По мере того, как я говорил, рука маэра мало-помалу отодвигалась все дальше от пузырька. Лицо его уже не было яростным и гневным. Взгляд сделался растерянным, почти напуганным, но зато вновь стал ясным, как если бы страх пробудил некую внутреннюю осторожность.
— Это сказал вам Кавдикус, — предположил маэр, но голос его звучал неуверенно.
— Неужто Кавдикус стал бы обсуждать подробности вашей болезни с посторонним? — осведомился я. — Я опасаюсь за вашу жизнь, ваша светлость. И если мне придется нарушить приличия ради того, чтобы вас спасти, я это сделаю. Дайте мне две минуты на то, чтобы высказаться, и вы получите доказательства!
Алверон медленно кивнул.
— Я не стану утверждать, будто знаю, что именно входит в него, — я указал на пузырек. — Но основное, что вас отравляет, — это свинец. Это объясняет и слабость, и боль в мышцах и внутренностях. И рвоту, и паралич.
— Паралича у меня нет.
— Хм… — я окинул его критическим взглядом. — Это хорошо. Но тут ведь не только свинец. Я так понимаю, что там еще изрядная доза офалума, который сам по себе не яд.
— А что же это тогда?
— Ну, скорее лекарство, точнее, наркотик.
— Так что же это тогда? — бросил он. — Отрава или лекарство?
— Вы, ваша светлость, когда-нибудь принимали лауданум?
— Да, как-то раз, когда был моложе, чтобы уснуть со сломанной ногой.
— Так вот, офалум обладает похожим действием, но его обычно избегают применять, потому что он вызывает очень сильное привыкание.
Я помолчал.
— Его добывают из смолы деннера.
Услышав это, маэр побледнел, и глаза его сделались совершенно ясными. Про сладкоедов знали все.
— Я подозреваю, что он стал добавлять его, потому что вы нерегулярно принимали лекарство, — сказал я. — Офалум должен был заставить вас с нетерпением ждать новой дозы и в то же время облегчать ваши страдания. Это также объясняет, отчего вас тянет на сладкое, приступы потливости и странные сны, которые вам снятся. Что же он туда еще положил? — задумался я вслух. — Вероятно, шовный корень или маниум, чтобы вас пореже тошнило. Умно. Жестоко и умно.
— Не так уж умно, — маэр улыбнулся одними губами. — Он все же не сумел меня убить.
Я поколебался, но наконец решился сказать ему правду:
— Убить вас, ваша светлость, было бы несложно. Он мог бы без труда растворить в этом пузырьке, — я поднял пузырек повыше, — достаточно свинца, чтобы вас убить. А вот сделать так, чтобы вы заболели, не убив и не парализовав вас, — это действительно трудно.
— Но для чего? Зачем ему травить меня, если не затем, чтобы убить?
— Ну, эту загадку вашей светлости разрешить будет проще, чем мне. Вы лучше меня знаете, какие интриги тут могут быть замешаны.
— Но для чего ему вообще меня травить? — маэр был искренне озадачен. — Я щедро ему плачу. Он живет при дворе, в почете. Он может свободно заниматься своими проектами и путешествовать, когда захочет. Он прожил тут уже десять лет. С чего бы вдруг?
Он покачал головой.
— Говорю вам, это совершенно бессмысленно!
— Ради денег? — предположил я. — Говорят, всякий человек имеет свою цену.
Маэр все качал головой с недоумением, потом вдруг остановился и посмотрел на меня.
— Нет. Только что вспомнил. Я заболел задолго до того, как Кавдикус принялся меня пользовать.
Он умолк, задумался.
— Да, верно. Я обратился к нему, желая узнать, сможет ли он исцелить мою болезнь. А симптомы, о которых вы говорите, появились лишь через несколько месяцев после того, как он принялся меня лечить. Это не мог быть он.
— Ваша светлость, свинец в малых дозах действует медленно. Если он намеревался вас отравить, вряд ли он хотел бы, чтобы вас стошнило кровью через десять минут после того, как вы примете его снадобье.
Я внезапно вспомнил, с кем говорю.
— Ох, простите, ваша светлость! Я неудачно выразился.
Он сухо кивнул в знак того, что извинения приняты.
— Слишком многое из того, что вы говорите, похоже на правду, и я не могу этим пренебречь. И тем не менее я все еще не верю, что Кавдикус мог так поступить.
— Мы можем это проверить, ваша светлость.
Он взглянул на меня.
— Каким образом?
— Велите принести к вам в комнаты полдюжины птиц. Лучше всего подойдут капелюшки.
— Капелюшки?
— Такие крохотные, яркие, красно-желтые пташки, — я развел пальцы сантиметров на пять. — Они просто кишат у вас в садах. И пьют нектар из цветков селаса.
— А-а! У нас их зовут «мимолетками».
— Так вот, мы подмешаем ваше лекарство в их нектар и посмотрим, что будет.
Он помрачнел.
— Если, как вы говорите, свинец действует медленно, на это уйдет несколько месяцев. А я не собираюсь в течение нескольких месяцев обходиться без лекарства на основании ваших необоснованных фантазий.
По его тону я понял, что он снова готов взорваться.
— Птички весят куда меньше вас, ваша светлость, и обмен веществ у них куда быстрее. Мы увидим последствия в течение одного-двух дней.
«Ну, я надеюсь».
