В чем никто из них не был уверен.
– Как, по-твоему, все это будет проходить? – Марисоль Гарза практически потерялась в мускулистых объятиях Джона Картрайта, но, похоже, ничуть против этого не возражала. – Я о церемонии. Что, интересно, нам надо будет делать?
Джон, как и Жюли Боваль, и Беатрис Мендоза, происходил из давнего рода Сумеречных охотников. Для них троих завтрашний день был практически обычным, если не считать официального прощания со студенческой жизнью. Тренировки были закончены, начинались битвы.
Но для Джорджа, Марисоль, Саймона, Сунила Садасивана и еще нескольких студентов-простецов завтрашний день обещал стать настоящим кошмаром. Это был день их Восхождения.
Никто из них даже не представлял себе, что это такое – Восхождение. И уж тем более – что оно за собой влечет. Им почти ничего не рассказывали, в основном говорили только, что им придется выпить из Кубка Смерти. Они, как и первый из рода Сумеречных охотников, Джонатан Шэдоухантер, глотнут крови ангела. И, если повезет, сразу же превратятся в настоящих, по крови, Сумеречных охотников. Тогда можно будет сказать «прощай навсегда» своей обычной жизни и посвятить себя бесстрашному служению человечеству.
А если не повезет, они умрут – немедленной и, вероятно, жуткой смертью.
Поэтому праздновать им сейчас особо было нечего.
– Мне вот только интересно, что на самом деле будет в Кубке, – сказал Саймон. – Неужели и правда кровь?
– Тогда тебе нечего волноваться, да, Льюис? – осклабился Джон.
Джордж тоскливо вздохнул.
– Это последний раз, когда Джон тупо пошутил насчет вампиров.
– Я бы не рассчитывал, – пробормотал Саймон.
Марисоль пихнула Джона в плечо.
– Заткнись, идиот, – прошипела она – на взгляд Саймона, подозрительно ласково.
– Спорим, там вода, – вмешалась Беатрис, вечный миротворец. – Обыкновенная вода. А вам нужно будет притвориться, что это кровь, или что Кубок превращает ее в кровь, или что-то типа того.
– Да неважно, что в Кубке, – заявила Жюли своим фирменным неприятным всезнайским тоном, хотя знала она не больше остальных. – Он волшебный. Ты оттуда хоть кетчуп можешь выпить, он все равно сработает как надо.
– Тогда надеюсь, что там будет кофе, – так же тоскливо, как Джордж, вздохнул Саймон. В Академии кофе вообще отродясь не водилось. – Я бы стал куда лучшим Сумеречным охотником, если бы прошел Восхождение с кофе.
Беатрис заметила скептическим тоном:
– Сунил говорил, он слышал, что в Кубке вода из озера Лин.
Саймон надеялся, что это все-таки неправда: последняя встреча с водой из озера Лин серьезно выбила его из колеи, если не сказать больше. А учитывая, что некоторые простецы и так погибают в процессе Восхождения, Кубок едва ли нуждался в каких-то дополнительных смертельно опасных приспособлениях.
– А кстати, где Сунил? – спросил Саймон.
Вообще-то они не собирались встречаться сегодня ночью, но в Академии было мало мест для нормального отдыха. Конечно, если ты не любитель проводить свободное время, шатаясь по здешним подземельям или преследуя волшебного гигантского слизняка, о котором ходят легенды среди студентов. Так что последние пару месяцев Саймон с друзьями в основном проводили вечера тут – разговаривали о будущем. Он надеялся, что и последняя ночь пройдет так же.
Марисоль, знавшая Сунила лучше остальных, только пожала плечами.
– Наверное, «просчитывает альтернативы». – Она показала пальцами кавычки. Именно такими словами ректор Пенхоллоу напутствовала студентов-простецов в последний вечер перед Восхождением. Она уверяла, что нет ничего постыдного в том, чтобы в последний момент все-таки передумать и отказаться.
– Позорище. Всю жизнь стыдиться собственной простецкой трусости и знать, что потратил впустую время других людей, между прочим, очень ценное! – прорычал Скарсбери. Перехватил неодобрительный взгляд ректора и добавил: – А вообще-то да, ничего постыдного тут нет.
– А он разве не должен их «просчитывать»? – спросила Жюли. – Разве вы все не должны сейчас этим заниматься? Это же не как в докторской школе и не клятва… как там его… Иппокрита, кажется? Тут нельзя передумать.
– Во-первых, клятва называется клятвой Гиппократа, – начала Марисоль.
– И это называется медицинской школой, а не докторской, – ввернул Джон, кажется, чрезвычайно собой довольный.
Марисоль постоянно рассказывала ему о жизни простецов. И Картрайт, по своей ли воле или нет, уже свыкся с их существованием.
– Во-вторых, – продолжала девушка, – с чего это ты решила, что кто-то из нас вдруг возьмет и передумает? Или ты сама планируешь передумать быть Сумеречным охотником?
Это ее предположение, похоже, оскорбило Жюли.
– Я – Сумеречный охотник, – вызывающе заявила она. – С таким же успехом ты могла спросить, планирую ли я передумать быть живой.
– Тогда почему ты считаешь, что кто-то из нас может поступить иначе? – с яростным отчаянием в голосе спросила Марисоль.
