Вдруг сработает.
Я стоял на веранде нашей старой дачи и смотрел на калитку. Мама вышла, подошла ко мне, погладила по голове:
— Что грустишь, Андрейка?
— Почему тётя Лиза не приходит к нам с пирожками? Она ведь обещала мне целую тарелку в следующий раз принести. Почему?
Мне грустно и обидно до слёз. Она же обещала, сидела с нами на этой веранде и улыбалась. И обманула!
— Может быть, завтра? — спросила мама.
— Уже целый месяц завтра! — закричал я. — Ты каждый раз это говоришь! Думаешь, я маленький, я забуду?
— Ну, хочешь, я напеку тебе пирожков? Мамины всё равно самые вкусные. Или ты думаешь, что тетя Лиза пекла лучше? — чуть обиделась мама.
Я нутром почувствовал уловку. Она хочет обмануть, скрыть что-то важное. И пирожки меня больше интересуют.
— Где тётя Лиза? — я схватил маму за руки и внимательно посмотрел ей в глаза. Так внимательно, что её лицо стало расплываться. — Пойдём к ней! И я сам спрошу у неё, где пирожки! И почему она не приходит!
— Но малыш, — мама замялась, и по её лицу пробежала тень тревоги, — тёти Лизы нет дома, она уехала.
— Когда вернётся? — не отставал я.
— Нескоро, очень нескоро. Может быть, даже не вернётся, — грустно сказала мама.
— Так она меня бросила?! Не попрощалась и бросила?! — закричал я.
— Ну, ей нужно было уехать, — мама стала оправдывать соседку. — У взрослых такое бывает. Надо срочно уехать, и они ничего не могут с этим поделать. И даже предупредить не успевают.
— И ты тоже можешь так сделать? — я спросил, чуть не плача, подозревая нехорошее. — Уедешь и бросишь меня одного?
— Нет, я ещё молодая, — постаралась успокоить меня мама. — Можешь не волноваться, я тебя не брошу!
— Ещё как бросит! Скоро к тёте Лизе отправится! — За спиной матери появилась хищно оскалившаяся блондинка, и до меня дошло.
Тётя Лиза умерла, и мама умерла, а эта падла в розовом — её убила!
Я кинулся к блондинке, но нога провалилась в пол. Доски прогнили и стекли зеленоватой слизью под моим весом. Там внизу оказалась вода, плотная и тёмная. Я плюхнулся в жижу и сразу ушёл с головой. Меня тут же обволокло густым киселём и понесло куда-то подземным течением, парализуя волю и мысли, погружая в забытие и безразличие. Стало уже всё равно, кто такая Лидуня, что с мамой и тётей Лизой. Какая разница? Всё неважно. Пусть наступит покой. Течение давно остановилось, и вода колыхалась и баюкала меня, как в колыбели. Даже песенка послышалась, лепет, шёпот:
— Твоя мама умерла,
От тебя совсем ушла,
Бросила тебя тогда,
Не любила никогда.
Всё забудешь и уснёшь,
Песню сам себе споешь,
Не любила, не спасла,
Мама от тебя ушла.
Тяжёлая рука опустилась на голову, и я понял, что лежу на кровати, а за спиной кто-то сидит. Да не кто-то! Лидуня это сидит! Её голос гнусности всякие про мою мать поёт! А я пошевелиться не могу. Я задергал ногой, стараясь вспомнить о теле. Рука на голове стала тяжёлой, как могильная плита. Мозг не желал просыпаться, но я продолжал и неимоверным усилием вырвался из тяжёлого плена.
Подскочил на кровати и тут же включил свет. Конечно, в комнате никого не было. Да и во сне тоже быть не могло, это же комната с защитой. Я вздохнул, перевёл дух. Вот ведьма! Как же глубоко она засела в подсознании. Впору к психологу идти, только хрен он поможет. Катька вон смотрела все эти видюшки, ходила даже, что-то в себе ковыряла, искала. И что-то не заметно было, что она как-то изменилась. Разве что термины всякие выучила типа «газлайта», «обесценивания» и тыкала в меня ими, когда ей что-то не нравилось.
И вообще, ведь забрал целый кусман светимости с дачи. Почему снова какая-то дичь снится? Разве оно не должно было автоматически снять блок?
До будильника толком уснуть не удалось, и я недовольный и уставший припёрся на работу. После обеда перекинул на менеджеров часть задач и поехал в автошколу. Заведение оказалось у соседней станции метро, и вечерние занятия не попадали на фехтовальные дни. Я записался довольно быстро, но на работу возвращаться не стал. Нужно было срочно внести ясность в сновиденные дела.
Позвонил Денису заранее, вскользь поинтересовавшись на месте ли Рома. Так в первый раз мне довелось попасть в институт через проходную. Охранник проверил паспорт, торжественно выдал мне карточку — временный электронный пропуск — и спросил, знаю ли я куда идти.
Я не знал и вызвал Дениса.
— Привет! — тот вышел в неизменной клетчатой рубашке, сегодня чёрно-бордовой. Поверх был небрежно накинут белый халат.
В чайной нас встретила Оля, тоже в халате поверх чёрного строгого платья. Обычно у ребят атрибуты ученых валялись на стульях, и дресс-код соблюдала только Маша. Ромы с ними не было.
— Интересно, вот зачем вам халаты? — озвучил я пришедшую в голову мысль.
— Сегодня шефы сверху заходили с важными гостями из Минобра, сказали всем обязательно надеть, для научности, — пояснил Денис.
