Когда я уходил, в выбитую дверь Амброзовых покоев ввалился тучный багроволицый мужчина. Я признал в нем хозяина «Золотого пони».
— Что за чертовщина! Что тут творится? — осведомился он.
— Опасно оставлять непотушенные свечки, — ответил я, обернулся и посмотрел в глаза Амброзу. — Честно говоря, парень, — сказал я ему, — не знаю, чем ты думал. А ведь, казалось бы, член арканума, мог бы вести себя поумнее!
Мы с Вилом, Молой и Деви сидели у того, что осталось от нашего большого костра, когда за деревьями послышались шаги. Фела была одета все так же элегантно, но вынула шпильки из волос, и прическа у нее рассыпалась. Сим осторожно пробирался через лес рядом с ней, машинально убирая ветки с ее пути.
— Где это вас носило? — поинтересовалась Деви.
— Мне пришлось возвращаться из Имре пешком, — объяснила Фела. — А Сим встретил меня на полпути. Не волнуйтесь, матушка, он вел себя вполне благородно.
— Надеюсь, тебе пришлось не слишком тяжко… — сказал я.
— Обед прошел примерно так, как и следовало ожидать, — призналась Фела. — Но вторая половина вечера того стоила!
— Вторая половина? — переспросила Мола.
— На обратном пути Сим сводил меня посмотреть на пожарище в «Пони». И я задержалась, чтобы перекинуться парой слов с Амброзом.
Фела злобно ухмыльнулась.
— Я вела себя как настоящая стерва!
— Ага, — подтвердил Симмон. — Это было блестяще!
Фела, подбоченясь, уставилась на Сима.
— Значит, бросил меня и сбежал, вот как?!
Сим скорчил кислую рожу и взмахнул рукой.
— Слушай, ты, тупая овца! — вскричал он, великолепно подражая винтийскому акценту Амброза. — У меня номер загорелся!
Фела отвернулась и воздела руки.
— Вот только врать мне не надо! Ты смылся с какой-нибудь девкой! Меня еще никогда в жизни так не оскорбляли! Видеть тебя больше не желаю!
Мы разразились аплодисментами. Фела с Симом взялись за руки и раскланялись.
— Только разрешите уточнить, — небрежно заметила Фела, — Амброз все же не использовал выражения «тупая овца».
Руки Сима она, однако, не выпустила.
Симмон слегка смутился.
— А, ну да, конечно. Есть вещи, которых дамам не говорят, даже в шутку.
Он нехотя отпустил руку Фелы и уселся на ствол поваленного дерева. Фела села с ним рядом.
Она наклонилась к нему и что-то шепнула. Сим расхохотался и замотал головой.
— Ну пожалуйста! — сказала Фела, взяв его за локоть. — У Квоута нет при себе лютни. Кто-то же должен нас развлекать!
— Ну ладно, ладно, — сказал Симмон, явно несколько смущенный. Он на миг прикрыл глаза, а потом заговорил звучным голосом:
Устремилась Фела, сверкая очами,
Широко шагая, шурша одеяньем,
Нагрянула к Амброзу, гарью осыпанному,
Мрачно взирал он, хмурился грозно,
Но, страха не ведая, встретила гру…
Дойдя до слова «грудью», Симмон внезапно запнулся и побагровел как свекла. Деви, сидевшая по ту сторону костра, хихикнула.
Вилем, как и подобает верному другу, пришел на выручку с отвлекающим вопросом.
— Слушай, а что за остановки ты делаешь в середине каждой строчки? — спросил он. — Как будто тебе дыхания не хватает.
— Я об этом тоже спрашивала, — улыбнулась Фела.
— Это такая особенность древневинтийской поэзии, — объяснил Сим. — Специальная пауза, «цезура» называется.
— Знаешь, Сим, ты что-то слишком хорошо разбираешься в поэзии, — заметил я. — Я близок к тому, чтобы потерять к тебе уважение.
— Цыц! — сказала Фела. — Мне лично нравится. А тебе просто завидно, что он может сочинять такие стихи на ходу.
— Поэзия — это песня без музыки, — надменно возразил я. — А песня без музыки — как тело без души.
Прежде чем Симмон успел ответить, Вилем поднял руку.
— Пока мы не погрязли в философских спорах, я вынужден сделать одно признание, — торжественно произнес он. — Я обронил в коридоре напротив комнат Амброза стихотворение. Это акростих, повествующий о его неутолимой страсти к магистру Хемме.
Все мы расхохотались, но Симмон отчего-то нашел это особенно забавным. Прошло немало времени, прежде чем он сумел перевести дух.
— Ох, это не могло выйти лучше, даже если бы мы сговорились заранее! — проговорил он. — А я купил несколько предметов дамского туалета и подкинул их к тем, что валяются на улице. Розовые атласные ленточки. Кружавчики. Корсет на китовом усе.
Все снова разразились хохотом. А потом уставились на меня.
— А что сделал ты? — поинтересовалась Деви.
— Только то, что собирался, — скромно ответил я. — Я сделал все, чтобы уничтожить куклу, чтобы я снова мог спокойно спать по ночам.
— Ну, ты опрокинул его ночной горшок, — заметил Вилем.
— Это верно, — признался я. — И еще нашел вот это.
И я показал всем листок бумаги.
— Если это одно из его стихотворений, — сказала Деви, — я тебе советую поскорей его сжечь и вымыть руки.
