Вечером еще два самолета (Самочкина и Ивана Васина) летали на разведку в так называемый Северный район. Так летчики называли местность севернее железной дороги Орел – Елец, как бы делившей район действий полка на две зоны. «Сушек» сопровождала пара истребителей. На высоте 3000 метров группа прошла по заданному маршруту, ничего особенного и интересного не обнаружила, провела аэрофотосъемку и благополучно вернулась домой.
Стоит отметить, что именно на этом направлении в эти самые дни немцы готовились к решающему наступлению 1942 года. И если авиация перелетала на заранее подготовленные площадки непосредственно перед атакой, то большое количество танков, бронемашин, артиллерии, грузовиков заранее сосредотачивалось перед линией фронта. Тот факт, что самолеты-разведчики в районе Курска «ничего особенного и интересного» не обнаружили, говорит о том, насколько тщательно немцы маскировали свои приготовления и войска. И никаких вам «повозок» и «всадников» на дорогах!
18 июня капитан Золочевский вновь полетел в качестве ведущего в составе группы из 7 Су-2. Однако вскоре после взлета из-за неисправности самолета он вынужден был вернуться назад. Место ведущего занял лейтенант Самочкин.
«К нам пристроились пять истребителей прикрытия, все вместе легли на курс, – вспоминал он. – Вышли на цель на бреющем, отлично отбомбились, наше появление было настолько внезапным, что немцы не сумели организовать серьезного зенитного огня, вся шестерка красивым строем вернулась домой.
Вечером капитан Олейник водил пятерку на бомбометание, без прикрытия истребителей, вернулись с выполненным заданием и без потерь».
20 июня 5 Су-2 отправились на очередное задание. На сей раз самолет Самочкина был в ремонте, и он остался на земле. Роль ведущего снова выполнял капитан Золочевский. Вылет оказался тяжелым. Сначала бомбардировщики были обстреляны зенитками, стрелявшими с замаскированных позиций, а потом были атакованы истребителями. Тем не менее все самолеты, несмотря на многочисленные повреждения, смогли вернуться на базу, хотя ранения получили летчики Севорашка и Маловеров, а также штурман Болотин.
Вечером того же дня уже Самочкин повел на бомбардировку шестерку Су-2. «Ударили неплохо, но после бомбометания получился большой разрыв между звеньями, а это очень опасно, – описывал он этот вылет. – Наша ударная сила практически уменьшается в два раза, и мы можем оказаться легкой добычей для истребителей. Немцы уже поняли, что мы научились кое-чему за этот год, и серьезно стали готовиться и вести воздушные бои, применяли много новых приемов воздушного боя. Наша сила была в слетанности и в умении держать строй. На этот раз нам повезло, мне удалось собрать всех, и домой мы пришли нормальным порядком».
В принципе по многим признакам (все чаще самолеты внезапно натыкались на зенитный огонь и подвергались атакам истребителей) можно было догадаться, что к западу от Воронежа затевается что-то серьезное. Но летчикам, как и командованию, а также жителям деревень, в которых девушки по вечерам водили хороводы, хотелось верить в лучшее. Что перелом в войне близок, а нога врага уже не ступит на землю, которую удалось отстоять в трагическом 1941 году.
После вылета вечером 20 июня самолет Самочкина снова забарахлил, поэтому утром следующего дня он перегнал его на ремонтную базу в Елец. Там летчик прожил два дня, прогулялся по городу, который в начале декабря прошлого года был захвачен немцами, но вскоре отбит Красной армией. И даже сходил в кино на фильм «Дочь моряка». После ремонта Самочкин опробовал машину в воздухе, в своем духе полетал над городом, покрутил мелкие и глубокие виражи, развороты. Убедившись, что мотор работает удовлетворительно, он вернулся в часть.
23 июня в районе аэродрома Круглое был сильный ветер, в связи с чем все запланированные вылеты были отменены. К вечеру погода немного улучшилась. Командир эскадрильи капитан Иван Русских получил приказ перегнать свой бомбардировщик в Елец для замены мотора, который уже проработал значительно больше положенного ресурса. Несмотря на то что двигатель работал с перебоями, тарахтел и дымил, летчик решил, что старый добрый Су-2 его не подведет, и принял решение лететь…
В итоге сразу после взлета на высоте около 100 метров двигатель заглох, Русских хотел развернуться для посадки на аэродром, но из-за малой скорости и высоты самолет не удержался в воздухе, вошел в штопор и врезался в землю. Экипаж погиб. Русских был похоронен с воинскими почестями недалеко от аэродрома[175].
