— Зачем ждать? Если бы ты только рассказал кому-нибудь…
— Ну да, — саркастически перебил я. — Уверен, Джеймисон сразу прибежит сюда с коробкой шоколада и пуховой перинкой, если узнает, что под Университетом живет заморенная полоумная студентка. Они запрут ее и залечат, ты это прекрасно понимаешь.
— Не обязательно… — Мола даже не стала заканчивать, зная, что я говорю правду.
— Мола, если люди придут ее искать, она просто юркнет в свои туннели. Они перепугают ее, и я потеряю последний шанс помочь ей.
Мола посмотрела на меня, сложив руки на груди.
— Хорошо. Пока. Но тебе придется снова привести меня сюда. Я принесу ей что-нибудь из своей одежды. Ей будет велико, но все лучше, чем то, что на ней сейчас.
Я покачал головой:
— Не получится. Пару оборотов назад я принес ей подержанное платье. Она говорит, что носить чужую одежду отвратительно.
Мола озадачилась:
— Она не похожа на сильдийку ни капельки.
— Может, ее просто так воспитали.
— Ты сам-то чувствуешь себя лучше?
— Да, — соврал я.
— Ты весь трясешься. — Мола протянула руку. — Давай, обопрись на меня.
Плотнее закутавшись в плащ, я принял ее руку и медленно потащился домой, к Анкеру.
Глава 69
Следующие два оборота новый плащ согревал меня во время случайных походов в Имре, где я пытался найти Денну — все время безуспешно. У меня всегда находился какой-нибудь предлог, чтобы пересечь реку: одолжить книгу у Деви, пообедать с Трепе, поиграть в «Эолиане». Но настоящей причиной была Денна.
Килвин продал остальные излучатели, и мое настроение улучшалось вместе с заживающими ожогами. У меня появились деньги на такую роскошь, как мыло и вторая рубашка взамен сгоревшей. Сегодня я отправился в Имре за бассаловой стружкой, нужной мне для нынешнего проекта: большой симпатической лампы с двумя излучателями, которые я приберег для себя. Я надеялся выручить за нее приличную сумму.
Может показаться странным, что я все время покупал материалы для работы за рекой, но дело в том, что торговцы около Университета, играя на лени студентов, задирали цены. А для меня экономия в пару пенни стоила прогулки.
Закончив дела, я заглянул в «Эолиан». Деоч стоял на своем обычном посту, прислонившись к дверному косяку.
— Я навострил глаз на твою девушку, — сказал он.
Раздраженный тем, насколько, оказывается, мои переживания у всех на виду, я буркнул:
— Она не моя девушка.
Деоч закатил глаза:
— Ладно. Эта девушка. Денна, Дианне, Дианай… или как она сейчас себя называет. Так вот, я не видел ее ни разу. Я даже людей немного поспрашивал, но никто не встречал ее целый оборот. Это значит, что она, скорее всего, уехала. Она это запросто делает.
Я попытался не выдать своего разочарования.
— Тебе не стоило беспокоиться, — сказал я. — Но все равно спасибо.
— Я спрашивал не только для тебя, — признался Деоч. — Я и сам ею интересуюсь.
— Правда? — спросил я как можно нейтральнее.
— Не смотри на меня так. Это не соперничество. — Он криво улыбнулся. — Во всяком случае, теперь. Я, может, и не из вас, университетских, но тоже не лыком шит. И соображу не совать руку в тот же огонь.
Я попытался снова взять себя в руки, изрядно озадаченный: обычно я не позволял своим чувствам разгуливать по лицу так явно.
— Так вы с Денной…
— Станчион все еще меня подкалывает, что я бегал за девчонкой вполовину младше себя. — Деоч сконфуженно пожал широченными плечами. — Но все равно она меня интересует. Правда, теперь она мне уже больше как младшая сестренка.
— А ты давно ее знаешь? — с любопытством спросил я.
— Вот уж не сказал бы, что знаю, парень. Но встретил я ее где-то около двух лет назад. А может, и год с небольшим… — Деоч пробежался обеими руками по светлым волосам, выгнулся и смачно потянулся, так что мышцы заиграли под рубашкой. Потом он расслабился со вздохом, подобным взрыву, и посмотрел на пустой дворик. — Пойдем, дашь старику повод присесть и выпить? — Он мотнул головой в направлении бара.
Я посмотрел на Деоча: высокий, мускулистый, загорелый.
— Старику? Да у тебя еще все волосы и зубы на месте, разве нет? Тебе сколько, тридцать?
— Ничто так не помогает мужчине чувствовать себя стариком, как юная дева. — Он положил руку мне на плечо. — Пойдем, выпей со мной — Мы подошли к длинной стойке из красного дерева, и он пробормотал, глядя на бутылки: — Пиво память притупляет, бренд ее палит огнем, а коль сердце зарыдает, поливай его вином. — Он помолчал и повернулся ко мне, нахмурив лоб. — Не могу вспомнить дальше. А ты помнишь?
— Никогда не слышал подобного, — сознался я. — Но Теккам сообщает, что из всех спиртных напитков только вино подходит для воспоминаний. Он говорит, хорошее вино приносит чистоту и сосредоточенность, а еще придает воспоминаниям успокаивающую окраску.
— Это верно, — сказал Деоч, разглядывая ячейки за стойкой. Потом он достал бутылку и поднес ее к свету. — Рассмотрим-ка ее в розовом свете. — Он захватил два бокала и повел меня в отдельный кабинет в дальнем углу зала.
