жизни тебя не видел.
Джонатан хмуро покосился на Саймона, но прежде чем он успел что-то ответить, раздался сигнал к продолжению урока. Все ринулись обратно в зал, и Саймон поспешил ускользнуть от Картрайта, смешавшись с толпой. Ученики заняли места и устроились поудобнее, приготовившись слушать Терезу дальше.
– Итак, мы решили патрулировать этот район Лондона по ночам, – начала Тесс. – Как Сумеречные охотники мы были обязаны защищать мир простецов от влияния демонов. Мы ходили по улицам, мы наблюдали, мы предупреждали всех, кого могли. Женщины в Ист-Энде стали осторожнее и старались не ходить поодиночке, насколько это было возможно. Но те, которые интересовали Потрошителя, редко заботились о своей безопасности. Я, конечно, догадывалась, что живется им нелегко, но не представляла насколько…
Лондон, 9 ноября 1888 года
Тесс Эрондейл, конечно, знала, что такое нищета, и знала, что это не редкость в мире людей. После того как умерла ее тетушка, Тесс, совсем юная беззащитная девушка, осталась в Нью-Йорке одна-одинешенька и чувствовала холодное дыхание нищеты, будто чудовища, идущего по пятам. Но за тот месяц, что они с Сесили ходили по улицам Ист-Энда под видом проституток, Тесс поняла, как бывает, если бедность настигает человека и рвет его своими когтями.
Они надевали старые, изодранные платья и ярко румянили щеки. Но этого было мало: для маскировки приходилось использовать чары. Выпавшие зубы. Пожелтевшая кожа. Тела, иссушенные недоеданием и согнутые болезнями. Все ужасные приметы женщин, которые были вынуждены вышагивать по улицам всю долгую ночь напролет – просто потому, что им негде было спать, некуда даже присесть. Они продавали себя за пенни, чтоб купить джина, потому что только алкоголь мог их согреть, унять боль хотя бы на час и притупить чувство ужасающей, невыносимой реальности их жизни.
Если этим женщинам и хватало денег, чтобы найти себе крышу над головой, то даже и в этом случае о кровати нечего было и мечтать. Лучший ночлег, какой они могли себе позволить, – это место на полу, где можно лечь в полный рост. А чаще – просто стена, к которой можно прислониться полусидя. Веревка, натянутая вдоль стены, удерживала спящих от падения. А с первыми лучами рассвета их вновь выкидывали на улицу.
Среди них Тесс ощущала себя грязной. Чувствовала ужин, тяжелым комом осевший в желудке. Она знала, что в теплой кровати в Институте ждет ее тот, кто ее любит и защищает. А эти женщины всегда были в синяках и порезах. Они дрались друг с другом из-за осколков зеркала или одежды, уже превратившейся в лохмотья.
А еще здесь жили дети. Они сидели на тротуарах зловонных улиц – все, независимо от возраста, – и были такие грязные, словно кожа их никогда не знала мыла. Тесс задавалась вопросом, пробовал ли хоть раз в жизни кто-нибудь из этих детей горячую пищу, поданную на тарелке. Знали ли они, что такое дом?
Но хуже всего был запах. Он словно пробирался в самую душу и поселялся там навечно. Вонь мочи, испражнений, рвоты.
– Я устала от этого, – сказала Сесили.
– По-моему, тут все от этого устали, – отозвалась Тесс.
Сесили печально вздохнула.
– Стоит только проехать полчаса на кэбе – и улицы станут тихими и чистыми. Такое ощущение, что здесь какой-то параллельный мир. Ничего общего с Вест-Эндом.
К ним подошел пьяный и поинтересовался, свободны ли девушки. Надо было играть свою роль до конца. Сесили с Терезой переглянулись, улыбнулись и повели пьяницу в переулок. Запихнули мужчину в бочку из-под устриц и оставили его там.
– Целый месяц вот такого, и все без толку, – вздохнула Тесс, торопясь отойти подальше от переулка, где пьяница в бочке отчаянно дрыгал ногами. – Либо он нас остерегается, либо…
– Либо это просто не работает.
– В такое время не помешал бы Магнус Бейн.
– Магнус Бейн радуется жизни в Нью-Йорке, – отозвалась Сесили. – А маг у нас – ты.
– У меня нет того опыта, который есть у Магнуса. Гляди, уже почти рассвело. Еще час, и идем домой.
Уилл с Габриэлем торчали в пабе «Десять колоколов» – именно сюда в первую очередь стекались все новости об убийце. Многие местные с уверенностью подтвердили, что видели Потрошителя здесь вместе с жертвами незадолго до убийств. Иногда сюда забегал Джем, сообщал новости из Города Молчания. Так что Сесили и Тесс, вернувшись в бар на рассвете, часто не заставали Габриэля на месте. А Уилл обычно спал, положив голову на стол и укутавшись в пергаментного цвета мантию брата Захарии.
Джем в это время читал книгу или смотрел в окно, не издавая ни звука. Он мог видеть все вокруг даже с закрытыми глазами, как и все Безмолвные Братья. На Джеме лежали чары, так что вид его не пугал посетителей таверны. Но Тесс всегда чувствовала, как напрягается Сесили, видящая сквозь покровы чар и черные руны, шрамами вьющиеся по щекам, и седую полоску в темных волосах Джема.
