о, считай, все по справедливости. – Он нахмурился. – Хотя вы тогда обжимались в моей комнате, так что, строго говоря, ты еще мне должен.
Саймон встревожился.
– Ты вломился к нам с Изабель? Но у нас же не… То есть мы не… Нет? Или все-таки да?
Вот она, моя жизнь, грустно подумал он. Из всего на свете забыть именно об этом!
Алек не горел желанием продолжать разговор, но Саймон просто пригвоздил его к полу умоляющим взглядом, и Лайтвуд, наконец, сжалился.
– Не знаю, – признался он. – Вы как раз срывали друг с друга одежду, если я правильно помню. Но я стараюсь об этом не вспоминать. И ты, по-моему, вел себя так, словно участвуешь в чем-то типа ролевой игры.
– Ух ты ж блин! Прямо в настоящей ролевке? А костюмы были? А бутафория всякая? А может, Изабель и сейчас от меня этого ждет?
– Я не стану это обсуждать, – отрезал Алек.
– Но хотя бы крошечный намек…
– Проваливай, Саймон.
Усилием воли Саймон вырвался из панических мыслей о ролевой игре и взял себя в руки.
– Прости, – сказал он. – То есть прости за неудобные вопросы. И прости за то, что ворвался к вам с Магнусом… э-э… вчера утром. В общем, за все. И прости за то, что между нами что-то пошло не так – неважно, что это было и из-за чего ты злишься. Я, правда, не помню об этом. Но я помню, какой ты, когда злишься, и не хочу, чтобы это продолжалось и дальше. Я помню, что и Клэри тебе не нравится.
Алек уставился на Саймона как на умалишенного.
– Клэри мне нравится. Она – одна из лучших моих друзей.
– Ой… – смутился Саймон. – Извини. Я думал, что вспомнил… Наверное, какое-то неправильное воспоминание.
Алек глубоко вздохнул и признался:
– Нет. Воспоминание у тебя правильное. Сначала я терпеть не мог Клэри. Один раз даже… очень грубо с ней поступил. Толкнул ее на стену, и она ударилась головой. Я тогда еще учился, а она вообще ничего не умела. Да и вообще – я ее в два раза больше.
Саймон пришел сюда, чтобы помириться с Алеком, и оказался совершенно не готов к тому, что ему до жути захочется врезать Лайтвуду. Нельзя этого делать. У Алека ребенок на руках.
Все, что оставалось, – таращиться на него в безмолвной ярости от мысли, что кто-то мог поднять руку на его лучшего друга.
– Этому нет никаких оправданий, – продолжал Алек. – Но я просто испугался. Она знала, что я не такой, как все, и сообщила, что ей об этом известно. Ничего нового я, конечно, от нее не услышал, но все равно боялся – потому что вообще не знал ее. Тогда Клэри не была моим другом. Так, обычная девчонка из простецов, проникшая в мою семью. А я знал таких Сумеречных охотников, которые сразу побежали бы ябедничать матери с отцом, если бы что-нибудь заподозрили. А те принялись бы вправлять мне мозги. Рассказали бы всем. Причем были бы свято уверены, что поступают правильно.
– Чушь какая-то, – не выдержал Саймон, все еще трясясь от злости. – Клэри никогда бы такого не сделала. Она даже мне никогда не рассказывала.
– Говорю же, я тогда ее совсем не знал, – ответил Алек. – Но ты прав. Она никогда никому ни о чем не рассказывала. Хотя имела полное право сказать, как грубо я с ней поступил. Джейс поставил бы мне нехилый фингал, если бы узнал. Я до жути перепугался, что она расскажет Джейсу обо мне. Потому что сам я тогда еще не был готов к тому, что Джейс узнает правду. Так что ты снова прав. Никогда бы не рассказала – и не сделала этого. – Алек глянул в окно, рассеянно поглаживая малыша по спине. – Клэри мне нравится, – просто сказал он. – Она всегда пытается делать то, что считает правильным, и никогда не позволяет другим указывать себе, что правильно, а что нет. Она все время напоминает моему парабатаю, что на самом деле он хочет жить, а не искать каждый день смерти. Иногда мне хочется, чтобы она не так часто рисковала очертя голову, но если бы я действительно ненавидел безумно смелых людей, пришлось бы ненавидеть и…
– Дай-ка угадаю, – подхватил паузу Саймон. – Его фамилия рифмуется с «Чип и Дейл».
Алек расхохотался, и Саймон мысленно поздравил себя с удачей.
– Ну и? – продолжал он. – Клэри тебе нравится. Я, видимо, единственный, кто тебе не нравится. Что я такого сделал? Знаю, у тебя куча дел, но если ты просто расскажешь мне, что я натворил, я извинюсь за это и мы сможем общаться нормально. Был бы тебе весьма признателен.
Алек вытаращился на него. Потом, повернувшись, прошел к одному из стульев на чердаке. Вообще их там стояло два – два расшатанных деревянных стула, украшенных подушками с вышитыми на них павлинами, – и диван. Но диван как-то странно кренился набок, так что, когда Алек уселся на один из стульев, Саймон решил не рисковать и занял второй.
Ребенка Лайтвуд посадил к себе на колени, обхватив одной рукой его маленькое пухлое тельце. Второй рукой он играл крошечными пальчиками малыша, постукивая по ним подушечками пальцев, словно учил его, как играть в «ладушки». Он явно готовился к исповеди.
Саймон глубоко вздохнул, готовый ко всему, что бы он сейчас ни услышал. Он знал, что речь может пойти и о чем-то очень плохом. Надо было взять себя в руки.
