ьным.
Поначалу к нему начали тянуться все мои друзья, постепенно оттесняя меня в тень. Он очаровал всех своей добротой и отзывчивостью, а меня бесило, что он не лицемерил и был таким в действительности.
Постепенно я начал замечать, что Димой заинтересовалась моя супруга. Нет, я, конечно, не ревнив, ведь моя жена не из ветреных, но покоя всё равно больше не было. Они часто разговаривали, шутили несмешные шутки, в коих не было той перчинки, которую я называл юмором, а моя жена – грязью и пошлостью. Всё у этого парня было с улыбкой: дела, слова, отношение к деньгам и даже я. Он улыбался мне всякий раз, когда я пытался его оскорбить или унизить.
Ничего не выходило. Я начал пить. И его спаивал за свой счёт. Диме это не нравилось, он всегда ныл, что алкоголь разрушает его. Это-то мне и было нужно.
Я стал водить его по кабакам и закусочным. Поил его сначала дорогим алкоголем и медленно перешёл на сивушную подделку. Дима почти скатился и стал таким же, как и я, почти потеряв свою индивидуальность. Но тут вступилась моя жена. По сути, это была измена в чистом виде, и я ненавидел её за это.
Она присела нам обоим на мозг. Меня отчитывала за то, что я зачем-то всё порчу, а Диму – за то, что поддаётся. В итоге он пошёл на поправку, а я совсем зачах. Я знал, что она уйдёт к нему, и это случилось сегодня.
Мы поднялись на родной этаж, разулись и зашли в квартиру. Дима чувствовал себя хозяином моего жилья, моей жизни, моей жены. Он вытащил откуда-то букет полуживых цветов, которые купил у бабушки возле остановки.
Я посмеялся над ним, но промолчал. Жена пригласила нас за стол, поставила тарелку супа с клёцками и нарезала хлеб. Я попросил достать бутылку егермейстера, но она сказала, что давно отдала её соседу. Я хотел было накричать на неё… Но тут она поцеловала меня так сильно, как никогда в жизни не целовала, и поблагодарила за то, что я так сильно изменился.
– Я люблю тебя, Дим, – сказала она.
И я исчез. Раз и навсегда. Дима победил. Он выселил меня из собственного тела. Никакого больше Дмитрия Сергеевича, злого и подлого жмота, что никого и никогда не ставил вровень с собой. Никакого алкоголя. Теперь был только Дима – добрый и отзывчивый, вечно молодой парень. Он появился в тот день, когда я оказался в одном шаге от смерти. Добрые люди вытащили меня из горящего авто. Тогда-то он и родился. Дима был частью меня, способной на добро и созидание. И со временем эта часть победила, оставив всю злобу и ненависть позади.
Сто восемнадцатый день рождения
Иван Иванович проснулся. В принципе, день уже начинался неплохо. Когда тебе исполняется сто восемнадцать лет, проснуться – считай достижение.
Первым делом шёл техосмотр: разомкнул левый глаз – работает, затем правый – замутнён. Промыл, закапал – как новенький. Согнул всё, что гнётся, что не гнётся – смазал. Проверил передний и задний ход, провёл диагностику шеи. Убедившись, что всё поворачивается и хрустит, сделал два притопа, три прихлопа и начал новый день.
В восемь часов по расписанию ему звонили из Пенсионного фонда:
– Лидочка, здравствуйте, – прохрипел радостно в трубку именинник.
– И вам здрасти, Иван Иванович, – грустно поприветствовала его Лидочка. – Как ваше самочувствие?
– Не могу жаловаться, – улыбался в трубку старик.
– Очень жаль, Иван Иванович. Мне из-за вас уже пятый выговор в этом году! Сегодня тридцать лет, как вы перестали получать накопительную пенсию и перешли на государственную!
– Ну, простите. В этом месяце, я слышал, повышение?
– Да, повышение… – голос её сделался совсем печальным, как у Пьеро. – А вы, часом, нигде на стороне не подрабатываете?! – решила она попытать удачу.
– Нет, к сожалению. Денег мне хватает с головой.
– Жаль… Всего вам… – она не закончила фразу и положила трубку.
В девять часов Иван Иванович садился завтракать со своим праправнуком, который с ним не жил, но всегда открывал дверь своим ключом. Зайдя внутрь, он обычно первым делом занимался замерами. То кухню измерит, то ванну. Потом сидит, высчитывает материалы, прикидывает стоимость работ, рисует мебель.
Сегодня пришёл без рулетки – забыл.
– Возьми на серванте, – предложил Иван Иванович, – от твоего деда ещё осталась, – грустно хихикнул он и налил заварку в чайник.
Мужчина лишь тяжело вздохнул и сел есть знаменитую яичницу прапрадеда.
В десять часов старик вышел покурить у подъезда.
– О! Иваныч, опять смолишь! А ты в курсе, что курение вызывает… – сосед осёкся, глядя на вполне себе живого старца, который курить начал в том возрасте, когда обычно помирают от того, что «вызывает».
– А мы вот в Москву собрались сегодня.
– А чего там делать?
– Покатаемся на метро, сходим на Красную площадь, на Ленина посмотрим, пока не закопали.
– А чего на него смотреть-то, Ленин как Ленин.
– А ты сам-то видел его?
– Да, он как-то приезжал к нам в село.
– В гробу?!
– Нет. В купе.
– Слушай-ка, а тебе сколько лет вообще?
