и обезоружить неосторожного противника. Она сказала, что у меня отличный плащ, очень прочный и ноский, но как будто не заметила в нем ничего необычного.
Дни шли за днями. Я по-прежнему спарринговал с Целеаной и наконец-то научился защищать свое драгоценное мужское достоинство от всех возможных посягательств. Постепенно я сделался достаточно опытен, чтобы мы почти сравнялись в счете, так что я побеждал ненамного реже, чем проигрывал.
Иногда я даже разговаривал за трапезой с Пенте. Мне было приятно, что тут есть еще один человек, который мне иногда улыбается.
И все же мне сделалось не по себе в Хаэрте. Я был слишком близок к катастрофе. Говоря с Вашет, я теперь дважды обдумывал каждое слово. А некоторые слова — и трижды.
И, хотя Вашет с виду вновь была прежней, ехидной и улыбчивой, время от времени я ловил ее на том, что она следит за мной мрачным пристальным взглядом.
Со временем напряжение между нами мало-помалу рассеивалось, исчезая так же медленно, как синяки у меня на лице. Мне хочется думать, что в конце концов оно бы растаяло совсем. Но нам не дали на это времени.
Это случилось как гром средь ясного неба.
Вашет отворила мне на стук. Но, вместо того чтобы выйти наружу, она осталась стоять на пороге.
— Завтра у тебя испытание, — сказала она.
В первую секунду я не понял, о чем она говорит. Я настолько сосредоточился на фехтовании, на спаррингах с Целеаной, на языке, на летани, что почти забыл, для чего это все.
Я было вспыхнул воодушевлением, но в следующий момент в животе возник ледяной ком.
— Завтра? — тупо переспросил я.
Она кивнула и слабо улыбнулась, глядя на меня.
Ее сдержанная реакция меня отнюдь не ободрила.
— Так скоро?
— Шехин думает, что так будет лучше. Если ждать еще месяц, может раньше времени выпасть снег, это помешает тебе спокойно уйти своей дорогой.
Я поколебался и все-таки сказал:
— Ты что-то недоговариваешь, Вашет.
Она снова слабо улыбнулась и пожала плечами.
— Тут ты прав, хотя Шехин считает, что ждать неразумно. Ты обаятелен на свой, варварский лад. Чем дольше ты здесь живешь, тем больше людей начнут хорошо к тебе относиться.
Я ощутил, как лед проник в мое нутро еще глубже.
— И, если меня придется искалечить, будет лучше, если это будет сделано до того, как многие догадаются, что я — человек, а не какой-то безликий варвар, — резко сказал я — далеко не так резко, как мне хотелось бы.
Вашет отвела взгляд, потом кивнула.
— Ты, наверно, не слышал об этом… Третьего дня Пенте подбила глаз Карсерет, они поссорились из-за тебя. И Целеана тоже к тебе привязалась, она рассказывает о тебе другим детям. Они подсматривают из-за деревьев, как ты занимаешься.
Она помолчала.
— И не только дети.
За прошедшее время я узнал достаточно, чтобы правильно понять сделанную Вашет паузу. Внезапно и ее сдержанность, и ее молчание стали куда понятнее.
— Шехин должна заботиться об интересах школы, — сказала Вашет. — Ей следует принимать решения в соответствии с тем, что правильно. Она не может позволить себе менять решения только из-за того, что некоторые из нас к тебе привязались. В то же время, если она примет верное решение, а многие из школы останутся этим недовольны, это тоже нехорошо.
Она снова пожала плечами.
— Вот так.
— А я готов?
Вашет долго не отвечала.
— Это непростой вопрос, — сказала она наконец. — Быть принятым в школу — это вопрос не только мастерства. Это проверка на годность. Если кто-то из нас потерпит неудачу, мы можем попытаться еще раз. Темпи проходил испытание четырежды, прежде чем его приняли. У тебя будет только один шанс.
Она посмотрела мне в глаза.
— И готов ты или нет, но время настало.
Глава 123
На следующее утро Вашет пришла за мной, когда я заканчивал завтракать.
— Идем, — сказала она. — Карсерет всю ночь молилась, чтобы налетела буря, но пока что ветер просто порывистый.
Я не понял, к чему она это сказала, но спрашивать мне не хотелось. Я отдал свою деревянную тарелку, обернулся и увидел Пенте. На скуле у нее желтел продолговатый синяк.
Пенте ничего не сказала, просто стиснула мои руки, открыто демонстрируя поддержку. И крепко меня обняла. Я удивился, обнаружив, что она мне по грудь. Я и забыл, какая она маленькая. В столовой было даже тише обычного. Никто на меня не пялился, но смотрели все.
Вашет привела меня в крохотный парк, где мы встретились впервые, и приступила к обычной разминке. Привычные движения успокоили меня, тревога притупилась и ушла вглубь. Когда мы закончили разминку, Вашет повела меня в тайную долину, где росло меч-дерево. Меня это не удивило. Где же еще проводить испытания?
По лужайке вокруг дерева было рассеяно человек десять. Многие были одеты в красные наемничьи одежды, но я увидел троих в светлых нарядах. Я так понял, что это важные члены общины, а может, наемники, ушедшие на покой, но по-прежнему поддерживающие отношения со школой.
