Хроники ближайшей войны — страница 22 из 70

и в России, представьте себе.

Так что выбрать мишень было легко. У нас не так много успешных проектов, в которых воплотилось бы то немногое хорошее, что здесь еще осталось: ностальгия без реставраторства, патриотизм без фразы, общность без стадности, романтика без пафоса и коммерция без кидалова.

Это была попытка вернуть стране - страну; как оказалось - последняя. Ибо в гибнущем государстве сделать что-нибудь удачное - значит по определению подставиться под теракт.

Изгадили всё.

Тридцать лет поет дуэт Иващенко и Васильева, и ничто не могло его разбить - даже то, что Иващенко по коммерческой части не пошел, а Васильев пошел и даже поработал в какой-то из московских управ. Теракт их не поссорил, конечно, но подверг небывалым испытаниям: Иващенко сумел сбежать в первые минуты захвата, выпрыгнул из окна гримерки на третьем этаже, сломал ногу,- Васильев остался в зале до последнего; я слышал от некоторых заложников негодующие оценки его поведения - он пытался шутить, кого-то подбадривать, а заложников это оскорбляло…

Как бы то ни было, но Иващенко и Васильев в сознании многих теперь существуют по отдельности - хотя друг к другу у них претензий, насколько я знаю, нет.

Сама идея заставить людей гадить в оркестровую яму - она, конечно, выдает не просто прагматичный расчет, но хитрый и дальний замысел. Спектакль-то не случайный. Вы хотели немножко погордиться своей историей и литературой, своим театром, своими артистами? А теперь помочитесь-ка на все это.

И главное, самое страшное: в «Норд-Осте» заняты дети, много детей. Всех их собрали на балконе, а под балконом поставили взрывчатку, начиненную вдобавок шурупами и стальными шариками. Сейчас говорят, что этой взрывчатки не было и шурупов, наверное, тоже не было… Иначе, конечно, шахиды бы непременно взорвали себя. Успели бы, несмотря на газ. Ведь у них всегда все получается, не бывает, чтобы не получилось; это у нас никогда ничего не может.

Но тогда почти все пребывали в уверенности, что взрывчатка была. И страшнее всего было детям - добрым, веселым поющим детям «Норд-Оста», которые этот мюзикл обожали и на ежедневные репетиции шли, как на праздник.

Двое из этих детей-артистов погибли. Их убил газ. Находятся люди, которые обвиняют в этом власть, принявшую решение этот газ пустить.

Лично я считаю, что обвинять следовало бы все-таки террористов. Я думаю, что людей, которые с ними это сделали, убили совершенно правильно. Иногда - как во время последнего представления «Норд-Оста» - я даже думаю, что их мало было убить. В стране, где убивают поющих и танцующих детей-артистов, наслаждающихся этой работой и любящих свое дело,- ничего возродить уже нельзя. Люди, захватывающие «Норд-Ост», знали, что делали.

Даже те, кто искренне ликовал и благодарил освободителей, через день запели совсем по-другому. Заговорили о кремлевских убийцах. А через месяц появилась версия о провокации - абсурдная и бредовая уже потому, что после «Норд-Оста» рейтинг Путина впервые затрещал и круто пополз вниз, а никаких радикальных действий в Чечне, которые будто бы надо было оправдывать такой ценой, так и не последовало.

Я и теперь думаю, что способ ПОБЕДИТЬ - был в самом деле только один. Прийти и сказать: не боимся. Но победить - не всегда значит спасти себя и других… А тут важнее было спасти. Это - вне сомнений.

И все-таки у страны был шанс сплотиться и почувствовать себя победительницей. Но шанс этот был отнят сразу же, в то же утро - когда стало известно истинное количество погибших. Их уже утром 26 октября было 68, а потом эта цифра выросла почти вдвое.

Некоторые тогда говорили: как же везет Путину! Я, конечно, не фанат Путина, однако не могу не вздохнуть: как же ему не везет!

Он и сам, конечно, во многом виноват. Сейчас всей стране уже виден катастрофический недостаток масштаба этой личности, способной только на одно - смягчить, продлить распад, сделать его хотя бы не таким заметным, как при Ельцине. Он так и не нашел внятных слов после трагедии, не сумел выразить сочувствие родственникам погибших, отделался общими фразами в коротком и смутном телеобращении, не приехал на возобновленный спектакль, наградил Рошаля и Кобзона, проигнорировав всех остальных, кто помогал спасать заложников и рисковал при этом собственными жизнями. Теракт окружен завесой секретности, никто из его вдохновителей не пойман и не предъявлен стране - это и позволяет плодить спекуляции, аналогичные тем, вокруг взрывов 1999 года, с которыми тоже ничего не понятно… Путин повел себя в этой ситуации далеко не лучшим образом, не продемонстрировав той самой силы духа, без которой сила газа ничего не сделает.

Особенно если этим газом не уметь пользоваться. Да, в стране действует могучая и подлая, ничем не брезгующая пятая колонна,- но вины с Путина никто снимать не собирается. И он, и милиция, беспрепятственно пропустившая бандитов к месту теракта, и московские власти с их невнятным лепетом - все хороши.

И все-таки: как же им всем не повезло.

У нас было одно веселое, доброе, гордое зрелище, одна бесспорная удача, которая могла стать могучим символом возрождающейся, честной и сильной страны.

Не уберегли.