Я развернул листок бумаги и прочел вслух:
— «Номер 4535: кольцо. Белое золото. Голубой дымный камень. Ремонт оправы и полировка».
Я бережно сложил бумажку и сунул ее в карман.
— Как по мне, — сказал я, — это куда лучше стихотворения.
Сим вытянул шею.
— Это что, закладная на кольцо твоей подружки?
— Если не ошибаюсь, это расписка от ювелира. Но да, это ее кольцо, — сказал я. — И, кстати, она мне не подружка.
— Ничего не понимаю, — сказала Деви.
— Да это то, с чего все началось, — объяснил Вилем. — Квоут пытался вернуть кое-какое имущество, принадлежащее девушке, которая ему нравится.
— А ну-ка, объясните, что к чему, — потребовала Деви. — А то я, похоже, пропустила начало.
Я привалился к валуну, предоставив друзьям рассказывать, как все было.
Этот клочок бумаги Амброз хранил не в комоде. И не на камине, и не на прикроватном столике. Не на подносе с драгоценностями и не на письменном столе.
По правде говоря, он лежал у него в кошельке. Я спер у Амброза кошелек от обиды, через полминуты после того, как он обозвал меня «грязным вороватым руэ». Я сделал это почти машинально, протискиваясь мимо него, когда уходил из его номера в «Пони».
Как ни странно, в кошельке были еще и деньги. Почти шесть талантов. Не такая уж большая сумма для Амброза. Так, весело провести вечер с дамой. Ну а для меня это были огромные деньги. Так что я чувствовал себя почти виноватым оттого, что их спер. Почти.
Глава 34
Вечером, когда я вернулся к Анкеру, записки от Денны там не оказалось. И поутру тоже. Я гадал, отнес ли ей мальчишка мое послание, или он на все плюнул, или уронил письмо в воду, или съел его.
На следующее утро я решил, что настроение у меня слишком хорошее, чтобы портить его, присутствуя при неизбежном безумии занятий Элодина. Поэтому я вскинул на плечо лютню и отправился за реку, искать Денну. Мне потребовалось больше времени, чем я рассчитывал, но все равно не терпелось увидеть ее лицо, когда я верну ей колечко.
Я вошел в ювелирную лавку и улыбнулся человечку, стоявшему за стеклянным прилавком.
— Ну что, кольцо готово?
Он нахмурил лоб.
— Я… я… прошу прощения, сударь?
Я вздохнул, порылся в кармане и наконец вытащил клочок бумаги.
Ювелир взглянул на него, и лицо его озарилось пониманием.
— Ах да! Конечно, конечно. Минуточку.
И шмыгнул в дверь в глубине лавки.
Я немного расслабился. Это была уже третья лавка, куда я зашел. В двух других разговор вышел куда менее приятный.
Человечек выбежал из задней комнаты.
— Прошу вас, сударь!
Он протянул мне кольцо.
— Снова целехонько, как яблочко! И камушек славный, если можно так выразиться.
Я поднял кольцо к свету. Да, это было колечко Денны.
— Отличная работа, — сказал я.
Он улыбнулся в ответ.
— Благодарю вас, сударь. За всю работу — сорок пять пенни.
Я украдкой вздохнул про себя. Ну да, если бы Амброз еще и оплатил работу авансом — это было бы слишком большой удачей… Я посчитал в уме и выложил на стеклянную поверхность прилавка талант и шесть йот. При этом я обратил внимание, что прилавок, служивший одновременно витриной, имеет маслянистую поверхность — это было стекло удвоенной прочности. Я провел по нему рукой, мимоходом подумав, не я ли изготовил его в артной.
Когда ювелир забрал монеты, на глаза мне попалось кое-что еще. Вещица на витрине.
— Вам приглянулась какая-нибудь безделушка? — вкрадчиво спросил ювелир.
Я указал на ожерелье в центре витрины.
— У вас отменный вкус, — заметил ювелир, доставая ключ и отпирая панель в задней части прилавка. — Совершенно исключительная вещь. Мало того что оправа весьма элегантна, так еще и сам камень на редкость хорош. Нечасто встретишь изумруд такого качества и при этом каплевидной огранки.
— Ваша работа? — спросил я.
Ювелир испустил тяжкий вздох.
— Увы, не могу похвастаться таким успехом. Его принесла молодая дама несколько оборотов тому назад. Похоже, деньги ей были нужнее украшения, и мы с ней договорились.
— А сколько бы вы за него хотели? — спросил я так небрежно, как только мог.
Он назвал сумму. Это были безумные деньги. Больше, чем я когда-либо видел одновременно. На такую сумму женщина спокойно могла бы прожить в Имре в течение нескольких лет. Достаточно, чтобы купить хорошую новую арфу. Достаточно, чтобы купить лютню из чистого серебра. Или, скажем, футляр для такой лютни.
Ювелир снова вздохнул и покачал головой, скорбя о несовершенстве мира.
— Жаль, жаль, — сказал он. — Кто знает, что побуждает юных дам идти на такие жертвы?
Потом он поднял голову, улыбнулся, вытащил каплевидный изумруд на свет и посмотрел на меня выжидающе.
— И тем не менее ее убыток — ваша прибыль!
Поскольку Денна упоминала в записке «Быка и бочонок», я решил начать поиски именно оттуда. Футляр с лютней казался мне куда тяжелее теперь, когда я знал, чем она пожертвовала, чтобы за него заплатить. И тем не менее за добро платят добром, и я надеялся, что, вернув кольцо, хотя бы отчасти с ней расквитаюсь.