Через минуту картинка перед глазами поплыла, будто кляксой заполнилась, веки потяжелели и медленно опустились.
– Ты мне вот что скажи, Волков, – капитан стоял в яме у своей стены, держа подмышкой собственную голову, словно мотоциклетный шлем, – почему бедолагу истязают похлеще тебя? Разве это правильно? – И вытянул палец в сторону обшарпанного угла.
Волков повернул голову. Валька смотрел на него впалыми в глубокую черноту глазами, приложившись спиной к холодной стене. Его нога совсем развонялась, а грязные тряпки вместо бинтов, ни разу не менявшиеся со времени заточения, прилипли к ране так сильно, что оторвать их можно было только с мясом. Он страшно исхудал – казалось, его скулы вот-вот прорвут кожу на шершавом лице, постаревшем на двадцать лет за какие-то считанные недели. Не помогало даже то, что Волков отдавал ему бо́льшую часть своего скудного пайка, целиком иногда отдавал. От слабости Валькин рот не закрывался, а потрескавшиеся губы, усыпанные гнойными болячками, едва шевелились, тихо прося любой возможной, но, главное, скорой смерти.
– Вон, как был ты здоровый детина-бугай, так и остался, – обидно продолжал отчитывать капитан. – За что такая несправедливость, а? Нехорошо это, ей-Богу.
– Я-я… – попытался оправдаться Волков. – Не специально же.
– Ну да, ну да, не специально…
Наверху открылся люк. Солнечный свет ударил в яму, и внутрь хлынула спасительная струя свежего воздуха. Волков закрылся рукой, зажмурился, у Вальки же не хватило на это сил – и он просто отвернулся.
– Эй! – раздался над ними подростковый голос. Лязгнула молния ширинки. – Время пить!
И желто-зеленая струя обрушилась на пленников. Волков успел отползти. На Вальку, слава богу, только брызги попали.
Лучше уж так, подумал Волков. А то захотят в очередной раз в качестве боксерских мешков использовать – последнего живого места на теле не останется. Взрослые так не издеваются, как их дети. Валька еще один такой раз не выдержит. Меня-то пусть бьют, я продержусь, просил Волков неизвестно кого посредством внутреннего диалога.
Люк с грохотом закрыли, удаляющийся едкий смех испарился через несколько секунд.
Капитан со своей головой куда-то исчез.
– Колёк, – прохрипел Валька, откашливаясь.
– Чего, – отозвался Волков.
– Надо было активней спортом заниматься: качаться там и все такое… – был бы тогда здоровым быком, как ты.
– Да я ж сильно-то никогда и не качался.
Валька рассмеялся, но сразу остановился, потому стало больно в груди и закололо сердце. Челюсти тоже свело – еще не отошли от недавних ударов берцами. И вряд ли уже отойдут.
– Колёк, – опять прохрипел он.
– Чего, Валька?
– Придуши меня, по-братски.
– Не могу, Валька.
– Придуши, братишка.
– Прости, Валька, не могу.
– Жлоб.
– Верующий.
– Толку-то? Верующий он. Чем хуже физику с биологией в школе учил, тем больше чудесами тешишься.
– Не говори глупости. Сам же молился недавно.
– Это я просто цепляюсь за последнюю надежду. – Он с трудом и громко проглотил сухой комок. – Так наш мозг устроен.
– Ну и не верь. Бог-то твои молитвы все равно слышит.
– И что с того?
Волков не нашелся что ответить.
– Потерпи, нас обязательно обменяют, – сказал он после недолгого молчания. – Вот увидишь. Скоро.
– Хрена с два увижу. Кому мы нужны? Сам же все прекрасно понимаешь.
– Родителям нужны, себе, в конце концов.
– Насчет родителей спорить не буду, а вот про себе… Не, себе я уже такой не нужен. С таким здоровьем останутся только бесконечные страдания. Не хочу я жить после всех унижений. Растоптали они меня.
– А я говорю тебе, еще на гражданке встретимся, стол накроем – у тебя дома или у меня. Байки травить будем.
– О том, как мы в яме с трупом безголового, безглазого капитана с отрезанным ухом сидели? Или как нам в похлебку нужду справляли?
– Вспомнить больше нечего будет, что ли?
– Мне, после всего, – нечего.
Волков опять замолк.
– Колёк.
– Да, Валька.
– Я не дотяну. Если выберешься из этого ада, передай мамке с батей, пусть не ищут меня ни при каких обстоятельствах. Ты видел, как они с родителями молодого капитана обошлись?
Волков потупил взгляд, пустил слезу, которую тут же вытер обгрызенным рукавом.
– Не хочу, чтобы эти бармалеи точно так же над матушкой с отцом издевались. В чем ценность моих гнилых костей? – Валька сплюнул перед собой кровавым харчком. – Так им и скажи: что это мое слово, воля погибшего солдата, против которой даже родители не имеют право пойти.
– Обещаю. Но так не будет. Говорю тебе, мы отсюда выберемся – и точка.
Валька нашел в себе силы, чтобы махнуть рукой на слова Волкова, и улегся на землю вздремнуть, подложив под голову руки вместо подушки.
Па-ап. – В дверном проеме возникла маленькая фигура.
Волков вздрогнул, открыл глаза, сел на кровати. Это был Ванька, малой сын, единственный.