— Значит, ты знаком с Денной уже некоторое время, — подсказал я, когда он налил нам по бокалу бледно-розового вина.
Деоч откинулся назад и привалился к стене.
— Более или менее. Скорее менее, чем более.
— А какой она была тогда?
Деоч посвятил вопросу куда больше размышлений, чем я ожидал. Несколько долгих минут он молча прихлебывал вино, вынашивая ответ.
— Да такой же, — наконец сказал он. — Конечно, она была моложе, но не могу сказать, что сейчас она выглядит хоть сколько-нибудь старше. Она всегда поражала меня тем, что выглядит старше, чем на самом деле. — Он нахмурился: — Не старше, на самом деле, а…
— Взрослее? — предположил я.
Он потряс головой:
— Нет. Не знаю правильного слова для этого. Это как будто смотришь на огромный дуб. Ты отмечаешь его не потому, что он старше соседних деревьев, и не потому, что выше. В нем просто есть что-то, чего нет в более молодых деревцах, — сложность, цельность, значительность. — Деоч нахмурился в раздражении. — Проклятье, это худшее сравнение, какое у меня выходило.
Улыбка расплылась по моему лицу.
— Приятно видеть, что я не единственный, у кого проблемы с тем, чтобы описать ее словами.
— Да уж, не очень-то она годится для описаний, — согласился Деоч и залпом допил свое вино. Потом поднял бутылку и постучал горлышком по моему бокалу. Я опустошил его, и он снова налил.
Деоч продолжал:
— Она и тогда была такая же неугомонная, дикая и сумасбродная. И так же зацепляла глаз и заставляла замирать сердце. — Он снова пожал плечами. — Короче, такая же была. Чудесный голос, легкий шаг, острый язычок, восхищение мужчин и брань женщин примерно в равных количествах.
— Брань? — переспросил я.
Деоч посмотрел на меня так, словно не понял, о чем я спрашиваю.
— Женщины ненавидят Денну, — просто сказал он, словно повторял то, что мы оба давно знаем.
— Ненавидят? — Эта мысль обескуражила меня. — Почему?
Деоч посмотрел на меня недоверчиво, потом расхохотался.
— О боже, да ты что, и правда ничего не знаешь о женщинах?
При обычных обстоятельствах я бы ощетинился на такой комментарий, но в словах Деоча слышалось только добродушие.
— Подумай сам. Она красива, очаровательна. Мужчины толпятся вокруг нее, как олени во время гона. — Он сделал легкомысленный жест. — Женщины просто обязаны ее ненавидеть.
Я припомнил, как Сим сказал не больше оборота назад о самом Деоче: «Он снова умудрился закадрить самую красивую девушку в заведении. Этого достаточно, чтобы возненавидеть человека».
— Мне всегда казалось, что она совсем одинока, — осмелился сказать я. — Может быть, поэтому?
Деоч мрачно кивнул.
— В этом есть правда. Я никогда не видел ее в компании с другими женщинами, она пользуется у мужчин почти таким же успехом, как… — Он помолчал, подбирая слова для сравнения. — Как… Вот проклятье! — Он сердито засопел.
— Ну, сам знаешь, что говорят: «Найти правильную аналогию так же трудно, как…» — Я изобразил задумчивость. — Как… — И неопределенно махнул рукой.
Деоч рассмеялся и налил еще вина. Я начал расслабляться: такое товарищество изредка появляется между мужчинами, которые сражались с одними и теми же врагами и знавали одних и тех же женщин.
— Тогда она тоже любила вот так исчезать? — спросил я.
Он кивнул:
— Без всякого предупреждения — просто вдруг пропадала. Иногда на оборот. Иногда на месяцы.
— «Нет переменчивее пути, чем у ветра и женской прихоти», — процитировал я. Я собирался сказать это шутливо, но прозвучало горько. — Ты, случайно, не знаешь, почему так?
— Я уже всю голову на этом поломал, — философски ответствовал Деоч. — Полагаю, отчасти такова ее натура. Может, в ней просто есть бродячая кровь.
Моя горечь немного утихла от этих его слов. Когда-то, в моей труппе, отец вдруг заставлял нас сниматься с места и уезжать из города, хотя нас хорошо принимали и публика была щедра. Потом он объяснял мне причину так: злобный взгляд от констебля, слишком много влюбленных вздохов от городских молодух…
Но иногда никаких причин у него не было. «Мы, руэ, рождены, чтобы путешествовать, сынок. Когда моя кровь велит мне идти, я верю ей».
— А по большей части, наверное, виновато ее положение, — продолжил Деоч.
— Положение? — с любопытством переспросил я.
Она никогда не говорила о своем прошлом, когда мы были вместе, и я старался не давить на нее. Я знал, как бывает, когда не хочется распространяться о своей жизни.
— Ну, у нее же нет семьи и средств к существованию. Никаких давних друзей, которые могли бы помочь в затруднительном положении.
— У меня тоже ничего этого нет, — буркнул я: вино прибавило мне мрачности.
— Тут есть разница, — сказал Деоч с оттенком укора. — У мужчины гораздо больше возможностей прокладывать свой путь в мире. Ты нашел себе местечко в Университете, а если бы не получилось, у тебя бы все равно был выбор. — Он многозначительно посмотрел на меня. — А какие варианты у молодой красивой девушки без семьи? Без приданого? Без дома?