— Наказание мое! Ну когда же вы повзрослеете?
Обоим «раздолбаям» было немного за тридцать.
— Успеем еще! — обнадеживал Сарычев.
Заведующая качала головой — не верила и даже не надеялась. Но до поры до времени терпела. Сарычев и Вяткин не хамили и не вымогали деньги на вызовах, как доктор Бондарь, не пили в рабочее время, не конфликтовали с коллегами… Да и с пациентами не конфликтовали, жаловались на них преимущественно из-за шуточек.
Начнет, к примеру, пациентка с гипертонией рассказывать, что ничегошеньки ей бедной не помогает, ни одни таблетки давления не понижают, только перекисью водорода она и спасается — по капле на столовую ложку воды. Вообще-то, современное развитие фармацевтической промышленности позволяет без труда подобрать подходящую терапию практически для любого гипертоника. «Ничегошеньки мне не помогает» — это прямые показания к назначению галоперидола. Галоперидол точно поможет, он такой. Но дело в том, что галоперидол может назначать-выписывать только психиатр, а к психиатрам пациенты по своей воле обычно не обращаются…
— Вот, видите, у меня на тумбочке перекись и водичка. Как только почувствую себя плохо, так сразу же и лечусь. Но сегодня уже восемь ложек выпила, но что-то не помогает. Видимо, день магнитный…
— А вот моей бабушке от давления коровья моча помогала, — начинает делиться знаниями Вяткин, заодно набирая в шприц лекарство. — Выпивала утром натощак стакан и не знала, что такое давление. Дожила до девяноста лет. Главное — не кипятить, пить сырую. При кипячении вся польза испаряется.
Кто-то верил, а кто-то обижался — почему издеваетесь? Хотя Сарычев с Вяткиным не издевались, а просто шутили. А что такого? Если перекись помогает, то и коровья моча должна помогать.
Но после одного случая заведующая подстанцией буквально ополчилась на весельчаков и в течение полугода всячески — хоть увольнением, хоть переводом — пыталась от них избавиться. Когда поняла, что не получится, стала держаться с ними сухо-недружелюбно, как мачеха с пасынками. Заведующую можно было понять: и она, и старший врач получили из-за Сарычева с Вяткиным крупную нахлобучку. Всего полшага оставалось до постановки вопроса о неполном служебном соответствии, но главный врач все же решил до этого не доводить. Несмотря на то, что ему тоже досталось изрядно. С двух сторон — от Департамента здравоохранения и от журналистов. Шухер выдался большой, резонансный. И что примечательно, никакой вины Сарычева с Вяткиным, а точнее, Сарычева, как врача и старшего в бригаде, в случившемся не было. Просто так получилось. «Планеты встали раком», как выразилась диспетчер Сироткина.
Дело было так.
Октябрь. Полночь. Дождь. Вызов в подъезд девятиэтажки. Женщина, тридцать лет, плохо с сердцем.
На лестничной площадке между первым и вторым этажом лежит грязная пьяная в стельку бомжиха и стонет — плохо ей.
— На что жалуетесь? — спрашивает Сарычев.
— А вы что, сами не видите?! — Бомжиха распахивает свою верхнюю одежду, которая когда-то была пуховиком, и показывает огромный вздутый живот. — Вот!
— Вы беременны?
— Да! И воды уже отошли!
Под бомжихой действительно растекается лужа. Приличная, на половину площадки.
Большинство сотрудников «Скорой» после этого просто закинули бы бомжиху в машину и отвезли бы в роддом не осматривая. Но Сарычев в салоне раздел ее, пощупал живот, выслушал сердце и легкие, измерил давление и спросил о наличии каких-либо заболеваний. То есть сделал все как положено.
По дороге в роддом бомжиха отплатила добром за добро — повеселила бригаду. Рассказала, что она бывшая известная оперная певица, «лучшее меццо-сопрано» Европы, которая опустилась до столь плачевного состояния в результате козней завистников. Надо сказать, что по красочности историй на тему «как я дошел до такой жизни» бомжи дадут сто очков любому таксисту. Под интересный рассказ не заметили, как доехали до роддома.
В роддоме при многопрофильной скоропомощной больнице, конечно же, были без памяти рады получить такой «подарок». Дежурный врач вспомнил всех матерей, в том числе и свою родную маму, которая советовала ему поступать в консерваторию. Мама однозначно была права: со скрипками да роялями дело иметь приятнее. Но, как говорят французы, если бы молодость знала, если бы старость могла.
Вспоминай хоть мать самого Гиппократа, а роженице с отошедшими водами отказать не моги. Даже если она без определенного места жительства и вшивая. Дежурный врач расписался в приеме, бригада уехала, бомжиху начали срочно мыть-стричь-брить-обрабатывать. Быстрее, быстрее, а то ведь сейчас рожать начнет…
После приведения в надлежащее санитарно-гигиеническое состояние дежурный врач осмотрел «роженицу» (кавычки — не опечатка, а почему они здесь, сейчас станет ясно). Начал, как и положено акушеру-гинекологу, с влагалищного исследования. И сильно удивился, поскольку не обнаружил ожидаемого раскрытия шейки матки…
Срочно вызванный для осмотра бомжихи дежурный терапевт подтвердил диагноз цирроза печени, осложненного асцитом[24], и санкционировал перевод в терапевтическое отделение.
