканно.
Это, похоже, заставило Сима смягчиться.
– У огня… – повторил он. – Не странно ли, что уходят всегда именно мужчины?
– Ну разумеется, в постели хозяйка – женщина, – сказал я.
– Это не так уж плохо, – сказал Сим.
– Смотря какая женщина, – заметил Вил.
– Вот Дистрель хорошенькая… – сказал Сим.
– Кех! – возразил Вил. – Чересчур уж бледная. А вот Фела…
Симмон печально покачал головой:
– Не нашего полета птица.
– Она же модеганка, – сказал Вил, расплываясь в широкой, почти демонической ухмылке.
– Что, правда? – спросил Сим. Вил кивнул. Я еще никогда не видел, чтобы он так лыбился. Сим горестно вздохнул.
– Ну, все сходится. Мало того что самая красивая девушка в Содружестве, так еще и модеганка. Я не знал.
– Ну, положим, если и самая красивая, то разве что на своем берегу реки, – возразил я. – А на этом берегу…
– Про свою Денну ты уже распространялся, – перебил Вилем. – Раз пять, не меньше.
– Послушай, – сказал Симмон, внезапно сделавшись серьезным, – тебе нужно просто вести себя чуть посмелее. Эта Денна, она к тебе явно неравнодушна.
– Она на этот счет ничего не говорила.
– Да они о таком никогда не говорят! – сказал Симмон и расхохотался от мысли о такой глупости. – Но есть же всякие игры. Это нечто вроде танца.
Он поднял руки, делая вид, будто они беседуют между собой.
– «Ой, как здорово, что я тебя встретил!» – «Привет, а я как раз собиралась пообедать». – «Надо же, как удачно, и я тоже! Давай помогу тебе нести сумку?»
Я вскинул руку, чтобы остановить его.
– Можно сразу перейти к концу этого спектакля, где ты на протяжении оборота изливаешь свое горе над кружкой с пивом?
Симмон надулся и обиженно уставился на меня. Вилем расхохотался.
– За ней увивается достаточно мужчин, – сказал я. – Они появляются и исчезают, как…
Я попытался придумать сравнение, но у меня ничего не вышло.
– Я предпочту остаться ее другом.
– Ты предпочел бы приникнуть к ее сердцу, – сказал Вилем без особого нажима. – Ты предпочел бы, чтобы она радостно обвила тебя руками. Но ты боишься, что она отвергнет тебя. Ты боишься, что она посмеется над тобой, и тебе неохота остаться в дураках.
Вилем непринужденно пожал плечами.
– Ну, ты не первый, кто испытывает подобные чувства. Ничего постыдного в этом нет.
Он практически попал в цель, так что я долго не мог найтись, что ответить.
– Надеюсь, – тихо признал я. – Но мне не хочется делать чересчур смелые предположения. Видел я, что бывает с мужчинами, которые слишком много возомнили и попытались подгрести ее под себя.
Вилем торжественно кивнул.
– Она же тебе футляр для лютни купила, – подсказал Сим. – Это что-нибудь да значит!
– Но что именно это значит? – спросил я. – Да, похоже, как будто она ко мне неравнодушна, но что, если мне просто хочется так думать? Все те мужчины наверняка тоже думали, что они ей небезразличны. Но они, очевидно, ошибались. А вдруг и я тоже ошибаюсь?
– Не попробуешь – не узнаешь, – с горечью сказал Сим. – По крайней мере, так я всегда думал. Но знаете что? Ни фига это не работает. Я за ними бегаю, а они меня пинают, как собаку, которая лезет на стол. Я уже устал все время пробовать…
Он тяжело вздохнул, по-прежнему лежа на спине.
– Я ведь немногого хочу – просто встретить девушку, которой бы я понравился.
– А я хочу просто знать наверняка, – сказал я.
– А я хочу волшебного коня, которого можно спрятать в карман, – сказал Вил. – И кольцо красного янтаря, которое дало бы мне власть над демонами. И бесконечный запас пирожных.
Мы снова погрузились в уютное молчание. В вершинах негромко вздыхал ветер.
– А говорят, что руэ знают все истории на свете, – сказал, помолчав, Симмон.
– Может быть, и так, – согласился я.
– Расскажи что-нибудь! – попросил он.