а девушка и вернулась к свадебным хлопотам.
Получить новое платье, пусть даже не роскошное, но хотя бы все же новое, шанс все-таки был. Но для этого надо, что бы ее папа сам признал, что выпускать в таком виде ее нельзя и она скомпрометирует прежде всего его, а уж потом саму себя. Поэтому для изготовления роскошного бального наряда за основу было взято одно из пяти имевшихся в наличии платьев. Подаренное скрипящим от злости отцом на выпускной бал два года назад платье жало в груди и бедрах, имело скромное декольте и веселенькую расцветку цвета «детской неожиданности».
На свадебное платье данный шедевр портняжного искусства явно не тянул и срочно нуждался в доработке. На украшение наряда к самому знаменательному в своей жизни событию Элис безжалостно пожертвовала еще один свой наряд. Откуда данное произведение искусства оказалось в ее гардеробе, девушка не знала. Оно просто висело в ее гардеробе в Триниди, и за все время не было одето ни разу. Все дело было в том, что платье было кружевным. То есть пошитом полностью из кружев. Красиво, но надеть платье, которое не только ничего не скрывало, а скорее даже позволяло рассматривать белье, не утруждая себя даже фантазиями, девушка не рискнула бы даже под угрозой самого страшного наказания. Было подозрение, что платье являлось верхней накидкой для другого платья, тоже белого, но все же из ткани, но его в комплекте не прилагалось.
Разложив оба платья на кровати, девушка взяла в руки ножницы и решительно принялась кромсать кружева на ленты различной длины и ширины. Закончив варварское расчленения кружев, Элис взялась за основное платье. Сначала девушка распорола швы на груди и бедрах. Примерно прикинув, на сколько надо их расставить, молодая леди принялась за изготовление пышных бантов, призванных скрыть получившиеся дыры. В результате платье приобрело два роскошных банта на груди и два по бедрам.
Следующей жертвой творческого энтузиазма Элис стало декольте и воротник. Им достались широкие собранные в гармошку ленты по всей границе ткани. Подолу досталась кружевная оборочка по нижнему краю юбки. Такую же оборочку получил пояс и манжеты. Плечи украсились подобием наплечей от рыцарской кирасы. Кружев оставалось еще много, но пришивать их было уже не куда. Последним штрихом стала вуаль. Все, к свадьбе Элис была полностью готова. Осталось решить, порадовать папеньку этим нарядом сегодня или отложить на утро.
Немного подумав, Элис решила все-таки оставшийся вечер отдохнуть. А то папочке еще фаворитку ночью утешать, переутомиться может, бедолага. Выглянув в коридор, девушка убедилась, что солдат там уже нет, значит, враг отбит и герои вернулись по казармам. О судьбе жабы девушка старалась не думать, вряд она сложилась счастливо. Но спрашивать не хотелось, проявлять излишнее внимание к вечернему инциденту было чревато. Если папа поймет, кто сделал столь царский подарок его любимой, то вместо платья Элис может получить домашний арест с диетой в виде хлеба и воды.
Спустившись на кухню, Элис выпросила у суровой поварихи пару булочек, бутерброд с мясом и чашку чая. Перекусив, молодая леди вернулась в комнату. Аккуратно повесив платья в шкаф, девушка с грустью отметила, что ее гардероб сократился до трех единиц, из которых только одно годилось для выхода в город, одно условно для встречи гостей дома и еще ее коричневое нечто для визитов к папуле. Больше на сегодня дел не планировалось, и Элис с чистой совестью улеглась спать. Измученная событиями дня девушка практически мгновенно провалилась в сон. Ночью ей приснился барон Мэтью. Она не запомнила сон, но снилось ей что то хорошее.
Утро началось неплохо. Вспомнившие, наконец, о присутствии в доме герцогини Триниссии, ей нанесли визит служанки. И даже помогли сделать прическу. Правда, сильно кривились, но результат того стоил! Заплетенные в несколько косичек волосы сверку скрутились в подобие толстого блина. Еще два закрыли уши. Вид получился на высшем уровне – на конкурсе городских юродивых первого места она бы не получила, но в десятку призеров вошла бы гарантировано. Глядя на плохо скрываемое презрение служанок Элис решила все-таки их добить и потребовала помочь ей одеть «самый прекрасный в мире свадебный наряд». При демонстрации наряда презрение в глазах сменилось выражением тихого ужаса. Но отказаться одеть его на госпожу отказаться не посмели.
Отороченное кружевами во всех мыслимых и не мыслимых местах платье однозначно претендовало на звание «Самое безвкусное платье» во всех номинациях. Начиная от «карнавальное платье для аристократа» до «Лучшее платье крестьянки». Довершив наряд сандалиями на толстой подошве, Элис, находясь в самом благостном настроении, отправилась осуществлять коварный план по получению нового условно свадебного платья. Правда, во избежание несчастных случаев перед выходом герцогский перстень ее сиятельство с руки сняла и повесила на цепочку, спрятав на груди.
Увидев на пороге кабинета радостно улыбающуюся дочь, Баросса впал в легкий ступор. Он даже забыл в очередной раз напомнить ей о распутной мамаше и сомнительной родословной. А также не прореагировал на радостное щебетание дочурки на тему «как я благодарна своему любимому папочке за такой удачный брак», «как она счастлива иметь такого заботливого и замечательного папу» и что она «восхищена его выбором и что бы его не расстраивать даже уже приготовила свадебное платье».
Конунг Свободного Майората Триниди полным идиотом не был, и не мог не понимать, что Элис издевается. Но вот повода сорваться на нее не давала. О том, что ее гардероб весьма скуден, он знал. За два года девушка неизменно появлялась в одних и тех же нарядах, а из финансовых отчетов герцогства он знал, что новых одежд не заказывали. Что в принципе его не сильно удивляло – доходов хватало только на прокорм и жалование слугам. Знал конунг и о причинах столь бедственного положения его вассалов. Потому что если год из года только забирать, причем практически все, и ничего не давать взамен, трудно ожидать процветание в такого рода землях.
Платье однозначно не подходило. Однако желание сэкономить на нелюбимой дочери не исчезло, и была вызвана группы поддержки в лице фаворитки. Леди Радсон после длительных раздумий и поедания глазами Элис все же согласилась, что пожертвование ею одного из пары сотен платьев ситуацию не спасают. Если разницу в ширине примерно в два с половиной раза еще как то можно было минимизировать путем тотального ушивания, то разницу в росте можно было компенсировать только укорачиванием девушки. Причем сразу на голову. Поэтому от идеи сплавить один из вышедших из моды нарядов и сэкономить на платье для противной девчонки, не получилось.
Страдая, как от приступа тяжелого похмелья, Барбоса все же выделил на платье семь с половиной золотых. Почему не пять или не десять, Элис так и не поняла, да и не особенно заморачивалась. Даже десять золотых означали покупку готового платья далеко не в самом дорогом магазине майората. Однако не сделать гадость даже при этом благом деянии конунг не мог в силу натуры и за платьем отрядил с ней саму Радсон в сопровождении двух служанок и пары охранниц. Деньги были переданы в руки фаворитке.
Поход по магазинам обещал остаться в памяти как самой Элис, так и торговцев. К тому же присутствие любимой ляди конунга существенно сужал простор для маневра. Элис, откровенно говоря, думала добавить к выделенной сумме немного своих денег и попытаться купить хотя бы подобие приличного платья. Но вот светить при Радсон имеющиеся деньги было категорически нельзя. Ибо ее папашу не будет волновать факт количества монет, а только сам факт их наличия. И тогда свадебный букет она точно будет собирать где-нибудь по оврагам. Хотя полевые ромашки, растущие кое-где на обочинах, девушке нравились, но для свадебного букета годились не больше, чем одуванчики.
Попытки заходов в магазины секонд-хенда Элис удалось пресечь. Предложение зайти в городской морг «где иногда у санитаров остаются вполне приличные вещи» тоже, но уже с трудом. Еще в двух лавках не нашлось ничего даже близкого к свадебным платьем. Покупать платье из ткани «в цветочек» отказалась под предлогом, что на его фоне потеряется свадебный букет. Кардинально черного цвета – что для траура ей рановато. Все остальное просто не подходило по размерам.
После еще трех похожих лавок, разгребая очередную кучу платьев, в которые могли влезть как минимум пара Элис, даже не снимая зимнего тулупа, девушка медленно, но неуклонно начала звереть. Болели натруженные ноги. Хотелось есть и пить. Хотелось придушить неутомимую Радсон. Хотелось убить служанок и охранниц. Хотелось умереть самой. Хотелось плюнуть на все и вернуться в замок конунга. Но умом она понимала, что завтра ей могут не выделить даже этих денег под предлогом повышенной капризности.
Начавшийся с окраин по самым дешевым магазинам поход потихоньку по спирали начал приближаться к центру города. Шансы найти что либо за такие деньги ближе к центру города не то что приличное, но и неприличное, стремительно таял и девушка переставляла ноги уже скорее машинально, тихо вспоминая про себя изысканные выражения замкового конюха, пытающегося заседлать злобного и совершенно неуправляемого жеребца. Ей уже становилось все равно и она была готова пойти под венец хоть в ночной рубашке (а что, жениху меньше мучится с раздеванием).
- Добрый день, Ваше сиятельство! – Смутно знакомый голос невероятно бесил своей бодростью и весь лучился оптимизмом – Я искренне рад Вас видеть!
Оторвав взгляд от созерцания не совсем чистой дороги Элис посмотрела на жизнерадостного прохожего и без того плохое настроение упало до отметки «полный минус». Прямо перед ней радостно улыбался господин Тыргон. Одетый с иголочки, обвешенный, как и вчера, золотом и драгоценными камнями, он весело смотрел на девушку. Жаркий румянец стыда медленно, но верно стал заливать щеки молодой герцогини. И дело было даже не в том, что по сравнению с ним она выглядела как нищенка и король, скорее ей казалось, что проницательный Тыргон каким то невероятным образом догадывается о целях её путешествия.