Я отломил пирожок и взял ложку, острые предметы Аржана ведь запретила, объяснив это тем, что мертвые могут порезаться. Ритуал есть ритуал, надо соблюдать.
— Прости, что так редко приходил. Я тут недавно понял, что был маленький и на тебя обиделся, — прозвучало глупо, но я продолжил. — Думал, ты меня бросила. А на похороны попрощаться меня отец не пустил. Ты не сердись на него, он хотел как лучше. А я сейчас всё исправлю.
За спиной громко хрустнула ветка, и я подскочил с лавочки. Обернулся: никого. Откуда-то взявшийся порыв ветра прошелестел листьями деревьев, и всё затихло.
Я уселся. Чего тут бояться, это ведь мать, пусть она уже по другую сторону. Что это меняет?
— У меня всё хорошо, я поступил в Бауманку, пошёл по физмат направлению, как хотел отец. Девушку хорошую нашёл, — я осёкся. — Правда, мы расстались. Но она всё равно хорошая, тебе бы понравилась. Домашняя, уютная, готовит вкусно.
Я вздохнул и решил не рассказывать про Лидуню и весь их шабаш.
— В последнее время всё так переменилось, я уволился с работы и теперь помогаю отцу в фирме. Ты бы знала, как он раскрутился! Такими деньгами ворочает. И квартира в центре Москвы, четырёхкомнатная, у меня теперь. Он подарил, — я прервался, вспомнив все обстоятельства дарения, и сбился с мысли. — Знаешь, у меня друзья новые появились. У нас настоящая команда, друг за друга и в огонь и в воду. Как в детстве! А я уж начал думать, что у взрослых дружба сводится к сходить вместе в барчик.
Я прервался. Барчик. Ага. Стал бы я вживую так с мамой говорить.
— Наверное, тебе странно видеть меня уже взрослым. Ты ведь помнишь меня совсем мальчишкой. Я вообще рассчитывал, что не так мы с тобой будем разговаривать, когда мне под тридцать будет. Думал, с девушкой тебя своей познакомлю, ты научишь её пирожки готовить по своему рецепту. Они у тебя ничуть не хуже, чем у тёти Лизы были, мам.
Я доел кашу и уже не помнил, о чём говорил. Когда стемнело и зябкий ветер и сырость стали заползать за шиворот, понял, что пора. Пирожок и стакан с водой остались на надгробии.
Домой я пришёл совсем вымотанным, но это была приятная усталость, как после тренировки. Как будто я тащил тяжёлый груз, выложился на полную, но дотащил куда нужно, да там и оставил. На столе меня ждала коробка печенья — домработница Татьяна приходила, значит.
Я без энтузиазма схрустел одну печеньку и поймал себя на мысли, что ребята в лаборатории оценили бы. Потом вспомнил, что Маша обещала выкинуть меня оттуда и сломать руку. Вот ведь зараза. Выкинуть, она, конечно, не справится, но скандал может закатить, а нервировать Рому лишний раз не хотелось.
Обдумывать некромантский вопрос у меня не осталось сил, и я просто лёг спать. Прямо как отец, в десять часов. Не задавая комнате никаких параметров. Хватит сил, осознаюсь и сам решу, что делать.
Конечно же, мне приснилась дача. Я сидел за обеденным столом с отцом и бабушкой. Они молча жевали свои камни, разложенные горкой на тарелках. У меня почему-то была рисовая каша, наверное, к счастью. Камни я бы не осилил.
— А почему пирожков нет? — не удержался я. — Пап? Ба?
Отец поднял взгляд от тарелки и посмотрел на меня как на ненормального.
— Тётя Лиза же умерла, ешь теперь, что дают.
— А мама… — начал я и на середине фразы осёкся. Я знал, что он скажет.
— Мама тоже умерла.
Я вскочил и, задев рукой стол, перевернул его. Он оказался странно лёгким. Камни посыпались на пол.
— Ну вот что ты наделал?! — закричал отец. — Это же её камни!
Где-то на улице раздался раскат грома, будто раскололи большой камень. Я выглянул в окно: от леса к нам шла серая гора. Её контуры постоянно менялись, и было ясно почему: она состояла из камней.
Я обернулся, чтобы предупредить отца и бабушку, но их в комнате уже не было. Они оставили меня одного. Я не успел обидеться — с диким грохотом в окно хлынула каменная река.
Серые валуны покатились по полу, ломая на ходу мебель. Один впечатался в стену, да там и застрял. Я подпрыгнул, чтобы избежать столкновения. Получилось это легко: прямо взлетел к потолку.
Это же сон! Сон!
Мир на мгновение вспыхнул яркими красками и стал лёгким. Валуны перестали катиться в окно. Что вообще за бред?
Я спустился на пол и вылетел в окно прямо перед горой камней, уже не казавшейся страшной. На веранде с чашкой чая стояла мать. Она куталась в серый плед, но при этом была в летнем платье и босая.
— Мама!
Она вздрогнула, обернулась, взметнув светлые локоны, и посмотрела грустными голубыми глазами куда-то сквозь меня. А потом по ставшему уже обычным сценарию развернулась и пошла прочь.
— Стой! — я метнулся было за ней, но снова напоролся на стену, на этот раз просто невидимое препятствие. Дача словно оказалась за стеклом, живая картина с уходящей матерью.
— Да что я сделал не так?! — заорал я. — Что ещё нужно осознать и принять? Что?! Чего тебе не хватает, подсознание?! Я простил мать! Простил и попрощался! Чего тебе ещё надо?!