«Утром следующего дня капитан Золочевский водил девятку, – продолжал свой рассказ Самочкин. – Замечательно прошли строем, но опять был «ляпсус», бомбили не там, где надо, как подтвердили наземные наблюдатели. Паршивенький у него штурман. Вечером повел шестерку я, точно вышли на цель, ударили прекрасно. Получили сведения из пехоты от нашего наблюдателя. В вечерней бомбежке уничтожено до трех десятков автомашин, около роты солдат и офицеров, сожжено шесть танков. Их мы научились уничтожать реактивными снарядами. Надо только хорошо выйти на цель и своевременно выпустить РС. Если он попадает в танк, то прожигает его до самой земли, настолько мощен и силен этот снаряд. Командованию наша работа понравилась, да и сам я смотрю, что частенько меня стали посылать ведущим, тогда как командиры эскадрилий сидят на земле, а их заместители идут у меня ведомыми. Авторитет нашего экипажа растет и укрепляется. Летаем мы с Иваном Васиным без устали, по два, три раза в день, тогда как другие стараются увильнуть от полета».
По состоянию на 27 июня в 209-м ББАП насчитывалось 26 самолетов, из которых 16 находились в исправном состоянии.
Как оказалось, эти вылеты были последними относительно «мирными». Ранним утром 28 июня 4-я танковая армия вермахта перешла в наступление. Уже в первой половине дня, быстро прорвав оборону на стыке советских 13-й и 40-й армий, части 48-го танкового корпуса форсировали реку Тим. Как и год назад, «Штуки» атаковали советские аэродромы, позиции артиллерии, склады и нефтехранилища, а двухмоторные бомбардировщики бомбили железные дороги, базы снабжения и сосредоточения советских войск в западу от Дона. Воздушное пространство над полем боя заполнили десятки «Мессершмиттов».
Этот день стал трудным и для 209-го ББАП.
«Сегодня у меня тяжелый день, – писал в своем дневнике Анатолий Самочкин. – Потерял своего друга, штурмана Сашу Веденина, с которым летал первое время. Боевой, жизнерадостный, смелый парень и вот погиб. Никак не могу примириться с этим, тяжело, очень тяжело на душе. Вот как это было. Получил задание: в составе шести самолетов провести бомбометание и штурмовку цели, с заходом на аэродром Чернава за истребителями сопровождения. На старт вырулили только пять, у шестого что-то не заладилось с двигателем, да еще Трофимов заболел, штурману Веденину дали другого летчика, да к тому же слабого Серюгина[176]. А он побаивался истребителей противника. Взлетели пятеркой, пришли на Чернаву, а там висит тройка «мессеров», блокирует наш аэродром. Командование не удосужилось уточнить обстановку и запретить нам вылет.
Сразу завязался воздушный бой. Штурманы моей группы ведут огонь, отстреливаясь от немцев. Я разворачиваю пятерку на обратный путь, не давая истребителям противника заходить с хвоста. Смотрю, при развороте не выдержали задние ведомые, шарахнулись в сторону. Одного, это был лейтенант Коршак, тут же настигла очередь «мессера», его штурман Руденко получил тяжелое ранение, но успел сбросить бомбы, летчик сумел посадить машину на живот. Второй, Серюгин, отваливший вместе с Коршаком, также был атакован, очередь фашиста прошла по фюзеляжу и плоскостям. А Сашка, Сашка Веденин хлестко бил из своего пулемета по нападавшим истребителям, не подпускал их близко к себе. Серюгин совсем растерялся, уходя от преследования, ввел машину в пике, а у самой земли, испугавшись ее близости, рванул ручку управления на себя, самолет резко, свечой пошел вверх, потерял скорость и, уже падая, врезался в землю. От удара машина взорвалась на своих же бомбах. Экипаж погиб.
Развернувшись уже звеном, слева Удовиченко, справа Дмитриев, пошел на свой аэродром, маневрируя и уходя от прямого огня истребителей. Всю дорогу они преследовали нас, посылая очереди из пулеметов и пушек, пытаясь сбить ведущего. Благодаря маневру трассы оставались то справа, то слева или выше и ниже наших машин. В это самое время наши штурманы вели активную оборону, прицельным огнем отсекая попытки «мессеров» зайти на новые атаки с хвоста.
Мы, держа строй, перешли на бреющий полет, прижались к земле, немцы от нас отстали. Посадку совершили, не делая никаких разворотов, машины были серьезно повреждены. Задание не было выполнено, да еще с отвратительным результатом. Люди окружили нас, посыпались тысячи вопросов и толкований о прошедшем бое. Но как ни толкуй, я хожу злой, какой-то чумной, будто меня самого избили. Сашка Веденин, как живой, стоит перед глазами, какого потеряли парня. Веселый и отважный Сашка, всегда рвущийся в бой. Зачем Серюгин «убил» его?»[177]
Лейтенант Иван Серегин, конечно, не относился к ветеранам ближнебомбардировочной авиации, однако «слабым» пилотом он тоже не был. С октября 1941 года до середины мая он выполнил уже 24 боевых вылета, в том числе 15 на разведку и 9 на бомбометание и штурмовку. А до этого Серегин воевал на самолете Р-5. При этом он выполнял как одиночные рейды, так и вылеты в составе группы, участвовал в налете на Курск, выполнял штурмовые удары по танкам и эшелонам. В конце мая Серегин был представлен к ордену Красного Знамени.
Его, как и лейтенанта Александра Веденина, похоронили рядом с капитаном Русских в Круглом, недалеко от аэродрома[178]