Возрождение России - дело рискованное. Без трудностей и - страшно сказать - без жертв оно не обойдется. Иное дело, что на эти жертвы никто сейчас не готов: отчасти потому, что страна капитально деградировала (и мир в целом не отстает), отчасти же потому, что ничего, кроме насмешек и обвинений в пособничестве властям, такая жертва сейчас не вызовет.

И поэтому дело возрождения России на данный момент следует считать проигранным.

Еще до того, как оно, по сути, началось. Ничто серьезное, талантливое, умное и интересное стране сегодня не нужно: оно только будит больного, который, похоже, уже смирился со своей безнадежностью. Все сколько-нибудь поднимающееся над общим уровнем серости немедленно, как вершина, притягивает молнию: я впервые задумался об этом после гибели Луцика и Саморядова и с тех пор убеждался неоднократно.

Фатум тяготеет тут над всеми, кто хоть что-то может. Можно видеть в этом логику истории, а можно - чью-то злую волю; я предпочитаю взгляд метафизический и теорий заговора не люблю. Как бы то ни было, сегодня любая попытка вернуть стране силу и величие означает кровь и только кровь. Собственно, кровь льется и так. Но «так» - по крайней мере не удается обвинить в этом кого-то конкретного.

Кого-то, кому надоело вот так заживо гнить и захотелось наконец что-нибудь делать.

Что-нибудь делать в сегодняшней России - означает почти наверняка не просто ущемить чьи-то финансовые интересы, не просто спровоцировать очередную бойню, передел, виток насилия,- но и бросить вызов стагнации; а стагнация этого не прощает. Как не прощает и история попыток встать у нее на пути. Иной раз послушаешь, как тебя за невиннейшие констатации обвиняют во всех смертных грехах,- и подумаешь: не надо. Махнем рукой. Нечего…

Стагнация - это не просто исторический процесс. Это конкретные люди с конкретными фамилиями и интересами. Перечислять их - скучно, полемизировать с их печатными органами - бессмысленно. Иногда казалось, что их эпоха вроде бы кончилась. Дудки. Это они притворились мертвыми - очень надежный прием. Тактика их все та же: гуманизм на марше. Мы не хотим кровопролития. Мы не хотим ни великой России, ни великих потрясений (потому что сегодня уже ясно, что без великих потрясений никакой великой России не будет). Мы за то, чтобы никого не убивали.

Против этого нечего возразить. Противоречить логике истории - хорошая штука, но она красива только в книжках вроде «Улитки на склоне». А когда улитка сползает по склону Фудзи в низину быстро, почти лавинообразно,- останавливать ее бессмысленно. Только кровь проливать.

Поздравляю вас, люди с чистой совестью. Ваше дело правое, победа будет за вами.

В самой главной, лейтмотивной арии «Норд-Оста» - морской, которую поют сначала грузчики на пристани, потом чукчи на далеком северном берегу,- есть интересная первая строчка: «Море молчит, как рыба, но ветер дунет - и все изменится».

Ну, вот он и дунул, ветер норд-ост, северо-западный ветер, несущий запах моря и дыма, суровый и свежий ветер тревоги и гордости.

Изменилось ли что-нибудь?

Не знаю. Разве что где-нибудь в глубине. Но пока, сколько ни всматриваюсь, вижу одну и ту же мертвую зыбь. 2003 год Уловленный дьявол

1

В Киев ездят сегодня, как в Турцию: в России зима, а здесь жара. Некоторые даже приносят свои извинения: простите, мол, пожалуйста, что я прибыл из такой варварской страны, где снег, медведи и спячка. Турки принимают эти извинения, всячески стараются услужить, показывают свою экзотику, но в глубине души все равно считают таких гостей людьми второго сорта, а всех их женщин называют наташами. Сами же сказали, что рабы, еще и извинились,- чего церемониться-то?

Скажи такому гостю, что в Турции тоже бывает зима,- пусть мягкая, турецкая,- он тут же обвинит тебя в зависти, русофильстве и имперских амбициях.

Некоторые, правда, едут в Киев, как постаревшая прима устраивает гастрольный чес на окраинах: в Москве она уже не хиляет, всем надоели ее загулы и глупости, ее вечные фальшивые ноты и неисправимая вульгарность,- но в провинции залы рукоплещут: ого, кто к нам выбрался! Видать, мы уже почти Нью-Йорк, если залучили к себе такую звезду! А ваши творческие планы? А как вам нравятся наши люди? О, у вас прекрасные люди! Лучше не бывает! Наши-то продались Молоху, совсем разучились ценить настоящее искусство,- то ли дело вы, красивые, умные и понимающие! Так съездил на Украину Борис Немцов, продемонстрировав весь нехитрый спектр своих умений: эстрадные сальности перед ликующей толпой («Союз чекиста и рецидивиста - это извращение!»), мягкая эротика («Юлия Тимошенко уткнулась ему в плечо» - В.Панюшкин) и переговоры - без всякого результата, но с риском для жизни. Когда-нибудь новый Годунов-Чердынцев отметит в немцовской биографии три этих странных лейтмотива - переговоры, шахтеры и рельсы. Помню, как Немцов приезжал в Шахты, чтобы уговорить шахтеров уйти с рельсов - в 1997, кажется, году (а вывели этих шахтеров на рельсы журналисты НТВ: шахтеры сидели перед зданием городской администрации, НТВшники попросили их перейти на вокзал, будет, мол, эффектный кадр; не настаиваю на своей версии, так мне рассказывали шахтинские профсоюзные активисты). Теперь