— Что? — переспросил я.
— Что? — передразнил он меня. — Как ты можешь притворяться таким тупым? Если бы столь красивая девушка смотрела на меня хотя бы одним глазом так, как она смотрела на тебя двумя… Мы бы уже сняли комнату на двоих, так скажу.
— Да мы с ней просто поболтали, — запротестовал я. — Она спрашивала, не покажу ли я ей несколько аккордов для арфы, но я так давно не играл на арфе.
— И еще долго не будешь, если станешь упускать таких красоток, — прямолинейно заявил Вилем. — Она делала все, чтобы как-нибудь за тебя зацепиться.
Сим наклонился ко мне и положил руку на плечо — лучшая поза заботливого друга.
— Квоут, я собирался поговорить с тобой на эту же тему. Если ты не смог понять, что она тобой заинтересовалась, то ты должен признать возможность того, что ты невозможно туп, когда дело касается женщин. Ты не подумывал о священничестве?
— Да вы оба напились, — возмутился я, пытаясь скрыть румянец. — Вы не заметили из нашей беседы, что она дочь городского советника?
— А ты не заметил, — тем же тоном ответствовал Вил, — как она смотрела на тебя?
Я знал, что прискорбно неопытен с женщинами, но не хотел в этом признаваться. Поэтому я отмахнулся от друзей и встал с табурета.
— Что-то я сомневаюсь, что быстрая возня за стойкой — именно то, чего она хотела. — Я выпил глоток воды и расправил плащ. — А теперь пойду найду свою Алойну и выскажу ей глубочайшую благодарность. Как я выгляжу?
— Да какая разница? — спросил Вилем.
Симмон коснулся его локтя.
— Ты что, не видишь? Он замахивается куда выше, чем какая-то советницкая дочка с глубоким вырезом.
Махнув рукой, я отвернулся от них и направился в переполненный зал.
Я не имел ни малейшего представления, как ее найти. Какая-то глупая романтическая составляющая моего существа полагала, что я узнаю ее, как только увижу. Если она хоть вполовину такова, как ее голос, она должна светиться в темном зале, как свеча.
Но пока я так думал, моя более мудрая составляющая шептала в другое ухо.
«Не надейся, — говорила она. — Даже не смей надеяться, что какая-нибудь женщина может гореть так же ярко, как голос, певший партию Алойны».
Голос мудрой части не успокаивал, но отрезвлял. Я научился внимать ему на улицах Тарбеана, где он помогал мне остаться в живых.
Я прошел по первому этажу «Эолиана», ища сам не зная кого. Иногда люди улыбались или махали мне. За пять минут я увидел все лица, какие мог, и поднялся на второй этаж.
Это и в самом деле оказался балкон — вместо ярусов или сидений здесь все выше поднимались столики, давая обзор первого этажа. Я петлял между столиками, ища свою Алойну, а моя мудрая половина продолжала бубнить мне в ухо:
«Не надейся. Все, что ты получишь, это разочарование. Она не будет так прекрасна, как ты воображаешь, и тебя постигнет отчаяние».
Когда я закончил осматривать второй этаж, новый страх начал расти во мне. Она могла уйти, пока я сидел у стойки, пьяный от медеглина и похвал. Мне надо было пойти прямо к ней, упасть на одно колено и поблагодарить от всего сердца. Что, если она ушла? Что, если никто не знает, кто она и куда ушла? Тревога ворочалась под ложечкой, когда я начал подниматься на самый верхний этаж «Эолиана».
«Ну и посмотри, куда тебя привела надежда, — сказал голос. — Она ушла, и все, что у тебя осталось, — эта дурацкая фантазия, которая будет теперь мучить тебя».
Последний этаж оказался самым маленьким из трех — всего лишь тонкий полумесяц, охватывающий три стены высоко над сценой. Здесь столики и скамейки стояли реже и занятых было меньше. Я заметил, что посетители этого этажа в основном сидят парами, и почувствовал себя так, будто подглядываю, ходя от столика к столику.
Пытаясь выглядеть естественно, я смотрел на лица тех, кто сидел за столиками, беседуя или выпивая. Подходя к последнему столику, я занервничал еще больше. Было невозможно сделать это случайно, потому что он находился в углу. Там сидела парочка: один со светлыми волосами, другой с темными, оба спиной ко мне.
Когда я приблизился, светловолосый человек рассмеялся, и я разглядел гордое лицо с тонкими чертами. Мужчина. Я обратил все внимание на женщину рядом с ним — женщину с длинными темными волосами. Моя последняя надежда. Я знал, что это должна быть моя Алойна.
Обогнув стол, я увидел ее лицо. Точнее, его — они оба оказались мужчинами. Моя Алойна ушла. Я потерял ее, и от этого понимания я почувствовал, как сердце сорвалось со своего места в груди и упало куда-то в пятки.
Сидящие подняли глаза, и светловолосый улыбнулся мне.
— Смотри-ка, Триа, юный шестиструнник пришел предложить нам свои услуги. — Он оглядел меня с ног до головы. — А ты хорошенький. Хочешь выпить с нами?
— Нет, — промямлил я смущенно. — Я просто искал кое-кого.
— Ну, кое-кого ты нашел, — непринужденно сказал он, касаясь моей руки. — Меня зовут Фаллон, а это Триа. Иди сюда, выпей. Я обещаю не давать Триа увести тебя домой. Он питает ужасную слабость к музыкантам. — Фаллон очаровательно улыбнулся мне.
