Это заставило меня улыбнуться.
– Да все, что угодно, лучше, чем трюмные лампы! – сказал я, взяв стрелохват в руки. – Это твоя работа?
Он покачал головой.
– Мои ушли месяц тому назад. Они долго не залеживаются. Ты очень умно придумал, что назначил за них такую низкую цену.
Я повертел стрелохват в руках и увидел на металле надпись. Угловатые буквы были глубоко врезаны в металл, очевидно, они были частью формы. «Бескровный».
Я поднял голову и посмотрел на Бэзила. Он усмехнулся.
– Ты же уехал, не дав ему подходящего названия, – сказал он. – А потом Килвин подогнал схему под стандарты и внес ее в записи. Надо же было его как-то назвать, прежде чем выставить на продажу.
Бэзил перестал улыбаться.
– А это было как раз тогда, когда прошел слух, что ты погиб в море. И Килвин привел магистра Элодина…
– Чтобы дать вещи достойное имя, – сказал я, все еще вертя его в руках. – Ну да, конечно.
– Килвин немного поворчал, – сказал Бэзил. – Что это, мол, ерунда и показуха. Но название прижилось.
Он пожал плечами, наклонился, пошарил и достал конторскую книгу.
– Ну ладно, деньги-то забирать будешь? – он принялся листать страницы. – Сейчас, наверно, уже немало накопилось. Их многие делают.
Он отыскал нужную страницу и провел пальцем вдоль строки.
– Ага, вот. Пока что продано двадцать восемь…
– Бэзил, – перебил я, – я вообще не понимаю, о чем речь. Килвин же уже заплатил мне за первый, который я сделал.
Бэзил нахмурил лоб.
– Ну как же, комиссия! – сказал он. Потом, видя мой недоумевающий взгляд, пояснил: – Каждый раз, как хранилище что-то продает, фактная получает тридцать процентов комиссионных, а владелец схемы – десять.
– А я думал, хранилище получает все сорок! – изумился я.
Он дернул плечом.
– Обычно – да. Старые-то схемы почти все принадлежат хранилищу. Многое изобретено уже давно. Но за новинки…
– А Манет мне этого не говорил, – сказал я.
Бэзил виновато поморщился.
– Старина Манет – просто рабочая лошадка, – вежливо сказал он. – Но не самый изобретательный человек. Сколько он уже здесь, лет тридцать? Не думаю, что он создал хотя бы одну новую схему.
Он полистал книгу, проглядывая страницы.
– У большинства настоящих артефакторов есть хоть одно изобретение, и они этим гордятся, даже если это что-то довольно бесполезное.
У меня в голове завертелись цифры.
– То есть это десять процентов с каждых восьми талантов… – пробормотал я, потом поднял глаза: – Это, получается, у меня там двадцать два таланта?
Бэзил кивнул, глядя в конторскую книгу.
– Двадцать два таланта четыре йоты, – сказал он, доставая карандаш и листок бумаги. – Тебе все сразу отдать?
Я ухмыльнулся.
Когда я отправился в Имре, кошелек у меня был такой тяжелый, что я опасался захромать. Я зашел к Анкеру и взял свою котомку, повесив ее на другое плечо, для равновесия.
Я бродил по городу, лениво обходя все места, где прежде бывали мы с Денной, и гадал, где-то она сейчас.
Завершив свои ритуальные поиски, я отправился в переулок, где воняло тухлым салом, и поднялся по узкой лесенке. Я энергично постучался в двери Деви, выждал, постучался еще раз, громче.
Послышался звук отодвигаемого засова и отпираемого замка. Дверь приоткрылась, в щелочку на меня уставился бледно-голубой глаз. Я улыбнулся.
Дверь медленно распахнулась. Деви стояла в дверях и тупо смотрела на меня, уронив руки.
Я вопросительно приподнял бровь.
– Как? – спросил я. – А где остроумное приветствие?
– Я о делах через порог не разговариваю, – машинально ответила она. Голос у нее был абсолютно бесцветный. – Входи.
Я ждал, но она не освободила мне проход. Из комнаты у нее за спиной пахло корицей и медом.
– Деви, – спросил я, – с тобой все в порядке?
– Ты, это… – она умолкла, не сводя с меня глаз. Голос у нее был ровный и безжизненный. – Ты же вроде как умер.
– Я надеюсь всех разочаровать в этом, как и во многом другом, – сказал я.
– Я была уверена, что это все он, – продолжала Деви. – Баронство его отца зовется «Пиратскими островами». Я была уверена, что он это сделал потому, что мы подожгли его номер. Пожар-то устроила я, но он этого знать не мог. А видел он только тебя. Тебя да еще того сильдийца.
Деви подняла на меня глаза, щурясь от света. Эльфийское личико гелет всегда было светлокожим, но я впервые увидел, чтобы она побледнела.
– А ты возмужал, – сказала она. – Я почти забыла, какой ты высокий.
– А я почти забыл, какая ты хорошенькая, – сказал я. – Но тут уж я ничего не могу поделать.
Деви по-прежнему стояла в дверях, бледная, глядя на меня во все глаза. Я встревожился, подступил ближе и коснулся ее руки. Она не отстранилась, как я ожидал. Только посмотрела на мою ладонь.
– Ну, а как же пошутить? – слегка поддел я. – Обычно ты куда острей на язык!
– Боюсь, мне сейчас не по силам состязаться с тобой в остроумии, – сказала она.