– Восемнадцать исполнилось, – пожевал старик губами фильтр.
– Да иди ты!..
– Ну да, я на второй срок остался.
– Ну, с совершеннолетием тебя тогда!
– Спасибо.
Иванович возвратился домой. В одиннадцать позвонил директор МТС и слёзно просил сменить тариф. Тот, на котором сидел Иван Иванович, существовал уже лишь из-за него одного и в пересчёте на современные деньги ничего не стоил, даже наоборот, МТС ему немного доплачивал.
В полтретьего по видеосвязи позвонил старый друг и сказал, что к нему пришла какая-то странная женщина в чёрном и с триммером в руках:
– Подавленная какая-то, вся на нервах. Спрашивала, как у тебя дела и почему ты не отвечаешь на её звонки? Почему не читаешь сообщения в WhatsApp? Просила о встрече. Плакала, истерила, оставила визитку и… походу, триммер, – показал он на инструмент в углу.
В пять часов Иван Иванович появился в магазине. В день рождения гипермаркет предоставлял скидку, равную возрасту. Иван Иванович взял торт, килограмм бананов и широкоформатный телевизор. На сдачу он вызвал такси и грузчиков.
В семь часов позвонили из морга и попросили забрать наконец свой страховой полис и тапки.
В восемь приехали гости, Иван накрыл на стол, включил новый телевизор, разлил вино. Тосты были очень скупые. Гости не знали, чего желать, потому просто вставали по очереди.
В десять часов приехала полиция, чтобы попросить вести себя потише, так как за стеной живут пожилые люди. Дверь им открыл именинник, вызвав у стражей порядка парадоксальный сдвиг восприятия.
Спать Иванович лёг ближе к полуночи, когда изнурённые празднеством гости разъехались по домам и больницам. Улыбнувшись в пустоту, он снял с пальца и положил под подушку волшебное золотое кольцо, которое все эти годы продлевало ему жизнь. На нём мелкими буквами была выгравирована магическая надпись, сделанная по заказу жены перед её уходом: «Живи за нас двоих». Так он и делал.
На речку
– Пап, долго ещё мне тут стоять? Я уже устал, у меня дел по горло, там ребята собираются через час, у нас бой в танки, я же всё пропущу, – нудел Серёжка, размахивая удочкой и срубая ею листья с крапивы.
– Цыц! Тебя на шухер поставили, а не ныть! Я почти собрал крыжовник, потом ещё вишни надерём и пойдём.
– Да сдалась тебе эта вишня! В «Ленте» сейчас по акции черешня новозеландская, а мы по чужим участкам шарахаемся, как оборванцы какие-то.
Тут Серёжку в затылок что-то больно кольнуло.
– Ай! – пацан обернулся и увидел улыбающуюся отцовскую физиономию, торчащую поверх забора.
Губы, зубы, борода, нос мужчины были красными, глаза блестели преступным задором, словно это был лев, который только что разорвал бедную антилопу. Отец снова плюнул косточкой, но на этот раз промахнулся.
– Это вы сейчас привыкли к «Лентам». Нажрётесь этого ГМО, которое годами не тухнет, а тут – настоящая вишня! Я эти участки с детства знаю! Раньше только на них и обедали с друзьями, когда на речку ходили!
– Да это же воровство!
– Зато так вкуснее. Это тебе не с корзинкой, как обморочный, шататься по рядам и носом водить. Здесь за каждую ягоду жизнью рискуешь, а риск всегда вкусу добавляет. На́ вот, – протянул он горсть недоспевших ягод сыну.
– Да не хочу я!
– Бери, говорю! А то мамке расскажу, по каким сайтам ты шаришься.
Парень нехотя взял горсть ягод и, брезгливо посмотрев на них, закинул в рот.
– Ну вот, теперь ты мой соучастник, под трибунал вместе пойдём, – злорадно улыбнулся отец.
– Да ну тебя, – сплюнул Серёжка косточку и порубил крапиву на куски.
– Не перечь отцу! Сказал, вместе под трибунал, значит, вместе! На́ вот, крыжовника пожуй, – появилась рука с зелёными ягодами и, кажется, несколькими гусеницами.
– Фу, да он неспелый же!
– Зелёный вкуснее, от красного живот болеть будет.
– Эй! Кто здесь?! Я же говорил, ещё раз увижу – убью! – раздалось откуда-то из-за угла.
– Серёга! Мать твоя красавица, ты чего не следишь?! – буркнул отец и через секунду уже по-мальчишечьи ловко перекидывал ногу через забор.
Серёга, впервые оказавшись соучастником преступления, да ещё и пойманным с поличным, не знал, что делать. Схватившись за голову, он начал метаться туда-сюда, то и дело крича, что не хочет в тюрьму, что его заставили, а сам он вообще ягод не ест, это всё отец…
Раздался скрип, что-то рвалось. Судя по вою отца, рвалось будущее Серёги: его учёба в институте, его карьера веб-дизайнера и большой дом – как в голливудском кино, только в пригороде Иваново.
– Я зацепился, – пыхтел отец, который никак не мог перевалиться через старый забор.
– Что мне делать? Что мне делать?! – нервно повторял паренёк, наворачивая круги возле крапивы и от страха несколько раз останавливаясь, чтобы оросить местную черноплодку.
– Отбиваться! – зарычал отец и снова дёрнул ногой, лишив штаны всякой надежды на восстановление.