Она снова кивнула, жуя.
— А он тебя видел?
Улыбка снова вспыхнула на ее лице, превратив ее в восьмилетнюю девчонку из восемнадцатилетней.
— Никто меня не видит. Кроме того, он был занят слушанием ветра. — Она сложила руки чашечкой у рта и издала свистящий звук. — Прошлой ночью был хороший ветер для слушания, — доверительно добавила она.
Пока я пытался извлечь смысл из того, что она сказала, Аури прикончила свой хлеб и взволнованно захлопала в ладоши.
— Теперь играй! — сказала она, захлебываясь от восторга. — Играй! Играй!
Усмехнувшись, я вытащил лютню из футляра. Я не мог и желать более восторженной публики, чем Аури.
Глава 54
— Ты сегодня выглядишь как-то по-другому, — заметил Симмон.
Вилем согласно хмыкнул.
— Я и чувствую себя по-другому, — признался я. — Хорошо, но по-другому.
Мы втроем пылили по дороге в Имре. День стоял теплый и солнечный, и мы особенно не спешили.
— Ты выглядишь… спокойным, — продолжал Симмон, пробегая рукой по волосам. — Чтоб я так чувствовал себя, как ты выглядишь.
— Чтоб я так чувствовал себя, как я выгляжу, — буркнул я.
Симмон не хотел сдаваться.
— Ты выглядишь более твердым. — Он скорчил рожу. — Нет. Скорее… тугим.
— Тугим? — Напряжение выдавило из меня смешок, и я немного расслабился. — Как может человек быть тугим?
— Ну, — он пожал плечами, — будто сжатая пружина.
— Это из-за того, как он себя держит, — сказал Вилем, нарушая обычное задумчивое молчание. — Спина прямая, шея вытянута, плечи назад. — Он тыкал пальцем, иллюстрируя свои слова. — Когда он шагает, вся ступня целиком ставится на землю. Не носок, как будто бы он бежит, не пятка, как будто колеблется. Он ступает твердо, заявляя о своем праве на каждый шаг.
Я на секунду смешался, попытавшись пронаблюдать за собой — бесполезное занятие.
Симмон искоса посмотрел на Вилема.
— Кто-то много общается с Кукловодом?
Вилем легким пожатием плеч выразил согласие и бросил камень в Дерево на обочине дороги.
— А кто этот Кукловод, которого вы оба все время упоминаете? — спросил я, чтобы перевести внимание с себя. — Я сейчас помру от любопытства, знаете ли.
— Ты точно можешь помереть, — сказал Вилем.
— Большую часть времени он проводит в архивах, — нерешительно сказал Сим, зная, что касается больной темы. — Трудно будет вас познакомить с тех пор, как… ну, ты знаешь…
Мы подошли к Каменному мосту, древней арке из серого камня, изогнувшейся над рекой Омети между Университетом и Имре — больше пятидесяти метров от одного берега до другого и подъем метров на двадцать в верхней точке. Каменный мост окружало больше легенд и историй, чем любую другую университетскую достопримечательность.
— Сплюнь на удачу, — настоятельно посоветовал Вилем, когда мы начали подниматься на мост, и сразу же проиллюстрировал собственный совет. Симмон последовал его примеру, плюнув с моста с ребяческой щедростью.
Я чуть не сказал: «Удача здесь ни при чем» — слова магистра Арвила, сурово повторяемые тысячи раз в медике. Я с минуту покатал их на кончике языка, поколебался и тоже плюнул.
«Эолиан» располагался в самом сердце Имре, его передняя дверь выходила на центральную мощеную площадь города. Здесь были скамейки, несколько цветущих деревьев и мраморный фонтан, дробящий до тумана брызги над статуей сатира, преследующего группу полуодетых нимф, чья попытка убежать казалась в лучшем случае притворной. Вокруг слонялись хорошо одетые люди, почти треть их — с каким-нибудь музыкальным инструментом. Я насчитал по меньшей мере семь лютней.
Когда мы подошли к «Эолиану», привратник коснулся края широкополой шляпы и отвесил небольшой поклон. Он был двухметрового роста, сильно загорелый и мускулистый.
— Это будет стоить одну йоту, молодой господин. — Он улыбнулся, когда Вилем отдал ему монету.
Потом он повернулся ко мне все с той же солнечной улыбкой. Посмотрев на футляр моей лютни, он поднял бровь:
— Приятно видеть новое лицо. Вы знаете правила?
Я кивнул и отдал ему йоту.
Он повернулся и указал внутрь помещения:
— Видите стойку? — Было трудно не заметить несколько изогнутых метров красного дерева в дальнем углу зала. — Видите, где конец стойки поворачивает к сцене? — Я кивнул. — Человека на табурете?
Если решите побороться за дудочки, он тот, с кем следует поговорить. Звать Станчион.
Мы с ним одновременно отвернулись от зала. Я забросил лютню повыше на плечо.
— Спасибо… — Я сделал паузу, не зная его имени.
— Деоч. — Он снова непринужденно улыбнулся.
Я протянул ему руку во внезапном порыве.
— Деоч значит «пить». Можно, я потом угощу тебя?
Он смотрел на меня долгую секунду, потом рассмеялся — расслабленный счастливый звук, выпрыгивающий прямо из груди, — и сердечно потряс мою руку.
— Буду только рад.
Деоч выпустил мою руку и взглянул мне за спину.
— Симмон, это ты притащил этого молодца?