– Значит, спрашиваешь, что ты натворил? – переспросил Алек. – Ничего. Просто спас жизнь Магнусу.
Саймон почувствовал, что у него ум за разум заходит. Он чуть было не извинился снова, но вовремя сообразил, что сейчас это будет неуместно.
– Магнуса похитили, и я пошел в адские измерения – спасать его. Никакого особого плана у меня не было: вызволить Магнуса, вот и все. По пути сильно пострадала Изабель. Всю свою жизнь я всегда хотел только одного – защищать людей, которых люблю, спасать их от всех опасностей. Так должно было случиться и в тот раз. Но я не смог. Не смог помочь ни ему, ни ей. А ты смог. Ты спас жизнь Изабель. А когда отец Магнуса уже собрался забрать его к себе и я ничего не мог с этим поделать, вмешался ты. В прошлом я сильно тебя недооценивал. Ты сделал все то, что всегда хотел делать я, а потом просто ушел. Изабель была в отчаянии. Клэри – и того хуже. Джейс рвал на себе волосы. Магнус чувствовал себя виноватым во всем. Всем было очень плохо и больно, и я хотел им помочь. Ты вернулся – но уже не помнил ничего из того, что сделал. Я и так-то не очень хорошо схожусь с незнакомцами, а ты оказался очень сложным незнакомцем, поверь. Я даже не мог с тобой разговаривать. Но не потому, что ты сделал что-то не так. А потому, что я не мог ничего сделать, чтобы восстановить наши отношения. Я был должен тебе так много, что за всю жизнь не расплачусь, – а сам даже не знал, как тебя благодарить. Потому что моя благодарность ничего бы для тебя не значила. Ты ведь ничего не помнил.
– Ого, – выдохнул Саймон. – Ничего себе.
Странно было думать о безликих незнакомцах, которые считают его героем. Но куда страннее было слышать, как Алек Лайтвуд – который, как Саймон думал, терпеть его не может, – рассказывает о Саймоне так, словно он и правда герой.
– Значит, ты не ненавидишь ни меня, ни Клэри. Ты вообще никого не ненавидишь.
– Я ненавижу, когда меня заставляют говорить о своих чувствах, – уточнил Алек.
Саймон поглядел на него. С губ уже было готово сорваться извинение – но так и не сорвалось. Вместо этого Саймон широко улыбнулся, и Лайтвуд смущенно усмехнулся в ответ.
– Но, оказавшись в Академии, я что-то стал этим злоупотреблять.
– Могу представить, – отозвался Саймон.
Он так и не понял, что будет дальше с ребенком, о котором заботятся Алек с Магнусом. Но Изабель, судя по всему, уверена, что они оставят малыша себе.
– Я бы хотел, – продолжал Алек, – вообще не говорить о своих ощущениях как минимум год. А еще – поспать примерно столько же. Дети вообще хоть когда-нибудь спят?
– Раньше я сидел с маленькими, – сказал Саймон. – Если правильно помню, малыши очень много спят – но только тогда, когда ты меньше всего этого ждешь. Дети – они такие. Не люди, а сущие испанские инквизиторы.
Ребенок радостно гукнул, словно ему понравилось сравнение, а Лайтвуд кивнул, все еще чуть смущенно. Саймон мысленно сделал пометку: теперь у него, как у свежеприобретенного друга Алека, появилась обязанность – представить того Монти Пайтону, причем как можно быстрее.
– Прости, что заставил тебя думать, будто я злюсь на тебя, – извинился Алек. – На самом деле я просто не знал, что сказать.
– Что ж, лучше поздно, чем никогда. Потому что мне пришлось прибегнуть к помощи зала.
Алек перестал играть с ребенком и замер на месте.
– Ты о чем?
– Ну, ты со мной не разговаривал, и меня это беспокоило, – пояснил Саймон. – Поэтому я спросил своего друга – типа, только между нами, – неужели у нас с тобой какая-то проблема. А спросил я об этом моего хорошего друга Джейса.
Алеку понадобилось время, чтобы переварить услышанное.
– Вот как.
– А Джейс, – продолжал Саймон, – Джейс сказал, что между нами с тобой лежит какая-то огромная, темная, зловещая тайна. И заявил, что не имеет права мне об этом рассказывать.
Ребенок поглядел на него, потом снова перевел взгляд на Алека и наморщил лобик, словно собирался спросить: «А этот ваш Джейс, что он дальше сделал»?
– Я сам с ним разберусь, – спокойно заявил Алек. – Джейс, конечно, мой парабатай, между нами священные узы и все такое, но на этот раз он зашел слишком далеко.
– Клево, – восхитился Саймон. – Только, пожалуйста, если будешь ужасно мстить, мсти тогда уж нам обоим, потому что в драке с ним я все равно не устою.
Алек кивнул, принимая к сведению этот непреложный факт. Саймон все еще не мог поверить, что он мог так волноваться из-за Алека Лайтвуда. На самом деле это просто отличный парень.
– Ладно, – подытожил Алек. – И все равно, как я сказал… Я твой должник.
Саймон махнул рукой.
– Да ладно, забудь.
Магнус так вымотался, что решил заглянуть в столовую и перехватить что-нибудь там.
Но потом поглядел на еду и пришел в себя.
Время обеда еще не наступило, но самые ранние пташки уже собирались. Маг даже не ожидал, что из желающих попробовать местную склизкую лазанью выстроится очередь. За одним из столиков он разглядел Жюли с ее друзьями. Девушка окинула его взглядом с головы до пят – точнее, с непричесанных волос до футболки Алека и старых джинсов, – и Магнус отчетливо прочитал на ее лице глубокое разочарование.