— Да нет, ну ладно медики, или те, кто с реактивами работают, химики, чтобы не заляпаться чем-то, — продолжил я. — А вот вы, сидите данные обрабатываете на компах. Вам-то к чему?
— Традиция, — пожал плечами Денис.
— Даже ритуалистика, — подтвердила Оля. — Наука родилась из магии. Знаешь, наверное, как химия из алхимии, астрономия и точные науки из астрологии. Жрецы в белом вскрывали трупы, знали строение тела, внутренние органы, знали лекарства и яды. Посвящённые. Наука родилась из магии и до недавнего времени тоже была доступна лишь для узкого круга людей. Так что халат — это нечто ритуальное, принадлежность к какой-то закрытой категории. Как мантия мага.
— Ну ты скажешь тоже, — фыркнул Денис. — Люди всегда пытались описать мир, сначала через мифических существ и магию. Но параллельно они исследовали мир, вырабатывали методы анализа. Наука, как и магия, родилась из жажды познания. Но теперь их пути разошлись. Магия выродилась до профанства и мистификации, а наука становится всё более открытой для масс, научпоп и всё такое.
— Может, снова сойдутся, — заметила Оля, — когда наука найдет способ познавать нематериальное. Пока она исследует лишь малую часть спектра.
Денис посмотрел на меня и не стал спорить:
— Может. Но халаты — ритуальное — это слишком.
— Мы это не понимаем, но оно на подсознании, как архетип, — настаивала Оля.
— Кстати, об архетипах! — спохватился я. — Я вам сейчас такое расскажу! Про Аржану и вообще.
— О, тебе удалось что-то из неё выудить? — во взгляде Дениса вспыхнул интерес.
— Удалось, да не то. Но тоже интересно, — ответил я и пересказал им весь разговор с Аржаной и свой опыт — сон с деревом. Потом нашу попытку всё это дело толковать.
— Да, архетипы — сложная штука, — произнес Денис, поправляя очки. — Получается, нужно хорошо выучить язык символов подсознания, чтобы понять эти сны. Такая работа сложнее, чем научиться стабильно осознаваться.
— Зато какой результат! — заметила Оля. — По сути, когда всё вычистишь, разберёшься в себе, ты во сне получаешь дубля с таким сознанием, что даже осознаваться не нужно. Ты как бы развиваешь аватара с другой логикой и восприятием, который в других мирах гораздо эффективнее, чем ты! Наше неуклюжее социумное сознание просто не может заметить многих вещей во сне из-за другой настройки. Мозг вместо неорганов рисует знакомые формы, потому что не в состоянии их воспринять! Или пугается, что хуже. Интересный у неё подход. Надо обязательно попробовать!
— Попробуешь — расскажешь про гигантское дерево или кота со змеиным хвостом, — скептически улыбнулся Денис.
— Было бы здорово, если бы кто-то ещё прошарился в этой теме, — воодушевился я. — Блоки-то мне надо убирать, а стандартными методами, как в прошлый раз, туго пошло.
— Так с блоками всегда такое, — махнула рукой Оля. — Тебе повезло с первыми крюками, потому что это твои самые сильные чакры. Особенно вишудха. А какие-то — более слабые, или блоки старые, укоренившиеся. Их можно не один год убирать. Я вот со своими очень долго работаю, а всё равно ещё столько нахожу.
— Если убрать все блоки, то это будет уже и не человек, просветлённый какой-то, — засмеялся Денис. — Наша индивидуальность как раз и определяется уникальным набором косяков.
— Да, потому Кастанеда называл такое состояние потерей человеческой формы, — согласилась Оля. — Я тебе больше скажу — ты крюки вытащил, но убрал, скорее всего, только самые жёсткие заторы. Бетон, в котором закрепились энергетические привязки. Иначе всё было бы ну слишком легко.
— Ну, спасибо, — ответил я. — Может, у меня и должно быть легко. Я, вообще-то, читер, у меня комната. Это тоже надо иметь в виду.
— Основным читерством у тебя ведьма была, — заметил Денис. — Опасность создаёт условия для роста. Чем выше опасность, тем быстрее рост. Никогда не видел, чтобы человек так быстро с нуля научился осознаваться.
— Ага, хорошие условия, чуть не сдох тогда, — «поддакнул» я. — Неорганы мои глазастые тоже, как ты, говорят: вот не использовал бы эгрегор, вот раскрыл бы свой потенциал. При каждом удобном случае ворчат. Ага. Коньки бы откинул Андрюшка тогда, вот что было бы.
— Кто знает, — протянул Денис.
— Слушай, если что, у меня ещё одна ведьма есть, Светочка. Давай устроим так, что ты ей дорогу перейдешь, вот и у тебя будет стимул для развития! — предложил я.
— Не, ну я же не Вадим! — протестующе замахал руками Денис. — Я гипотетически признаю пользу такого развития. Я учёный, теоретик в основном. Так Доктор Сон считает, так и говорит: «Практической пользы от твоих исследований никакой». Правда, Оль?
— Ага, хотя теория твоя тоже не выдерживает никакой критики! — покатываясь со смеху, заявила девушка. — И это тоже цитата.
Денис смешно сморщился, будто целиком съел лимон, и у меня пропал запал на него злиться. Да и что поделать, может, он и прав. Но сознательно на такие классные условия для роста я бы ни за что не пошёл. Ещё крюки эти.