Порой, когда Сесили с Габриэлем уходили домой, Тесс брала Джема за руку и сидела так, слушая дождь за окнами, пока Уилл спал на ее плече. Впрочем, это никогда не длилось слишком долго: она не любила оставлять детей дома одних, хотя Бриджит прекрасно справлялась со своими обязанностями.
Обеим семьям приходилось нелегко. Дети просыпались и видели измученных родителей, которые чертили на коже все новые и новые руны бессонницы, но все равно не успевали толком приглядывать ни за Анной, бегающей по Институту в дядином жилете, ни за Джеймсом, размахивающим ложкой и рыскающим в поисках кинжала, который уже успел полюбить. А Люси и вовсе просыпалась когда попало, неизменно требуя молока и материнской ласки.
Вот и очередной рассвет, который они вновь встречают на улицах Ист-Энда, и ради чего? А рассвет начинался каждый раз все позже и позже. Ночи становились очень длинными. Когда солнце перевалило через верхушку церкви Христа в Спиталфилде, Сесили повернулась к Тесс.
– Домой, – выдохнула она.
– Домой, – устало согласилась Тереза.
Они заранее условились, что экипаж заберет их сегодня утром на Ган-стрит. В карете уже ждали Уилл с Габриэлем. Оба выглядели неважно – им приходилось всю ночь пить джин, чтобы не выделяться из толпы местных. Сегодня Джема с ними не было, и Уилл явно чувствовал себя не в своей тарелке.
– Ну как, что-нибудь узнали? – спросила Тесс.
– Ничего. Все как обычно, – немного заплетающимся языком отозвался Габриэль. – Всех жертв видели с неким мужчиной. Дальнейшие показания – рост, внешний вид – сильно разнятся.
– Смахивает на Эйдолона, – заметил Уилл. – И описания настолько неопределенные, что это может быть даже ду-шен. Хотя я не думаю, что ду-шен способен подобраться к женщине почти вплотную и убедить ее, пусть даже пьяную, что на самом деле он мужчина. Сколько бы спиртного она в себя ни влила.
– Но нам это ничего не дает, – сказала Сесили. – Если мы имеем дело с Эйдолоном, это может быть кто угодно.
– Потрясающе логичное умозаключение, – фыркнул Уилл. – Это существо, кем бы оно ни было, всегда является в образе мужчины и всегда забирает женщин. Ну и дальше что?
– Ну, возможно, мы все-таки трудимся не зря, – предположил Габриэль. – Оно с тех пор больше не приходило.
– Но мы же не можем делать это вечно.
Вот уже неделю они вели один и тот же разговор, каждую ночь. Этот закончился точно так же, как и предыдущие, – прислонившись друг к другу, все четверо провалились в сон, пока экипаж вез их по улицам Лондона к Институту.
Добравшись до дому, они заглянули в столовую и поздоровались с детьми – те завтракали под присмотром Бриджит. Сражаясь с желанием закрыть глаза и улечься спать прямо здесь, выслушали разглагольствования Анны о ее грандиозных планах на день. Восхитились звонким стуком ложки Джеймса.
Наконец Тесс с Уиллом двинулись вверх по лестнице, в свою спальню. Сесили ждала Габриэля – тот задерживался в передней.
– Я скоро буду, – устало сказал он. Глаза его налились кровью. – Просто хочу заглянуть в утренние газеты.
Он всегда это делал – каждое утро проверял, нет ли новостей. Так что Тесс, Уилл и Сесили просто пошли к себе в комнаты.
Тесс умылась из тазика с горячей водой, специально приготовленного Бриджит. Огонь в камине горел, и расстеленная кровать ждала их с Уиллом. Оба с облегчением рухнули на перину.
Они уже почти спали, когда Тесс услышала лихорадочный стук в дверь. В комнату ввалился Габриэль.
– Это снова случилось, – задыхаясь, сказал он. – И все еще хуже, чем было до сих пор.
Экипаж снова заложили, и меньше чем через час они ехали обратно в Ист-Энд. Все четверо на этот раз облачились в боевую экипировку.
– Жертву нашли в месте под названием Миллерс-корт, рядом с Дорсет-стрит, – сказал Габриэль.
Из всех отвратительных улиц Ист-Энда Дорсет-стрит была самой жуткой. Совсем короткая, она проходила по соседству с Коммершиал-стрит, и за последние несколько недель Тесс успела хорошо изучить ее окрестности. Большую часть улицы контролировали двое держателей местных ночлежек. На этом крохотном клочке земли скопилось так много нищеты, зловония и отчаяния, что все это буквально вышибало воздух из легких. Здания были разбиты на крошечные клетушки; внаем сдавался каждый угол. Должно быть, во всем мире не сыскалось бы взглядов более пустых, чем у обитателей этой улицы, где царили отчаяние и безысходность.
По дороге Габриэль сообщил остальным то, что узнал из утренних газет: адрес (Миллерс-корт, тринадцать) и имя жертвы (Мэри Келли). Сегодня в городе проводился парад в честь Дня лорда-мэра, однако новости распространялись несмотря ни на что и добрались даже до церемониального шествия. Газетные мальчишки распевали о новом убийстве и распродавали газеты с сумасшедшей скоростью.
Сесили выглянула из-за занавески кареты.
– Такое ощущение, что они празднуют это убийство, – сказала она. – Улыбаются, бегут покупать газеты. Господи, да как вообще люди могут такому радоваться?
– Любопытство, – мрачно усмехнулся Уилл. – Опасность очень притягательна. Особенно для тех, кому нечего терять.