Алверон медленно кивнул.
– Я не стану утверждать, будто знаю, что именно входит в него, – я указал на пузырек. – Но основное, что вас отравляет, – это свинец. Это объясняет и слабость, и боль в мышцах и внутренностях. И рвоту, и паралич.
– Паралича у меня нет.
– Хм… – Я окинул его критическим взглядом. – Это хорошо. Но тут ведь не только свинец. Я так понимаю, что там еще изрядная доза офалума, который сам по себе не яд.
– А что же это тогда?
– Ну, скорее лекарство, точнее, наркотик.
– Так что же это тогда? – бросил он. – Отрава или лекарство?
– Вы, ваша светлость, когда-нибудь принимали лауданум?
– Да, как-то раз, когда был моложе, чтобы уснуть со сломанной ногой.
– Так вот, офалум обладает похожим действием, но его обычно избегают применять, потому что он вызывает очень сильное привыкание.
Я помолчал.
– Его добывают из смолы деннера.
Услышав это, маэр побледнел, и глаза его сделались совершенно ясными. Про сладкоедов знали все.
– Я подозреваю, что он стал добавлять его, потому что вы нерегулярно принимали лекарство, – сказал я. – Офалум должен был заставить вас с нетерпением ждать новой дозы и в то же время облегчать ваши страдания. Это также объясняет, отчего вас тянет на сладкое, приступы потливости и странные сны, которые вам снятся. Что же он туда еще положил? – задумался я вслух. – Вероятно, шовный корень или маннум, чтобы вас пореже тошнило. Умно. Жестоко и умно.
– Не так уж умно, – маэр улыбнулся одними губами. – Он все же не сумел меня убить.
Я поколебался, но наконец решился сказать ему правду:
– Убить вас, ваша светлость, было бы несложно. Он мог бы без труда растворить в этом пузырьке, – я поднял пузырек повыше, – достаточно свинца, чтобы вас убить. А вот сделать так, чтобы вы заболели, не убив и не парализовав вас, – это действительно трудно.
– Но для чего? Зачем ему травить меня, если не затем, чтобы убить?
– Ну, эту загадку вашей светлости разрешить будет проще, чем мне. Вы лучше меня знаете, какие интриги тут могут быть замешаны.
– Но для чего ему вообще меня травить? – маэр был искренне озадачен. – Я щедро ему плачу. Он живет при дворе, в почете. Он может свободно заниматься своими проектами и путешествовать, когда захочет. Он прожил тут уже десять лет. С чего бы вдруг?
Он покачал головой.
– Говорю вам, это совершенно бессмысленно!
– Ради денег? – предположил я. – Говорят, всякий человек имеет свою цену.
Маэр все качал головой с недоумением, потом вдруг остановился и посмотрел на меня.
– Нет. Только что вспомнил. Я заболел задолго до того, как Кавдикус принялся меня пользовать.
Он умолк, задумался.
– Да, верно. Я обратился к нему, желая узнать, сможет ли он исцелить мою болезнь. А симптомы, о которых вы говорите, появились лишь через несколько месяцев после того, как он принялся меня лечить. Это не мог быть он.
– Ваша светлость, свинец в малых дозах действует медленно. Если он намеревался вас отравить, вряд ли он хотел бы, чтобы вы принялись блевать кровью через десять минут после того, как вы примете его снадобье.
Я внезапно вспомнил, с кем говорю.
– Ох, простите, ваша светлость! Я неудачно выразился.
Он сухо кивнул в знак того, что извинения приняты.
– Слишком многое из того, что вы говорите, похоже на правду, и я не могу этим пренебречь. И тем не менее я все еще не верю, что Кавдикус мог так поступить.
– Мы можем это проверить, ваша светлость.
Он взглянул на меня:
– Каким образом?
– Велите принести к вам в комнаты полдюжины птиц. Лучше всего подойдут капелюшки.
– Капелюшки?
– Такие крохотные, яркие, красно-желтые пташки, – я развел пальцы на пару дюймов. – Они просто кишат у вас в садах. И пьют нектар из цветков селаса.
– А-а! У нас их зовут «мимолетками».
– Так вот, мы подмешаем ваше лекарство в их нектар и посмотрим, что будет.
Он помрачнел.
– Если, как вы говорите, свинец действует медленно, на это уйдет несколько месяцев. А я не собираюсь в течение нескольких месяцев обходиться без лекарства из-за ваших необоснованных фантазий.
По его тону я понял, что он снова готов взорваться.
– Птички весят куда меньше вас, ваша светлость, и обмен веществ у них куда быстрее. Мы увидим последствия в течение одного-двух дней.
«Ну, я надеюсь».
Он поразмыслил над этим.
– Хорошо, – сказал он и взял со столика колокольчик.
Я поспешно заговорил, прежде чем он успел позвонить:
– Нельзя ли попросить вашу светлость выдумать какой-нибудь предлог, для чего вам потребовались эти птички? Осторожность не помешает…
– Стейпса я знаю всю жизнь, – твердо ответил маэр. Взгляд его был ясным и пронзительным, как никогда. – Я доверяю ему свои земли, свой сейф и свою жизнь. И я не желаю слышать предположений, будто на него нельзя положиться!
В его голосе звучала несокрушимая уверенность.
Я потупился.
– Хорошо, ваша светлость.
Он позвонил в колокольчик. Не прошло и пары секунд, как на пороге показался дородный дворецкий.
– Да, сэр?