— На самом деле он меня. — Симмон выглядел немного выбитым из колеи моим кратким обменом любезностями с привратником, но я не мог понять почему. — Не думаю, что кто-нибудь может его куда-нибудь затащить. — Он передал Деочу йоту.
— Охотно верю, — сказал Деоч. — Есть в нем что-то такое, что мне по нраву. Что-то волшебное. Надеюсь, он нам сегодня сыграет.
— Я тоже надеюсь, — сказал я, и мы вошли.
Я оглядел «Эолиан» как можно непринужденней. Приподнятая круглая сцена выходила из стены напротив изогнутой барной стойки из красного дерева. Несколько витых лестниц вели на второй этаж, больше походивший на балкон. Над ним виднелся еще меньший третий этаж, который напоминал высокую антресоль вокруг зала.
Около столиков по всему залу стояли табуреты и стулья, в стенные ниши были утоплены скамьи. Симпатические лампы горели вперемежку со свечами, что наполняло зал естественным светом, не портя воздух дымом.
— Вот это было умно проделано. — Голос Симмона звучал нервно. — Тейлу милосердный, предупреждай меня перед новыми трюками, будь любезен.
— А что? — спросил я. — Ты про привратника? Симмон, ты пуглив, как недозрелая шлюшка. Парень проявил дружелюбие. Мне он понравился. Что за беда, если я предложил ему выпить?
— Деоч — хозяин этого заведения, — коротко пояснил Симмон. — И он со страшной силой ненавидит, когда музыканты подлизываются к нему. Два оборота назад он выбросил отсюда парня, пытавшегося дать ему на чай. — Он пристально посмотрел на меня. — Действительно выбросил. Тот почти до фонтана долетел.
— О-хо-хо, — сказал я, совершенно ошарашенный, и украдкой бросил взгляд на Деоча, который обменивался с кем-то шутками у двери. Я увидел, как напряглись и расслабились здоровенные мускулы на его руке, когда он небрежно махнул в сторону улицы. — Он показался тебе недовольным?
— Нет. В этом-то и загадка.
К нам подошел Вилем.
— Если вы двое прекратите тут топтаться и подойдете к столу, я покупаю первую выпивку, лхин? — Мы прошли к столу, выбранному Вилемом, — недалеко от того места, где у стойки сидел Станчион. — Чего желаете выпить? — спросил Вилем, пока мы с Симмоном усаживались, а я ставил футляр на четвертый стул.
— Коричный мед, — не задумываясь, ответил Симмон.
— Девчонка! — с легким укором сказал Вилем и повернулся ко мне.
— Сидр, — сказал я. — Легкий сидр.
— Две девчонки, — вздохнул он и ушел к стойке.
Я кивнул на Станчиона.
— А он что? — спросил я Симмона. — Я думал, это он хозяин.
— Они вместе. Станчион ведает музыкальной стороной дела.
— Есть еще что-нибудь, что мне надо знать о них? — спросил я. Близость катастрофы при знакомстве с Деочем обострила мое беспокойство.
Симмон покачал головой.
— Я слышал, он довольно веселый дядька, но сам никогда с ним не говорил. Не делай глупостей, и все будет в порядке.
— Спасибо, — саркастически сказал я, отодвигая стул и вставая.
Станчион, человек среднего сложения, одетый в красивую темно-зеленую с черным одежду, оказался обладателем круглого бородатого лица и небольшого брюшка, заметного, только когда он сидел. Он улыбнулся и махнул мне, чтобы я подошел. В другой руке он держал впечатляющих размеров пивную кружку.
— Ну, привет, — жизнерадостно сказал он. — Твой вид внушает большие надежды. Собираешься сыграть нам сегодня вечером? — Он вопросительно поднял бровь.
Теперь, подойдя ближе, я заметил, что волосы Станчиона были темно-рыжего цвета.
— Надеюсь, сэр, — ответил я. — Хотя я планировал немного подождать.
— А, конечно. Мы никогда не показываем людям таланты до того, как сядет солнце.
Он сделал паузу, отпив глоток, и, когда он повернул голову, я увидел свисающую с его уха золотую связку дудочек. Вздохнув, Станчион удовлетворенно вытер рот рукавом.
— На чем ты играешь, на лютне?
Я кивнул.
— Уже знаешь, чем собираешься покорить наши сердца?
— Зависит от многого, сэр. Кто-нибудь играл здесь «Песнь о сэре Савиене Тралиарде»?
Станчион поднял бровь и кашлянул. Погладив бороду свободной рукой, он сказал:
— Ну, вообще-то нет. Кто-то пытался ее изобразить пару месяцев назад, но откусил больше, чем смог проглотить. Пропустил пару аккордов и рассыпался. — Он покачал головой. — Короче говоря, нет. Не в последнее время.
Он еще отхлебнул из кружки и задумчиво проглотил, прежде чем заговорить.
— Большинство людей считают, что песня умеренной сложности позволит им показать свой талант во всей красе, — осторожно сказал он.
Я почувствовал недосказанный добрый совет и не обиделся. «Сэр Савиен» — самая сложная песня, которую я когда-либо слышал. Мой отец был единственным в труппе, кто обладал достаточным искусством, чтобы исполнить ее, и я всего четыре или пять раз слышал, как он поет ее перед публикой. Она длилась всего пятнадцать минут, но эти пятнадцать минут требовали быстрой и точной работы пальцев, создававших два голоса одновременно: мелодию и гармонию.