– Чего тебе? – спросил отец.
– Вы че не спите-то? Бубнеж через стенку слышно. Поговорили бы утром. Мне же в школу рано вставать.
Галка даже не шелохнулась.
Волков несколько раз перевел очумелый взгляд с кресла в углу на сына и обратно.
Ванька наклонился и тоже посмотрел в угол:
– Ты чего, пап?
– Ничего. Иди спать. Это я во сне просто разговаривал. Мамка, вон, спит же, не жалуется, хоть и не за стеной лежит, а непосредственно рядом. А ты тут нежный вдруг такой нарисовался.
Нахмурившись, сын развернулся и потопал к себе, шаркая тапочками и обидчиво бубня на ходу неразборчивые слова.
– Перестань на меня смотреть, – прошипел Волков.
Галкина теплая ладонь прошлась по его бедру:
– Угу.
Волков опять прижался к упругому телу жены, приобнял рукой за живот и уткнулся носом ей в затылок. Он любил ее запах, привык к нему, успокаивался.
Спустя минуту заснул.
– Слушайте приказ, товарищи доблестные бойцы. Задача простая, как два пальца об асфальт.
– Ага, никто, кроме нас, – прозвучала чья-то саркастическая реплика.
По группе цепочкой прокатились хохотки, кто-то с галерки насмешливо ляпнул что-то насчет «простой задачи».
– Отставить базар-вокзал! Не у себя в Пердищеве на скамейке лясы точите с глупыми девками. Война здесь, если кто еще не понял, а вы – солдаты, а не шайка пубертатных малолеток. В некотором роде, элита, хотя для вас это слишком громкое и незаслуженное обозначение. Мамкам сетовать будете на тяжкие военные будни.
Волков и Валька стояли вместе.
– Значит, внимание сюда. – Капитан развернул карту на столике под шатром. – Инструктаж и ориентировки на банду разыскиваемых отморозков вы уже получили. Далее. По данным разведки, черти ушли сквозь ущелье сюда, на эту высоту. – Капитан ткнул кончиком армейского ножа в необходимое место на карте, проделав в ней микроскопическую дырку. – Есть информация от внедренного ранее агента, что путь они держат в этот квадрат. – Он указал другую точку на карте, теперь уже пальцем. – Агента из банды вывели. Вас десантируют здесь – дальше сами. Отрезаете засранцам путь, организовываете засаду и действуете по плану. Всех приказано ликвидировать, после чего отходить в точку эвакуации – это здесь, оттуда вас заберет в означенное время наша птичка.
– Пленных вообще никак не берем? – переспросил Волков. – Даже если сами сдадутся?
– Эти вряд ли сдадутся – знают, что их ждет. Поэтому кончаем тварей на месте. Они и своим, и нашим крови изрядно попили. – Капитан стиснул зубы, оглядел группу исподлобья. – До сих пор видео пыток перед глазами стоит.
– Ясно.
– Ясно.
– Ну, раз ясно, значит, по лошадям. По возвращении всех ждут письма и посылки со снедью от правительства к 9 мая. Особо отличившиеся будут представлены к наградам. Но, скажу прямо, для меня вы все герои, и будь моя воля, медальку вешал бы каждому за любую операцию, независимо от ее успеха.
– Так точно.
– Так точно.
Записи, о которых говорил капитан, видели все, это было обязательной процедурой перед вылазкой, чтобы понимать, с какими бесами имеешь дело, и чтобы рука не дрогнула в нужный момент. Отморозь, выпущенная из тюрем, никому не подчинялась, не гнушалась издевательствами даже над своими односельчанами. Последний их заход в селение закончился убийством молодой семьи. Не пожалели даже ребенка – девочку. А те съемки, которые продавали на рынках, с пытками солдат, Волков не мог выкинуть из головы уже второй день, с трудом сдерживая ярость. Сам с собой даже разговаривал, сотрясая воздух отборными ругательствами.
В итоге его группа зачистила банду относительно быстро и, главное, без потерь для личного состава, даже раненных не было. Младший сержант только ногу подвернул, спускаясь по склону, но ему быстро помогли: подхватили и успешно донесли до места приземления вертушки.
– Один уже ходячий труп, – брезгливо кинул охранник. – Не выживет.
– Заберу обоих, – ответил настойчивый голос. – Тебя это не касается.
Наверху о чем-то спорили двое. До Волкова долетали только невнятные обрывки фраз, он терялся в догадках. Валька лежал в отключке, в край истощенный, безразличный и хрипящий.
Спустя минут десять заскрежетал люк. В яму опустилась чугунная ржавая лестница.
– На выход, – прозвучала команда охранника, чье лицо заслоняло полуденное слепящее солнце. Он угрожающе ткнул дулом автомата в сторону пленников и повторил свой приказ громче и грубее: – На выход, сказал!
Валька простонал, с трудом поднимаясь на ноги с помощью Волкова; последний закинул его исцарапанную костлявую руку себе на шею и подвел к лестнице. Валька начал подниматься, прилагая невероятные усилия и стараясь не выть от боли, чтобы охранник не побил его за раздражающие звуки, как это было не раз.
Он вылез, буквально выкатился наружу, корчась на пыльной сухой земле. Охранник замахнулся на него прикладом, но второй незнакомый человек, с густой черной бородой, его остановил, злобно рявкнув: