Мы втроем наблюдали, как Кукла управляет маленьким священником, заставляя его расхаживать взад-вперед. Наконец он усадил его на свою ногу в носке.
Вилем почтительно кашлянул.
– Кукла!
– Да? – отозвался Кукла, не отрывая взгляда от своих ног. – У тебя есть вопрос. Точнее, вопрос есть у Квоута, а ты собираешься задать его вместо него. Он сидит, слегка подавшись вперед. Складка между бровями и стиснутые губы говорят о том же. Пусть спросит сам. Это, возможно, пойдет ему на пользу.
Я застыл, поймав себя на том, что и впрямь выгляжу именно так, как он сказал. Кукла по-прежнему управлял маленьким священником. Тейлинец старательно, с опаской оглядел все вокруг его ног, размахивая перед собой книгой, потом обошел ножки стола и заглянул в сброшенные туфли Куклы. Движения его выглядели жутковато, и это отвлекло меня до такой степени, что я забыл о своей неловкости и поневоле расслабился.
– На самом деле, я хотел узнать про амир.
Я не отрывал глаз от сцены, разворачивающейся у ног Куклы. На сцене появилась вторая марионетка, девушка в крестьянском платье. Она подошла к тейлинцу и протянула руку, словно хотела дать ему что-то. Или нет, она о чем-то его спросила. Тейлинец повернулся к ней спиной. Она робко коснулась его локтя. Он надменно шагнул прочь.
– Я хотел знать, кто же все-таки их распустил. Император Нальто или церковь.
– А ты все смотришь, – укорил он меня, но уже мягче, чем прежде. – Тебе бы стоило погоняться за ветром, а то ты слишком серьезен. Это не доведет до добра.
Тейлинец внезапно обернулся к девушке и, дрожа от ярости, погрозил ей книгой. Девушка испуганно отступила назад и рухнула на колени.
– Церковь, конечно. Они бы подчинились только указу самого понтифика.
Тейлинец ударил девушку книгой. Раз, два, повалил ее на землю, и она осталась лежать пугающе неподвижно.
– Нальто не мог бы приказать им даже перейти через улицу.
Тут внимание Куклы привлекло чуть заметное движение.
– О господи! – воскликнул он, кивая в сторону Вилема. – Увидьте, что я вижу! Голова слегка склонена. Зубы стиснуты, но взгляд блуждает, раздражение направлено на себя. Будь я из тех, кто судит по внешнему виду, я бы сказал, что Вилем только что проиграл пари! Разве ты не знаешь, что церковь косо смотрит на азартные игры?
Священник, стоявший у ног Куклы, взмахнул книгой и погрозил ею Вилему.
Тейлинец сложил руки и отвернулся от поверженной женщины. Он величественно сделал пару шагов в сторону и склонил голову как бы в молитве.
Я наконец заставил себя оторвать взгляд от этой сцены и посмотрел на хозяина комнаты.
– Кукла, – спросил я, – а ты читал «Свет истории» Фелтеми Рейса?
Я заметил, что Симмон встревоженно покосился на Вилема, но Кукла не нашел в этом вопросе ничего странного. Тейлинец у его ног выпрямился и принялся подпрыгивать и приплясывать.
– Читал.
– А почему у Рейса сказано, что «Альпура пролиция амир» – шестьдесят третий указ императора Нальто?
– Не мог Рейс такого сказать, – ответил Кукла, не отрывая взгляда от марионетки у своих ног. – Это полная ерунда.
– Но мы нашли экземпляр «Света», в котором сказано именно это! – возразил я.
Кукла пожал плечами, глядя на тейлинца, пляшущего у него под ногами.
– Возможно, это ошибка переписчика, – предположил Вилем. – А потом, смотря какое это было издание – возможно, это изменение внесла сама церковь. Император Нальто – излюбленный мальчик для битья у всех историков. Быть может, церковь пыталась дистанцироваться от амир. Под конец своего существования они творили ужасные дела.
– Неглупо, неглупо, – сказал Кукла. Тейлинец у его ног отвесил Вилему торжественный поклон.
Меня внезапно осенило.
– Кукла, – спросил я, – а ты знаешь, что находится за запертой дверью этажом выше? Такой большой каменной дверью?
Тейлинец прекратил приплясывать, Кукла поднял глаза. Он устремил на меня долгий суровый взгляд. Глаза у него были ясные и серьезные.
– Думаю, что дверь с четырьмя пластинами студентов не касается. А ты как думаешь?
Я почувствовал, что краснею.
– Да, сэр…
И я потупился.
Напряженный момент нарушил далекий звон часового колокола. Симмон выругался сквозь зубы.
– Ой, я опаздываю! – сказал он. – Извини, Кукла, мне пора!
Кукла встал и повесил священника на стену.
– Да и мне все равно пора браться за чтение, – сказал он, подошел к мягкому креслу, сел и открыл книгу. – Приводите этого как-нибудь еще, – он, не поднимая глаз, указал в мою сторону. – Мне еще надо будет над ним поработать.
Глава 41Высшее благо
Я взглянул на Симмона и шепнул:
– Иваре эним эуге!
Сим тяжко вздохнул.
– Тебе же вроде полагается заниматься физиогномикой!
Миновал уже целый оборот с тех пор, как мы подпалили номер Амброза, и зима наконец показала зубы. Университет замело сугробами глубиной по колено. И как всегда, когда погода портилась, архивы под завязку были наполнены прилежными студентами.
Поскольку все читальные норки оказались заняты, нам с Симом пришлось пойти в читальню. Высокий сводчатый зал без окон был заполнен наполовину, но тут все равно царила тишина, точно в склепе. Черные каменные стены и беззвучный шепот студентов наводили легкую жуть: сразу делалось ясно, отчего студенты зовут это место «усыпальней».
– А я и занимаюсь физиогномикой! – вполголоса возразил я. – Я смотрел схемы Гибеи. Смотри, чего я нашел!
Я показал ему книгу.
– Схемы Гибеи? – переспросил Симмон испуганным шепотом. – Клянусь, ты только затем и занимаешься вместе со мной, чтобы мне мешать!
Он отвернулся от книги, которую я ему показывал.
– Да там нет ничего такого ужасного! – возразил я. – Просто… вот! Смотри, чего тут написано!
Симмон отпихнул книгу. Я вскипел.
– Осторожней! – прошипел я. – Это оригинальная рукопись! Я ее нашел за другими книгами, в мертвых каталогах! Лоррен мне пальцы отрубит, если с ней что случится!
Сим шарахнулся от книжки, как от каленого железа.
– Оригинальная рукопись?! Тейлу милосердный, да она небось на человеческой коже написана! Убери эту пакость!
Я уже хотел было пошутить, что на человеческой коже чернила не держатся, но увидел глаза Сима и передумал. Однако, должно быть, мое лицо меня выдало.
– Извращенец! – бросил он почти в полный голос. – Матерь Божия, неужто ты не знаешь, что он резал людей живьем, чтобы посмотреть, как работают их внутренние органы? Не желаю смотреть ни на что, имеющее отношение к этому чудовищу!
Я положил книгу на стол.
– Тогда тебе лучше вообще бросить медицину, – сказал я как можно сдержаннее. – Герцог Гибейский провел наиболее полное исследование человеческого тела, какое когда-либо делалось. Его рабочие журналы – скелет современной физиологии.
Лицо Симмона осталось каменным. Он подался вперед, чтобы иметь возможность говорить шепотом.
– Когда амир выступили против герцога, они обнаружили кости двадцати тысяч человек! Огромные ямы с костями и пеплом. Женщины, дети. Двадцать тысяч!
Симмон захлебнулся гневом и был вынужден остановиться, прежде чем сумел закончить:
– И это только те, кого нашли!
Я дал ему немного успокоиться, потом возразил со всей возможной мягкостью:
– Герцог Гибейский написал двадцать три тома исследований того, как устроено человеческое тело. Когда амир выступили против него, часть его поместья сгорела, четыре из этих томов и все его заметки погибли. Спроси магистра Арвила, чего бы он не отдал, лишь бы заполучить те четыре тома.
Симмон стукнул рукой по столу. Несколько студентов обернулись в нашу сторону.
– Да черт побери! – прошипел он. – Я вырос в тридцати милях от Гибеи! С холмов, принадлежащих моему отцу, в ясный день видны развалины замка!
Это заставило меня заткнуться. Раз фамильные владения Сима так близко от Гибеи, значит, его предки были вассалами герцога. Это означает, что они, возможно, вынуждены были помогать ему собирать своих крестьян для его экспериментов. А возможно, и кто-то из его семьи окончил жизнь в тех ямах с костями и пеплом.
Я долго молчал, потом шепнул:
– Я не знал…
Сим уже взял себя в руки.
– Мы просто не любим об этом рассказывать, – напряженно ответил он, отводя челку с глаз.
Мы снова склонились над книгами. Миновало не меньше часа, прежде чем Симмон опять нарушил молчание.
– Так что ты там нашел? – спросил он чересчур небрежно, словно не желая признаваться, что ему интересно.
– Вот, гляди, на титульном листе! – возбужденно прошептал я. Я открыл обложку, и лицо у Сима непроизвольно дернулось, как будто от книги несло мертвечиной.
– …И все разлил, – услышал я. В зал вошли двое студентов постарше. Судя по их богатым нарядам, оба они были из знати, и хотя они и не орали в голос, говорить потише они тоже не старались. – Анисат его заставил все прибрать, прежде чем разрешил помыться самому. Теперь от него целый оборот будет нести мочевиной!
– Ну и что тут интересного? – осведомился Симмон, глядя на страницу. – Тут только его имя и даты.
– Да нет, не в середине, посмотри наверх. Вот, на полях!
Я показал на орнамент, обрамляющий лист:
– Гляди!
– Ставлю драб, что эта мартышка отравится еще до конца четверти, – сказал второй. – Неужто и мы были такими же идиотами?
– Ничего особенного не вижу, – негромко сказал Симмон и развел руками, не отрывая локтей от стола. – Миленько, конечно, если тебе нравятся такие штуки, но я никогда не был большим поклонником иллюминированных манускриптов.
– А пошли в «Два гроша»? – Беседа продолжалась за несколько столов от нас, привлекая раздраженные взгляды соседей. – У них там есть девчонка, что играет на свирели, клянусь, ты отродясь не видал ничего подобного! А Линтен говорит, что, если у тебя найдется пара серебряных монет, она…
Он перешел на заговорщицкий шепот.
– И что же она? – поинтересовался я, самым хамским образом вклиниваясь в разговор. Кричать нужды не было. В читальне все, что сказано обычным голосом, слышно на весь зал. – А то я чего-то не расслышал!