Вашет указала на дерево. Поначалу я подумал, будто она хочет привлечь мое внимание к его движению. День, как она и говорила, выдался довольно ветреный, и ветви бешено раскачивались в пустынном небе. Потом я различил на фоне ствола блеск металла. Приглядевшись, я увидел там меч, привязанный к стволу.
Я вспомнил, как Целеана плясала среди острых листьев, чтобы добежать до ствола и хлопнуть по нему ладонью. Ну конечно!
— У подножия дерева лежит несколько предметов, — сказала Вашет. — Испытание состоит в том, что ты должен подойти, выбрать один из них и принести его обратно.
— Так это испытание? — осведомился я. Это прозвучало несколько резче, чем мне хотелось. — Что же ты мне не сказала?
— А что же ты не спросил? — сухо отпарировала она. Потом мягко коснулась моей руки. — Я бы тебе сказала. Со временем. Но я понимала, что, если скажу об этом слишком рано, ты непременно попробуешь его пройти — и поранишься.
— Ну, слава богу, это мы приберегли на сегодня! — сказал я, потом вздохнул. Извинение помимо воли. — А что будет, если я туда пойду и меня порежет на ленточки?
— Ну, обычно без порезов не обходится, — сказала Вашет и, оттянув ворот рубахи, продемонстрировала пару знакомых бледных и тонких шрамов у себя на плече. — Весь вопрос в том, сильно ли тебя порежет, где именно и как ты себя будешь при этом вести.
Она повела плечом, сдвинув рубаху на место.
— Порезы обычно бывают неглубокие, главное, береги лицо и шею. Места, где сосуды и связки лежат ближе всего к поверхности тела. Порез на груди или предплечье заживет быстро. А вот отрезанное ухо — едва ли.
Я посмотрел на дерево. Налетел новый порыв ветра, и оно бешено замахало ветвями.
— А что мешает подползти туда на четвереньках?
— Гордость, — сказала она, ловя мой взгляд. — Хочешь ли ты прослыть тем, кто во время испытания ползал на четвереньках?
Я кивнул. Для меня это было особенно важно. Я был варвар, мне вдвойне следовало показать себя.
Я снова посмотрел на дерево. От границы машущих ветвей до ствола было метров десять. Я подумал о шрамах, которые видел на теле Темпи, на лице Карсерет…
— Значит, это проверка на выдержку, — сказал я. — Проверка на гордость.
— И на многое другое, — сказала Вашет. — Очень многое значит твое поведение. Можно, конечно, закрыть лицо руками и броситься вперед. В конце концов, прямой путь самый короткий. Но что это о тебе говорит? Кто ты, бык, что атакует, не разбирая дороги? Животное, лишенное ловкости и находчивости?
Она нахмурилась и покачала головой.
— От своего ученика я жду большего.
Я сощурился, пытаясь разглядеть, какие другие предметы разложены вокруг дерева.
— Я так понимаю, спрашивать, какой выбор считается правильным, не положено?
— Правильных выборов много. А неправильных намного больше. Каждому — свое. О многом говорит тот предмет, который ты принесешь с собой. И то, как ты будешь держаться.
Она пожала плечами.
— Шехин примет во внимание все это, прежде чем решить, принимать ли тебя в школу.
— А если решать будет Шехин, что тут делают все остальные?
Вашет заставила себя улыбнуться, и я увидел, что в глубине ее глаза таится тревога.
— Шехин не представляет собой всю школу.
Она указала на адемов, стоящих вдалеке вокруг меч-дерева.
— А тем более не она одна представляет собой весь путь Латанты.
Я огляделся и увидел, что эти несколько человек, которые были не в красном, одеты не просто в светлое, а в белое. То были главы других школ. Они явились сюда, чтобы посмотреть, как варвар пройдет испытание.
— Так всегда бывает? — спросил я.
Вашет покачала головой.
— Я могла бы сделать вид, что ничего не знаю. Но, подозреваю, это Карсерет всех известила.
— И они могут заставить Шехин изменить решение? — спросил я.
Вашет покачала головой.
— Нет. Это ее школа, ей и решать. Никто не станет оспаривать ее права.
Ее рука, висевшая вдоль бока, сделала жест. «Однако…»
— Ну ладно… — сказал я.
Вашет взяла мою руку обеими своими, стиснула ее и отпустила.
Я пошел к меч-дереву. На миг ветер поулегся, и густая крона плакучих ветвей напомнила мне дерево, где я встретил Ктаэха. Мысль была неутешительная.
Я смотрел на крутящиеся листья, стараясь не думать о том, какие они острые. Как они вонзятся в мою плоть. Как они вопьются в тонкую кожу кистей и рассекут нежные связки…
От границ кроны до безопасного ствола было никак не более десяти метров. Если подумать, не так уж и далеко…
Я вспомнил Целеану, стремительно шныряющую меж листьев. Как она прыгала и отбивала машущие ветви. Если она это может, стало быть, могу и я…
Но, стоило мне подумать об этом, я понял, что это неправда. Целеана тут играла всю свою жизнь. Она была тоненькая, как прутик, проворная, как кузнечик, и вдвое меньше меня ростом. По сравнению с ней я был громадным медведем.