– Не трогай пацана!
Охранник с недовольной косматой физиономией ретировался.
Следом выбрался Волков и помог Вальке встать на ноги.
Бородатый человек в зеленом камуфляже, с черным беретом, без автомата, но с пистолетом в кобуре на портупее, внимательно смотрел на Волкова около полминуты, затем сказал:
– Высота вдоль ущелья. Зеленка. Месяц назад. Эти шайтаны убили мою сестру, ее мужа и маленькую племянницу. Пока не обменяю, ни один волос не упадет с вашей головы. Дальше сами.
Он отдал какие-то приказания на своем языке людям за спиной, похоже, своим подчиненным, и те проводили Волкова с Валькой к огромному белому джипу, на боковой двери которого черным по белому значилась потертая аббревиатура OSCE2.
Везли часа два с закрытыми глазами. Всю дорогу трясло и кидало по сторонам. Валька с трудом вынес транспортировку. Наконец оба очутились в каком-то доме, где им оказали медицинскую помощь, дали возможность отмыться, поменять одежду и накормили. Человек, который осматривал Вальку, – какой-то иностранец, сносно говоривший по-русски, – сказал Волкову в сторонке, что дела у его товарища плохи: там не только гангрена, но и необратимые последствия систематических избиений…
Через два дня бойцов повезли на обмен.
– Если бы не на кого было менять, я бы вас так отдал, – бросил напоследок бородатый человек, когда оба солдата оказались в руках своих.
Волков остановился, посмотрел ему в глаза, помолчал и ровным голосом ответил:
– Спасибо.
Валька ничего не сказал. Прыгая на одной ноге, он под руку с парламентерами двинулся к бледно-зеленой Буханке3. Ни разу не обернулся и, уезжая, даже не посмотрел в сторону своих избавителей.
Волков опять проснулся и в сотый раз перевернулся на другой бок.
– Не смотри на меня.
– Коль, – пробормотала Галка. – Ну чего ты опять вертишься-крутишься? Спи, родной, тебе же поутру в Ступино, а потом в Каширу ехать.
– Угу, – ответил он.
Жена заснула.
– Не смотри на меня, – повторил Волков.
Волков глядел на угол, не смыкая глаз. В этом кресле умер его дед. Просто сел однажды и как будто задремал. «Говорят, так умирают хорошие люди», – вспомнил чьи-то слова Волков. Ветеран, дом построил, отца его родил, всю жизнь прожил с одной женщиной, а она – с ним…
Скоро рассвет, спохватился Волков. Лучше тогда вообще не спать, а то ни туда ни сюда, да и каша потом в голове будет. Лучше потерплю: может, в следующую ночь срубит хорошенько, и подрываться не придется в 03:33.
Когда Валькины родители приехали в военный госпиталь, тот уже скончался. Врачи казенно отрапортовали, что умер боец «…от внутренних повреждений жизненно важных органов, вследствие систематического физического воздействия путем рукоприкладства…» Не от осколочного ранения ноги. Время наступления смерти зафиксировали в 03:33.
Волков до последнего находился рядом, разговаривал с ним, подбадривал… Валька ушел тихо, во сне, как и дед в кресле.
Батя с матушкой потом сами его из морга в цинковом гробу в родной дом повезли. Фургонами, поездом, дальше автобусом… Волков хотел с ними поехать, но, во-первых, не разрешили врачи, а во-вторых – особисты с военной прокуратурой. И пошли допросы да расспросы без продыху.
Через несколько месяцев Волков все-таки навестил могилу Вальки в Рязанской деревушке Федякино. Когда через несколько лет повстречал будущую супругу, дивился тому совпадению, что Галка была родом оттуда же. Побыл он с родителями пару дней, историй всяких нарассказывал о героизме сына, о том, как Валька ему однажды жизнь спас, выстрелив на опережение, когда враг в траншею спрыгнул… Мать то плакала, то улыбалась. Отец держался ровнее, угрюмо. Оба от души поблагодарили Волкова за то, что не забыл, особенно, что о последних Валькиных днях поведал и рядом до конца оставался.
А началось это все позже: где-то через год. Он, конечно, и раньше во снах являлся, но чтобы так…
Сперва на улице где-нибудь объявится, на рынке или в торговом центре, в городе среди прохожих… Кинешься – а он как сквозь землю провалился. На обочине, бывало, несколько раз оловянным солдатиком стоял, когда Волков на своем грузовичке по работе мимо пролетал. Жутко было видеть его фигуру в ночи, в той же одежде, в которой он в яме с ним сидел, да с обмотанной кое-как кроваво-грязными тряпками ногой… Не выдержал однажды Волков, затормозил, вылетел из кабины – а Вальки нет. Психанул, взвыл, ударил ногой по колесу и разрыдался на корточках.
Теперь же он повадился каждую ночь сидеть в дедовском кресле, в углу возле серванта. Бровью не поведет. И смотрит с укоризной своими впалыми, гипнотизирующими глазами. Лицо белое, как известка, аж в темноте белизной своей выделяется; кожа, как резина, будто на череп без мышц натянута. И кости так выступают, что вот-вот порвут свой «чехол», оголятся, а рот от такого натяжения – все время приоткрытый. И зубы в жутком оскале. Заключенных концлагерей со старых фотографий напоминает.
И все бы ничего, Волков бы привык, но Валька раз за разом предательски молчит – и хочется повеситься, да хоть на той дурацкой яблоне за окном, если она выдержит, конечно.
– Не смотри на меня.
Вселенная «Район мертвых»