– Стейпс, мне недостает прогулок в саду. Не могли бы вы добыть мне полдюжины мимолеток?
– Мимолеток, сэр?
– Да, – сказал маэр таким тоном, словно заказывал обед. – Славные пташки. Мне кажется, их пение поможет мне уснуть.
– Я попробую что-нибудь сделать, сэр.
Прежде чем закрыть дверь, Стейпс мрачно зыркнул на меня.
После того как дверь закрылась, я взглянул на маэра.
– Нельзя ли спросить у вашей светлости зачем?
– Чтобы ему не пришлось лгать. Он не склонен к этому. А то, что вы сказали, разумно. Осторожность есть орудие мудрости.
Я увидел, что его лицо блестит от пота.
– Если не ошибаюсь, ваша светлость, вам предстоит нелегкая ночь.
– В последнее время у меня все ночи нелегкие, – с горечью ответил он. – Чем эта будет хуже предыдущей?
– Офалум, ваша светлость. Ваше тело жаждет его. Через пару дней худшее останется позади, но до тех пор вас ждут… значительные неудобства.
– Говорите яснее!
– У вас будут болеть зубы и голова, вы будете обливаться потом, вас будет тошнить, вас будут мучить судороги и спазмы, особенно в ногах и спине. Вы можете потерять контроль над своим кишечником, вас будут попеременно терзать приступы сильной жажды и рвоты.
Я сидел, глядя в пол.
– Извините, ваша светлость.
Под конец описания лицо маэра изрядно вытянулось, однако он сдержанно кивнул.
– Я предпочитаю знать об этом заранее.
– Есть кое-что, что способно облегчить ваши страдания, ваша светлость.
Он немного оживился.
– Например?
– Например, лауданум. Буквально чуть-чуть лауданума, чтобы успокоить тягу вашего тела к офалуму. Есть и еще средства. Неважно, как они называются. Я мог бы заварить вам настой. Еще одна проблема состоит в том, что в вашем теле скопилось большое количество свинца и само по себе это не пройдет.
Это встревожило его куда больше, чем все, что я говорил до сих пор.
– Разве он не выйдет естественным путем?
Я покачал головой:
– Отравление металлами – коварная штука. Металлы накапливаются в теле. Потребуются специальные усилия, чтобы высосать свинец наружу.
Маэр насупился.
– Дьявольщина! Терпеть не могу пиявок!
– Да нет, ваша светлость, это просто фигура речи. В наше время пиявки ставят только неучи и шарлатаны. Свинец из тела требуется вытянуть.
Я подумал, не сказать ли ему правду – что он, по всей вероятности, так и не сумеет окончательно избавиться от него по гроб жизни, – но решил оставить эти сведения при себе.
– А вы это сделать можете?
Я надолго задумался.
– Пожалуй, никого лучше меня вам не найти, ваша светлость. Университет далеко. Бьюсь об заклад, из десяти здешних врачей едва ли один обучен толком, к тому же я не знаю, кто из них водит дружбу с Кавдикусом.
Я поразмыслил еще и покачал головой:
– Я знаю как минимум полсотни людей, которые управились бы с этим лучше меня, но все они за тысячу миль отсюда.
– Я ценю вашу честность.
– Большую часть необходимых припасов я могу отыскать внизу, в Северене-Нижнем. Однако…
Я умолк, надеясь, что маэр поймет, к чему я клоню, и избавит меня от неприятной необходимости просить денег.
Он непонимающе смотрел на меня:
– Однако?
– Мне потребуются деньги, ваша светлость. То, что вам необходимо, добыть не так-то просто.
– О да, конечно!
Он достал кошелек и протянул его мне. Я был несколько изумлен, увидев, что у маэра под рукой имеется как минимум один туго набитый кошелек. Я невольно вспомнил напыщенную фразу, которую сказал портному в Тарбеане пару лет тому назад. Что я тогда изрек? «Благородный человек кошелька из рук не выпускает»? Я с трудом удержался от неуместного смешка.
Вскоре вернулся Стейпс. Расторопный дворецкий добыл целую дюжину капелюшек и посадил их в клетку на колесиках размером с добрый шкаф.
– Право же, Стейпс! – воскликнул маэр, когда слуга вкатил в дверь клетку, обтянутую мелкой сеткой. – Вы превзошли себя!
– Где вам угодно ее поставить, сэр?
– Оставьте пока прямо здесь. Я потом велю Квоуту ее подвинуть, куда нужно.
Стейпс был несколько уязвлен.
– Да мне, право, несложно…
– Я знаю, что вы это сделаете с удовольствием, Стейпс. Но я хотел, чтобы вы принесли мне кувшин свежей яблочницы. Я надеюсь, что она поможет мне успокоить желудок.
– Да, конечно! – и дворецкий бросился прочь, затворив за собой дверь.
Как только он удалился, я подошел к клетке. Крохотные птички, похожие на самоцветы, перепархивали с жердочки на жердочку со стремительностью, неуловимой для глаз. Я услышал, как маэр произнес:
– Славные пташки. В детстве они меня буквально завораживали. Я еще, помню, думал, как чудесно было бы целыми днями питаться одним только сахаром…
Снаружи к клетке было прикручено три кормушки: стеклянные трубочки, наполненные сладкой водой. Носики двух кормушек были сделаны в виде маленьких цветков селаса, третий выглядел как стилизованный ирис. Идеальные питомцы для аристократов. Кто еще может себе позволить каждый день кормить птичек сахаром?