С медицинской точки зрения ничего страшного не произошло. Ошибочный диагноз был снят, верный был выставлен, пациентка в итоге легла по назначению, и состояние ее здоровья от небольшой проволочки не пострадало. Но это с медицинской. А есть же еще и политическая, основанная на извечных противоречиях между тремя столпами медицинской помощи — стационарной, амбулаторной и экстренно-неотложной.
— Эти идиоты-разгильдяи со «Скорой» совсем работать не хотят! — свирепствовал утром на конференции ответственный дежурный по роддому. — Извозчики хреновы! Лепят наугад любой диагноз, лишь бы для госпитализации подходил! Асцит с беременностью путают! Я за годы работы всякого успел навидаться, но такого в моей практике еще не было! Такого спускать нельзя! Я ночью уже звонил в оперативный отдел, высказал все, что думаю об их сотрудниках, но этого мало. Слова они, как обычно, пропустят мимо ушей и завтра нам снова бомжиху с асцитом рожать привезут! Тут нужны решительные меры! Прошу администрацию поддержать! Нам, кроме всего прочего, после этой грязнули еще и полную санобработку «приемника» пришлось проводить! Вот уж было радости!
Больничная администрация, разумеется, поддержала — в Департамент здравоохранения ушло письмо, подписанное главным врачом. Кроме этого, директор департамента был извещен о случившемся устно. Он сказал, что полностью разделяет справедливое негодование, и пообещал принять «самые решительные меры». И не обманул — принял. Вызвал «на ковер» главного врача станции «Скорой помощи», потребовал объяснить случившееся и пригрозил тотальной проверкой работы станции («а то непонятно, чем вы там вообще занимаетесь»).
Главный врач вернулся к себе в кабинет в сильно расстроенном состоянии. Ему хотелось рвать и метать, но с этим пришлось погодить, потому что в приемной его ждал корреспондент самой известной (и заодно — самой «желтой») московской газеты. Кто-то из больницы слил интересную новость в газету. Там заинтересовались, причем интерес был большим, с замахом на статью. Разумеется, резонансную. Все статьи на медицинские темы всегда бывают резонансными.
Около часа главный врач наговаривал на диктофон умные мысли о трудностях диагностики в «полевых» условиях и о том, как сильно одно может походить на другое. Выговорился, пускай и не теми словами, какими хотелось, успокоился немного. Поэтому с заведующей подстанцией разговаривал негромко и цензурно, но от этого смысл сказанного менее зловещим не стал. Смысл сводился к следующему: «Я из вас душу вытрясу за ту свинью, которую вы мне подложили». А уж души вытрясать главный врач умел хорошо, на том весь скоропомощной порядок и держался. Вытрясет душу из одного сотрудника — сто сделают выводы.
Заведующая тоже впала в сильно расстроенное состояние. Немного отыгралась на старшем враче, которому по должностной инструкции положено следить за знаниями сотрудников и своевременно восполнять недостающее. На Сарычеве у нее отыграться не получилось. Он стоял на том, что все сделал правильно. Виновата пациентка, которая дала ложную информацию о себе.
— Нашли кому верить — бомжихе! — стенала заведующая подстанцией.
— А почему бы и не верить? — удивлялся Сарычев. — Отсутствие постоянного места жительства еще не повод для того, чтобы не верить человеку!
— Но она же была пьяная! Вы же сами указали в карте и сопроводительном листе алкогольное опьянение!
— Да, она была в состоянии алкогольного опьянения, но вела себя адекватно, понимала, где она находится, с кем разговаривает и так далее. У меня не было повода не доверять ее сообщению о беременности!
— А как вы мочу с плодными водами спутали, доктор?
— Помилуйте! В подъезде было темно, пациентка сильно воняла, лестничная площадка была грязной — ну как тут не спутать? Она сказала, что воды отошли, значит, воды.
— Но осматривать вы ее не осматривали!
— Нет, осмотрел, полностью. Даже давление измерил.
— А как вы тогда желтушности склер и кожных покровов не заметили?
— Так она же грязная была невероятно. Серая от грязи! Какая тут желтушность? Ее сначала отмыть надо было, чтобы цвет кожи оценить. А глаза все в гною были. Я же указал хронический гнойный конъюнктивит в диагнозе. Нам из-за этого конъюнктивита место дали на другом конце Москвы!
— А почему влагалищное исследование не сделали?
— Потому что после отхода вод туда лишний раз лазить не рекомендуется. Велик риск инфекцию занести, особенно если роженица правила гигиены не соблюдает. А у этой пациентки, как вы сами понимаете, с соблюдением гигиены дело обстояло не лучшим образом. Вот я и решил, что лучше уж ее в роддоме исследуют, после помывки и обработки.
Так же убедительно Сарычев защищал свою правоту и перед лицом высокой начальственной комиссии, возглавляемой главным кадровиком Сестричкиным. Поставить ему в вину можно было лишь то, что он не произвел влагалищного исследования пациентки. Но для того, чтобы так поступить, у Сарычева имелись веские мотивы.