Он поразмыслил над этим.
— Хорошо, — сказал он и взял со столика колокольчик.
Я поспешно заговорил, прежде чем он успел позвонить:
— Нельзя ли попросить вашу светлость выдумать какой-нибудь предлог, для чего вам потребовались эти птички? Осторожность не помешает…
— Стейпса я знаю всю жизнь, — твердо ответил маэр. Взгляд его был ясным и пронзительным, как никогда. — Я доверяю ему свои земли, свой сейф и свою жизнь. И я не желаю слышать предположений, будто на него нельзя положиться!
В его голосе звучала несокрушимая уверенность.
Я потупился.
— Хорошо, ваша светлость.
Он позвонил в колокольчик. Не прошло и пары секунд, как на пороге показался дородный дворецкий.
— Да, сэр?
— Стейпс, мне недостает прогулок в саду. Не могли бы вы добыть мне полдюжины мимолеток?
— Мимолеток, сэр?
— Да, — сказал маэр таким тоном, словно заказывал обед. — Славные пташки. Мне кажется, их пение поможет мне уснуть.
— Я попробую что-нибудь сделать, сэр.
Прежде чем закрыть дверь, Стейпс мрачно зыркнул на меня.
После того как дверь закрылась, я взглянул на маэра.
— Нельзя ли спросить у вашей светлости зачем?
— Чтобы ему не пришлось лгать. Он не склонен к этому. А то, что вы сказали, разумно. Осторожность есть орудие мудрости.
Я увидел, что его лицо блестит от пота.
— Если не ошибаюсь, ваша светлость, вам предстоит нелегкая ночь.
— В последнее время у меня все ночи нелегкие, — с горечью ответил он. — Чем эта будет хуже предыдущей?
— Офалум, ваша светлость. Ваше тело жаждет его. Через пару дней худшее останется позади, но до тех пор вас ждут… значительные неудобства.
— Говорите яснее!
— У вас будут болеть зубы и голова, вы будете обливаться потом, вас будет тошнить, вас будут мучить судороги и спазмы, особенно в ногах и спине. Вы можете потерять контроль над своим кишечником, вас будут попеременно терзать приступы сильной жажды и рвоты.
Я сидел, глядя в пол.
— Извините, ваша светлость.
Под конец описания лицо маэра изрядно вытянулось, однако он сдержанно кивнул.
— Я предпочитаю знать об этом заранее.
— Есть кое-что, что способно облегчить ваши страдания, ваша светлость.
Он немного оживился.
— Например?
— Например, лауданум. Буквально чуть-чуть лауданума, чтобы успокоить тягу вашего тела к офалуму. Есть и еще средства. Неважно, как они называются. Я мог бы заварить вам настой. Еще одна проблема состоит в том, что в вашем теле скопилось большое количество свинца и само по себе это не пройдет.
Это встревожило его куда больше, чем все, что я говорил до сих пор.
— Разве он не выйдет естественным путем?
Я покачал головой.
— Отравление металлами — коварная штука. Металлы накапливаются в теле. Потребуются специальные усилия, чтобы высосать свинец наружу.
Маэр насупился.
— Дьявольщина! Терпеть не могу пиявок!
— Да нет, ваша светлость, это просто фигура речи. В наше время пиявки ставят только неучи и шарлатаны. Свинец из тела требуется вытянуть.
Я подумал, не сказать ли ему правду — что он, по всей вероятности, так и не сумеет окончательно избавиться от него по гроб жизни, — но решил оставить эти сведения при себе.
— А вы это сделать можете?
Я надолго задумался.
— Пожалуй, никого лучше меня вам не найти, ваша светлость. Университет далеко. Бьюсь об заклад, из десяти здешних врачей едва ли один обучен толком, к тому же я не знаю, кто из них водит дружбу с Кавдикусом.
Я поразмыслил еще и покачал головой.
— Я знаю как минимум полсотни людей, которые управились бы с этим лучше меня, но все они за полторы тысячи километров отсюда.
— Я ценю вашу честность.
— Большую часть необходимых припасов я могу отыскать внизу, в Северене-Нижнем. Однако…
Я умолк, надеясь, что маэр поймет, к чему я клоню, и избавит меня от неприятной необходимости просить денег.
Он непонимающе смотрел на меня.
— Однако?
— Мне потребуются деньги, ваша светлость. То, что вам необходимо, добыть не так-то просто.
— О да, конечно!
Он достал кошелек и протянул его мне. Я был несколько изумлен, увидев, что у маэра под рукой имеется как минимум один туго набитый кошелек. Я невольно вспомнил напыщенную фразу, которую сказал портному в Тарбеане много лет тому назад. Что я тогда изрек? «Рука джентльмена никогда не бывает далеко от кошелька»? Я с трудом удержался от неуместного смешка.
Вскоре вернулся Стейпс. Расторопный дворецкий добыл целую дюжину капелюшек и посадил их в клетку на колесиках размером с добрый шкаф.
— Право же, Стейпс! — воскликнул маэр, когда слуга вкатил в дверь клетку, обтянутую мелкой сеткой. — Вы превзошли себя!
— Где вам угодно ее поставить, сэр?
— Оставьте пока прямо здесь. Я потом велю Квоуту ее подвинуть, куда нужно.
Стейпс был несколько уязвлен.
— Да мне, право, несложно…