Я пробормотал извинения и сбежал, слишком смущенный, чтобы беспокоиться, не выставил ли себя ослом.
Опустошенный, я шел к лестнице, и мое мудрое «я» учуяло возможность побранить меня.
«Вот что получается из надежды, — говорило оно. — Ничего хорошего. И даже лучше, что ты упустил ее. Она никак не может быть равной своему голосу. Такому голосу — прекрасному и опасному, как горящее серебро, как лунный свет на речных камнях, как перышко на губах».
Я шел к лестнице, глядя в пол, чтобы никто не втянул меня в разговор.
И тут я услышал голос — голос как горящее серебро, как поцелуй в висок. Воспрянув сердцем, я поднял взгляд и понял, что это моя Алойна. Я поднял взгляд и смог подумать только одно: «Прекрасна».
Прекрасна.
Глава 57
Баст медленно потянулся и оглядел комнату. Наконец короткий запал его терпения догорел:
— Реши?
— Хм? — посмотрел на него Квоут.
— А что потом, Реши? Ты с ней поговорил?
— Конечно, я с ней поговорил. Не было бы никакой истории, если бы я этого не сделал. Рассказать эту часть просто. Но сначала я должен ее описать. И я не знаю, как это сделать.
Баст заерзал.
Квоут расхохотался, и веселье стерло раздражение с его лица.
— По-твоему, описать прекрасную женщину так же просто, как посмотреть на нее?
Баст зарделся и опустил взгляд, и Квоут, улыбнувшись, мягко положил ладонь на его руку.
— Моя беда, Баст, в том, что эта женщина очень важна. Важна для истории. Я не могу придумать, как описать ее, не разочаровав читателя.
— Я… мне кажется, я понимаю, Реши, — неуверенно согласился Баст. — Я ее тоже видел. Один раз.
Квоут откинулся на спинку стула, удивленный.
— Ты видел, правда? Я и забыл, — Он прижал пальцы к губам, — И как бы ты тогда ее описал?
Баст просиял от такой возможности. Выпрямившись на своем стуле, он на секунду задумался, а затем сказал:
— У нее были идеальные уши. — Он начертил в воздухе изящную линию. — Чудные маленькие ушки, словно вырезанные из… чего-то.
Хронист рассмеялся и тут же оборвал смех, словно удивившись сам себе.
— Уши? — переспросил ой, неуверенный, правильно ли расслышал.
— Сам знаешь, как трудно найти красивую девушку с правильными ушами, — буднично подтвердил Баст.
Хронист снова рассмеялся; на этот раз смех вроде бы дался ему легче.
— Нет, — признался он. — Даже не представляю.
Баст бросил на сказителя полный жалости взгляд.
— Ну, тогда просто прими мои слова на веру. Они были необычайно хороши.
— Ты взял отличный аккорд — и, пожалуй, довольно, Баст, — сказал развеселившийся Квоут. Он помолчал секунду и, когда заговорил снова, слова медленно слетали с губ, а взгляд блуждал где-то далеко. — Беда в том, что она не похожа ни на кого из тех, кого я знал. Было в ней что-то неуловимое. Что-то неотразимо притягательное, как тепло огня. В ней было какое-то сияние, искра…
— У нее был кривой нос, Реши, — прервал излияния хозяина Баст.
Квоут посмотрел на него, морщинка раздражения пересекла его лоб.
— Что?
Баст поднял руки, защищаясь.
— Я просто это заметил, Реши. В твоей истории все женщины красивы. Я не могу опровергать тебя в целом, потому что всех их не видел, но эту-то я видел. И нос у нее был немного кривой. И если честно, то лицо у нее узковато, на мой вкус. Она в любом случае не идеальная красавица, Реши. Я точно знаю, я изучал этот вопрос.
Квоут одарил своего ученика долгим мрачным взглядом.
— Мы больше частей, из которых состоим, Баст, — наконец сказал он с оттенком упрека.
— Я же не говорю, что она не была прелестна, Реши, — быстро сказал Баст. — Она улыбнулась мне. Это было… ну как… попадало прямо внутрь тебя, если ты меня понимаешь.
— Я понимаю, Баст. Но ведь тогда я только встретил ее. — Квоут посмотрел на Хрониста. — Видишь ли, сложность происходит от сравнения. Если я скажу: «У нее были темные волосы», читатель может подумать: «Я знал темноволосых женщин, и некоторые были хороши собой». И тут он уйдет в сторону, потеряет нить, потому что те женщины не будут иметь совершенно ничего общего с ней. У тех, других, женщин не будет ее острого ума, ее беспечного очарования. Она была не похожа ни на одну из тех, кого я встречал…
Квоут умолк, глядя на свои сложенные руки. Он молчал так долго, что Баст начал ерзать, беспокойно оглядываясь.
— Думаю, нет смысла мучиться, — наконец сказал Квоут, поднимая голову и делая знак Хронисту. — Если я немного подпорчу историю, мир не заметит.
Хронист еще не успел обмакнуть перо, когда Квоут заговорил:
— Ее глаза были темными. Темными, как шоколад, как кофе, как полированное дерево лютни моего отца. Они сияли на прекрасном лице — овальном, словно слеза.
Квоут внезапно остановился, словно у него кончились слова. Тишина была столь глубокой и внезапной, что Хронист на миг оторвал взгляд от страницы, чего раньше не делал. Но тут из Квоута хлынул новый поток слов.