Мы не вспоминали ни ту злополучную дуэль, ни ее причину. Пути наши должны были скоро разойтись навсегда, и, как мне казалось, брат желал завершить эту главу своей жизни по-дружески, чтобы мы оба вспоминали наши встречи с теплым чувством. Нельзя сказать, что я ошибался: наполовину я был прав.
Позднее, когда мы остановились, чтобы перекусить, он спросил меня:
— Ну, и каково ее ощущать?
— Что ощущать?
— Власть, — ответил он, — власть Логруса: повелевать Тенями, распоряжаться магией на порядок выше обычного…
Мне не хотелось вдаваться в подробности. Я знал, что он трижды пытался пройти Логрус и каждый раз, заглянув внутрь, отказывался от этой идеи. Быть может, его останавливали скелеты неудачников, которые Сухай заботливо держал у входа. Думаю, Юрт не подозревал, что мне известно о его последних двух попытках. Я решил слегка поубавить его восторг.
— Да никакого особенного ощущения и нету. Пока не начинаешь эту власть пускать в ход. А вот это уже описать трудно.
— Я сам собираюсь скоро пройти Логрус, — признался он. — Хочется побродить по Царству Теней, может, даже найти где-нибудь собственное королевство. Не можешь ли ты мне что-нибудь посоветовать?
Я кивнул:
— Не оглядывайся, не останавливайся, не задумывайся. Просто шагай вперед.
Юрт засмеялся:
— Похоже на приказ.
— Думаю, сходство есть.
Он снова засмеялся.
— Идем, подстрелим жинда!
След хищника уводил в густую чащу, где землю устилали сломанные ветки. Мы слышали, как жинд ломился сквозь кусты, но вот в каком направлении он удрал — трудно сказать. Я шел впереди, выискивая следы, и вдруг Фракир крепко сжала мое запястье, потом раскрутилась и упала на землю.
Я наклонился, чтобы поднять ее, и в тот же миг услышал свист над головой. В ствол дерева передо мной вонзилась стрела — на такой высоте, что, если бы я не нагнулся, она вошла бы мне в спину.
Я резко повернулся к Юрту, не успев полностью выпрямиться. Он прилаживал к тетиве вторую стрелу.
— Не оглядывайся, не останавливайся, не задумывайся! Просто шагай вперед! — воскликнул он и захохотал.
Я нырнул по направлению к нему как раз в тот момент, когда он поднял свое оружие. Более опытный стрелок убил бы меня, но увидев, как я метнулся навстречу, брат выпустил стрелу слишком рано. Она лишь задела мой кожаный жилет, не причинив особого вреда.
Я ударил его под колени, и он упал, уронив лук. Мы покатились по земле, он вытащил охотничий нож и взмахнул, целясь мне в горло. Левой рукой я перехватил его запястье, и мощь удара отбросила меня на спину. Я вбил правый кулак ему в зубы, продолжая удерживать руку с зажатым в ней ножом, а он ударил меня коленом в пах. И попал.
Острие ножа нырнуло на несколько дюймов ближе к моему горлу. Почти ничего не видя от боли, я чуть повернулся, и второй удар, нацеленный в то же место, пришелся мне в бедро. Одновременно я перехватил его руку с ножом уже правой — но он слегка полоснул меня по ладони, вырвался из слабеющей хватки и перекатился в сторону. Я попытался подняться…
И тут раздался его отчаянный вопль.
Я встал на колени и увидел, что Юрт лежит на левом боку, а нож валяется на земле среди опавших листьев в нескольких дюймах от него. Он держался за лицо обеими руками и выл по-звериному.
Я осторожно приблизился. Фракир напряглась, готовая обвить горло противника, если он опять выкинет какой-нибудь финт.
Но он лишь продолжал выть. Подойдя ближе, я увидел, что сучок валявшейся на земле ветви воткнулся ему в глаз По его щеке и по носу текла кровь.
— Не дергайся, будет только хуже! — крикнул я. — Дай я вытащу его.
— Не трогай меня своими погаными руками! — выкрикнул Юрт.
Сжав зубы, он со страшной гримасой схватил сучок и отдернул голову назад. Я отвернулся.
Мгновение спустя брат жалобно захныкал — а потом потерял сознание. Я разорвал рукав своей рубашки на полосы, свернул одну полоску в тампон и приложил его к раненому глазу, а из другой полоски сделал повязку. Фракир вернулась ко мне на запястье.
Потом я достал Козырь, которая доставит нас домой, и взял Юрта на руки. Маме это, пожалуй, не понравится.
Власть.
Суббота. С утра мы с Люком полегали на дельтапланах, затем пригласили Джулию и Гейл на ленч, после чего взяли «Звездную вспышку» и на несколько часов вышли в море. Ужинали в гриль-баре на берегу. Пока нам готовили мясо, мы с Люком занялись армрестлингом, условившись, что проигравший платит за напитки. В результате Люк прижал мою руку к столу. Пришлось мне покупать на всех пива.
Кто-то за соседним столом сказал:
— Если бы у меня был миллион долларов, свободный от налогов, я бы…
Джулия засмеялась.
— Что тут смешного? — спросил я.
— Его список пожеланий, — ответила она. — А вот я хотела бы шкаф, битком набитый модными платьями, и драгоценности к ним. И чтобы шкаф этот стоял в красивом доме, а дом — там, где я была бы важной персоной…
Люк улыбнулся:
— Так, от денег к власти…
— Может, ты и прав, — согласилась она, — а какая, собственно говоря, разница?