– Да я никогда и не думал, будто ты способна потягаться со мной в остроумии, – сказал я. – Просто, знаешь, хочется иногда поболтать о том о сем.
На губах Деви расцвела улыбка, и щеки чуть-чуть порозовели.
– Ах ты, конская задница! – воскликнула она.
– О, уже лучше! – обрадовался я и вытащил ее за дверь, на свет ясного осеннего денька. – Я так и знал, что для тебя не все потеряно.
Мы вдвоем дошли до ближайшего трактира, и благодаря полпиву и внушительному обеду Деви мало-помалу оправилась от шока из-за моего нежданного воскрешения. Вскоре она вновь стала самой собой, ядовитой и острой на язычок, и мы перекидывались шутками за кружками пряного сидра.
Потом мы вернулись в ее квартирку за лавкой мясника, и тут Деви обнаружила, что забыла запереть дверь.
– Тейлу милосердный! – воскликнула она, войдя и лихорадочно озираясь по сторонам. – Это впервые в жизни!
Осмотревшись, я увидел, что у нее дома мало что переменилось с тех пор, как я бывал тут в последний раз, разве что второй книжный шкаф был заполнен почти наполовину. Я принялся читать заглавия, пока Деви шарила по другим комнатам, чтобы удостовериться, что ничего не пропало.
– Хочешь что-нибудь позаимствовать? – спросила она, вернувшись в комнату.
– Вообще-то, – сказал я, – я принес кое-что для тебя.
Я положил свою котомку на ее стол и, порывшись, извлек плоский прямоугольный сверток, завернутый в клеенку и перевязанный бечевкой. Котомку я положил на пол, а сверток подвинул к ней.
Деви недоверчиво подошла к столу, потом села и развернула сверток. Внутри оказался экземпляр «Целум тинтуре», который я спер из библиотеки Кавдикуса. Не то чтобы особая редкость, однако же полезное подспорье для алхимика, изгнанного из архивов. Хотя, разумеется, нельзя сказать, чтобы я особо разбирался в алхимии…
Деви посмотрела на него.
– И сколько это стоит?
Я рассмеялся.
– Это подарок.
Она, прищурившись, взглянула на меня.
– Если ты думаешь, будто за это я продлю тебе заем…
Я покачал головой.
– Просто я подумал, что тебе понравится, – сказал я. – Ну, а заем…
Я достал кошелек и выложил на стол девять полновесных талантов.
– Ну и ну! – сказала Деви, слегка удивленная. – Я смотрю, кто-то съездил с пользой!
Она подняла голову и посмотрела на меня.
– Уверен, что не хочешь обождать до тех пор, пока уплатишь за обучение?
– А я уже, – сказал я.
Деви даже не попыталась взять деньги.
– Мне не хочется оставлять тебя без гроша в начале новой четверти.
Я подкинул на руке кошелек. Он полновесно звякнул – этот звон звучал почти как музыка.
Деви достала ключ, отперла нижний ящик стола и достала одно за другим: мою «Риторику и логику», мои талантовые дудочки, мою симпатическую лампу и кольцо Денны.
Она аккуратно сложила их на столе, но за деньгами тянуться не спешила.
– У тебя еще два месяца до тех пор, как истечет твой срок – год и один день, – сказала она. – Может, ты предпочтешь обождать?
Озадаченный, я посмотрел на деньги, лежащие на столе, потом окинул взглядом комнату Деви. Догадка распустилась в моей голове, точно цветок.
– Дело совсем не в деньгах, да? – спросил я, удивляясь, что мне потребовалось так много времени, чтобы сообразить.
Деви вопросительно склонила голову набок.
Я указал на книжные шкафы, на просторную кровать под бархатным балдахином, на саму Деви. Прежде я этого не замечал, но, хотя ее одежда не была особенно нарядной, покрой и ткань были не хуже, чем у любой аристократки.
– Деньги тут вообще ни при чем, – повторил я. Я посмотрел на книги. Ее собрание стоило никак не меньше пятисот талантов, если оно вообще чего-то стоило. – Ты используешь деньги как наживку. Ты ссужаешь их отчаявшимся людям, которые могут тебе чем-нибудь пригодиться, в надежде, что они не сумеют заплатить. На самом деле ты торгуешь услугами и связями.
Деви негромко хихикнула.
– Деньги – это тоже неплохо, – сказала она, блеснув глазами. – Однако в мире полно вещей, которые ни за какие деньги не купишь. Связи и обязательства стоят гораздо, гораздо дороже!
Я посмотрел на девять талантов, поблескивающие у нее на столе.
– И никакой минимальной ссуды у тебя нет, верно? – спросил я, заранее зная ответ. – Ты говорила это нарочно, чтобы я занимал у тебя все больше и больше. Ты надеялась, что я вырою себе слишком глубокую яму и рано или поздно не сумею расплатиться.
Деви широко улыбнулась.
– Добро пожаловать в игру! – сказала она и принялась собирать монеты. – Спасибо, что согласился сыграть со мной.
Глава 144Меч и шаэд
Теперь, когда кошелек у меня чуть не лопался от денег, а мое обучение оплачивал Алверон, зимняя четверть проходила беззаботно, как прогулка по саду.
Странно и непривычно было не жить нищебродом. Я носил одежду, сшитую по мерке, и мог позволить себе отдавать ее в стирку. Я мог пить кофе или шоколад всякий раз, как захочу. Мне больше не было нужды трудиться до упаду в фактной, я мог ковыряться с чем-то исключительно из любопытства и работать над проектами для собственного удовольствия.