Мир дрожал от моего крика, стекло передо мной пошло трещинами. Наверное, можно было разбить, но матери там уже не было, и разбивать не имело смысла. Я опустился в траву, продолжая орать от злости. Где-то на периферии сознания метнулась мысль: «удивительно, как меня ещё не выкинуло из сна».
— Будешь и дальше так орать — выкинет, — пообещал мягкий вкрадчивый голос за спиной.
Я обернулся.
Кот сидел на яблоне и щурил на меня янтарные глазищи. Ветка прогнулась под ним, едва выдерживая вес. Конечно, котяра же с пятилетнего ребёнка габаритами. Ветка хрустнула, и кот полетел вниз. Ловко извернулся, показав полосатое пузо, и приземлился на четыре лапы.
— Ну спасибо, — проворчал он.
— Не за что! — мстительно ответил я, будто кот был виноват в моей неудаче.
— Злой ты, Андрейка, — проворчал кот, разглядывая маникюр на когтистой лапе. — А я ведь тебе помочь пришёл.
— И как ты поможешь? — заинтересовался я.
Кот деловито обошёл меня по часовой стрелке, внимательно рассматривая, словно решая, стоит продолжать дальше беседу с таким оболтусом или нет.
Я терпеливо ждал.
Наконец он зевнул, сладко мявкнув в конце, и соизволил объяснить:
— Я — кот, существо, живущее в двух мирах. Я — проводник. И мы с тобой отправимся к ней, чтобы попрощаться по-настоящему.
— К матери?! — не удержался я и с сомнением посмотрел на кота Да кто его знает. Шастает он везде, это правда. И комната ему не помеха. Правда, я вроде решил, что он якобы часть меня. Подсознание. Потому как проходит под мандалы. А ведь мне того и надо, общения с подсознанием. Разве не его я призывал к ответу криками?
— Давай, — я махнул рукой. — Веди.
— Вот это разговор-р-р! — Кот взвился на задние лапы, сверкнул зелёными глазами и крутнулся вокруг своей оси несколько раз. Всего пара оборотов, а в размере он прибавил раз в пять. Теперь передо мной красовался не кот, а котище.
— Залезай! Я тебя прокачу, — проурчал он, переминаясь на толстых, словно тумбы, лапах.
Ну, была не была!
Я подпрыгнул и взлетел зверю на спину.
— Ух! — приземлился в мягкую шерсть, как в подушку. — Круто!
На секунду мне стало стыдно за такие восторги — как же быстро я отвлёкся и позабыл о матери!
— Хватайся и ничего не бойся, — пробасил кот. — Главное, держись крепче, а то потеряю тебя между мирами — долго искать придётся.
Я вцепился в шерсть, для верности прижал толстые бока ногами, и кот стартанул. Он встал на задние лапы, оттолкнулся и взмыл в небо вертикально, как ракета. У меня аж дух захватило. Земля мгновенно стала маленькой, с высоты было видно дачный поселок, лес за ним и край горизонта с высотными домами. Кот резко остановился, завис в воздухе, а потом, повернувшись головой вниз, дико заорал:
— Мря-а-у-у!
И мы стали падать. Земля приближалась с катастрофической скоростью.
«Это сон, это сон, ничего страшного», — напомнил я себе, но всё равно не смог избавиться от спазма, скрутившего солнечное сплетение.
За секунду до столкновения перед нами разверзлась дыра в земле, и мы влетели в неё. Кот тут же перестал орать и тихо поплыл в темном пространстве. Я как-то сразу понял, что «боевой мяв» нужен был ему, чтобы пробить дыру. Вторым, что я заметил, это мандалы, которые теперь покрывали мои руки и светились в темноте.
— Мяв! — резко гаркнул кот, и мы вылетели в яркий мир. Дома, голубое небо, дельтаплан. Всё произошло так быстро, что ничего не особо не разглядишь. Мы снова врезались в землю и поплыли в темноте. Только теперь я подозревал, что вовсе мы не плывём, а несёмся со страшной скоростью, пробивая слои.
— Мяв! — И новый мир, на этот раз серый, с высокими бетонными многоэтажками.
Темнота.
— Мяв! — Несколько секунд летели сквозь лес. Я едва успел пригнуть голову, чтобы не получить по ней толстенной веткой.
— Мяв! — Мы оказались в небе, и я понял, что кот явно не собирался пробивать этот мир насквозь. Он заложил широкий круг над лесом и стал заходить на посадку. Среди густых сосен стали заметны маленькие домики — деревня, спрятавшаяся в лесу.
Зверюга приземлилась у крыльца одного из домиков и бесцеремонно тряхнула гривой:
— Слезай, приехали!
Шерсть, за которую я так крепко держался, выскользнула из рук. Я упал и покатился по траве.
Кот снова стал маленьким, ну, чуть крупнее обычного домашнего, и заспешил к дому.
— Ну ты даёшь, котяра, — я посмотрел на узор мандал на руках. — Мы вообще где?
— Место встречи, переходная точка, буферная зона между живыми и теми, кто уйдёт на следующий круг, — пояснил кот. — Пойдём.
Он упёрся лапами в дверь, и та отворилась.
Я вошёл в гостиную нашей дачи. Будто и не улетали никуда!
— Но это же… — начал я.
— Декорации твоего восприятия, — проворчал кот. — И не только твоего.
Я прошёл за ним на кухню и замер на пороге. За столом сидела мама, конечно, молодая и в голубом платье.
И тут же возникло чёткое осознание реальности всего происходящего. Пусть это сон, какой-то уровень сна. Мама точно была настоящей, не спрайтом. Присутствие чужой энергии, пусть родной и мягкой, но не моей. Я точно покинул внутреннее сновидение. И мир вокруг был угловатым и жёстким.