— На деньги покупают вещи, — ответил Люк, — а власть позволяет некоторым вещам произойти. Имея выбор — выбирай власть.
Привычная слабая улыбка исчезла с лица Гейл, глаза ее стали серьезными.
— Но власть не должна быть самоцелью. Ее следует использовать только тогда, когда нужно.
Джулия засмеялась:
— Что плохого в том, чтобы иметь немного власти? По-моему, это довольно приятно.
— Пока ты не получаешь много власти, — заметил Люк.
— Тогда и мыслить придется масштабно, — сказала Джулия.
— Не согласна, — заявила Гейл. — Для человека прежде всего долг.
Люк внимательно посмотрел на нее и кивнул.
— Ну при чем тут мораль, — протянула Джулия. — Можно ведь и без нее.
— Нет, нельзя, — отрезал Люк.
— Я не согласна.
Люк пожал плечами.
— Она права, — внезапно промолвила Гейл. — Я не считаю, что долг и мораль — одно и то же.
— Когда у тебя есть долг, — сказал Люк, — есть определенные обязанности — к примеру дело чести, — это и становится твоей моралью.
Джулия взглянула на Люка, потом на Гейл.
— Кажется, мы только что пришли к единому мнению?
— Нет, — покачал головой Люк, — напротив.
Гейл пригубила бокал.
— Ты говоришь о личном кодексе чести, как ты его понимаешь; это не имеет ничего общего с общепринятыми, расхожими представлениями о морали.
— Верно, — согласился Люк.
— Тогда это не мораль в чистом виде, а только долг, — возразила она.
— Но долг и есть мораль, — настаивал Люк.
— Мораль есть ценность цивилизации, — сказала Гейл.
— Понятие «цивилизация» условно, это просто искусство жить в городах.
— Ну хорошо, тогда — культурная ценность, — кивнула Гейл.
— Культурные ценности — также вещь относительная, — улыбнулся Люк. — Мои, например, подтверждают, что прав я.
— А откуда они взялись, твои ценности? — поинтересовалась Гейл, внимательно глядя на него.
— Давай придерживаться чисто философских категорий, — предложил он.
— Тогда, может, вернемся к долгу?
— А куда подевалась власть? — спросила Джулия.
— Да здесь она где-то, — улыбнулся я.
Гейл сидела с озадаченным видом, будто в нашей дискуссии возникло что-то новое, способное дать мысли иной поворот.
— Если долг и мораль — две разные вещи, — медленно произнесла она, — то какая важнее?
— Никакая, потому что это одно и то же, — ответил Люк.
— Я так не думаю, — вмешалась Джулия. — У тебя получается, что долг — это что-то очень конкретное, а что нравственно, что нет — ты решаешь сам. Если бы мне пришлось выбирать, я выбрала бы мораль.
— Что до меня, так я предпочитаю конкретные вещи, — сказала Гейл.
Люк допил пиво и слегка рыгнул.
— Чушь все это! Философия у нас во вторник, а сейчас выходные. Кто оплачивает следующий круг, Мерль?
Я поставил левый локоть на стол и раскрыл ладонь. Мы начали меряться силой, напряжение возрастало.
— Я прав, не так ли? — процедил он сквозь сжатые зубы.
— Да, ты прав, — ответил я и прижал его руку к столу.
Власть.
Я вынул корреспонденцию из почтового ящика и отнес ее наверх в свою квартиру. Там было два счета, несколько рекламных писем и пухлая бандероль без обратного адреса.
Я запер за собой дверь, сунул ключи в карман, швырнул кейс на стул и собирался сесть на диван, когда в кухне зазвонил телефон.
Бросив почту на кофейный столик, я пошел на кухню. И тут у меня за спиной рванул взрыв. Не знаю уж, сбил бы он меня с ног или нет — я просто машинально нырнул вперед, ударившись головой о ножку кухонного стола, и в общем-то не пострадал. Пострадала комната.
Когда я поднялся на ноги, телефон уже смолк.
Я уже тогда знал, что есть более простые способы избавляться от ненужной почты, но долго еще ломал голову над тем, кто же мне звонил.
Иногда я вспоминаю про первую попытку: грузовик, мчавшийся прямо на меня. Перед тем как отпрянуть в сторону, я успел взглянуть на лицо шофера — ничего не выражающее, застывшее, мертвое, словно он был загипнотизирован, одурел от наркотиков или спятил. Может, все вместе.
Потом была ночь грабителей. Они набросились на меня, не говоря ни слова. Я отбился от них и пошел прочь. Уходя, я оглянулся и увидел мельком темную фигуру, скользнувшую в дверь дома напротив. Человек заботится о своей безопасности, решил я тогда. Но ведь это мог быть и наблюдатель, связанный с нападением. Я был встревожен. Тот человек был далеко и не мог меня описать, но вернись я, а он оказался бы просто прохожим — он мог бы стать свидетелем для полиции. Да, конечно, я-то действовал в пределах самообороны, но кому нужна лишняя шумиха? Так что я послал его ко всем чертям и зашагал дальше. Просто тридцатое апреля.
Затем день винтовки. Я быстро шел по улице, как вдруг прогремели два выстрела. Стрелявший промазал, но я осознал, что происходит, лишь когда на меня посыпались обломки кирпича здания слева от меня. Третьего выстрела не последовало, но из дома на противоположной стороне улицы послышался глухой стук и звон разбитого стекла. Одно окно на третьем этаже было широко распахнуто.