Она была самой юной из них всех, самой маленькой, ниже остальных на несколько дюймов, но Саймон иногда думал, что эта девушка – самая храбрая из всей Академии. В сражении он бы не задумываясь поставил на нее: Марисоль отлично дралась и не стеснялась пользоваться грязными приемами.
– Она ничего такого не имела в виду, – мягко встала на защиту подруги Беатрис.
– Правда-правда, – быстро подтвердила Жюли.
Саймон знал, что она не лжет. Жюли иногда просто не могла удержаться от своих замашек в духе «ненавижу-простецов» – даже чаще, наверное, чем Джон вел себя как… ну да, как настоящий засранец. Они именно такие, и Саймон вдруг понял, неожиданно для себя, что и не стоит ожидать от них ничего другого. Но, так или иначе, и Жюли, и Джон его друзья. За эти два года они вместе, лицом к лицу стояли перед столькими опасностями: демоны, фейри, Делани Скарсбери, местная «еда». Теперь они все – почти как семья, подумал Саймон. Не обязательно, чтобы они все время тебе нравились, но ты знаешь, что в критический момент защитишь их от смерти.
Хотя он надеялся, что до этого не дойдет.
– Признайтесь, неужели вы и вправду совсем не боитесь? – ухмыльнулся Джон. – Разве кто-то еще помнит, когда в последний раз простец проходил через Восхождение? По-моему, все это как-то нелепо. Да сами подумайте: один глоток из Кубка, потом – пуф! – и Льюис – Сумеречный охотник? Так просто? Смехота!
– А мне вот это не кажется смешным, – мягко заметила Жюли.
Все замолчали. Мать Жюли была обращена во время Темной войны. Один глоток из Проклятого Кубка Себастьяна – и она стала Помраченной. Не человек – оболочка, ничего более. Просто манекен, способный только на то, чтобы выполнять жестокие приказы Себастьяна.
Так что все они знали, чего может стоить один глоток.
Джордж откашлялся. Он не мог выдерживать мрачную атмосферу больше тридцати секунд – и вот по этой его особенности Саймон точно будет очень скучать.
– Ну, лично я вполне готов потребовать то, что положено мне в силу происхождения, – весело заявил Джордж. – Как думаете, я сразу стану невыносимо высокомерным, как только глотну из Кубка, или потребуется какое-то время, чтобы сравняться с Джоном?
– На самом деле это не высокомерие, – усмехнулся Джон, и от этой шутки вечер, кажется, вернулся в прежнее русло.
Саймон старался сосредоточиться на дружеской болтовне и изо всех сил пытался выбросить из головы слова Джона и не думать о том, не стоит ли и вправду потратить оставшееся время на трезвое обдумывание своих «альтернатив».
А какие у него вообще альтернативы? Разве он может просто отказаться от всего – после двух лет учебы в Академии, после всех изматывающих тренировок, на которые у Саймона хватало сил только потому, что он клялся себе снова и снова: он непременно станет Сумеречным охотником? Разве он может разочаровать Клэри и Изабель? А если он это сделает, то разве они смогут когда-нибудь снова его полюбить?
О том, что станется с его друзьями и родными, если на церемонии что-то пойдет не так и он погибнет, Саймон предпочитал вообще не думать. Хотя в этом случае любить им будет уже некого.
Точно так же он старался не думать об остальных людях – тех, которые тоже его любили и которых, по Закону Сумеречных охотников, Саймон поклянется никогда больше не видеть. Его мама. И сестра.
До сих пор Саймон думал, что это невыносимо грустно – когда тебя никто не ждет домой, как Марисоль и Сунила. Но, может быть, даже легче уходить, не оставляя за собой никого и ничего. Джордж вообще счастливчик: его приемные родители – настоящие Сумеречные охотники, пусть и никогда не бравшие в руки меча. Он по-прежнему может ездить домой на воскресные обеды; ему даже имя менять не обязательно.
В последнее время Лавлейс часто его поддразнивал, заявляя, что у Саймона вообще не должно быть проблем с выбором нового имени.
– Чем тебе «Лайтвуд» не нравится? И кое-кому тогда вообще не придется менять фамилию… – то и дело заявлял он. Саймон в такие моменты предпочитал упражняться в глухоте.
Но втайне даже от самого себя, заливаясь румянцем, он думал: «Лайтвуд… Может быть». Когда-нибудь. Если он вообще посмеет на это надеяться.
Но новое имя ему все равно нужно было придумывать – имя Сумеречного охотника, имя его новой сущности, столь же непостижимой, сколь, по большому счету, непостижимым было все происходящее.
– Э-э-э… Можно войти?
В дверях стояла худенькая девушка в очках, лет тринадцати на вид. Кажется, ее звали Милла, хотя Саймон не был в этом уверен – новый поток в Академии оказался очень большим, и новички так часто таращились на Саймона издалека, что он совершенно не рвался с ними знакомиться. У гостьи, тем не менее, вид был решительный и одновременно смущенный – похоже, даже спустя несколько месяцев девушка из простецов не могла поверить, что действительно попала в Академию.
– Это же не частная собственность, – отозвалась Жюли. Голос ее звучал даже надменнее обычного – ей нравилось показывать свое превосходство над новенькими.