третья – все остальные. Спустя пять минут через боковую дверь выходит сам Калинин, за ним Горкин и целый ряд секретарей.
Зал встает и приветствует Председателя Президиума Верховного Совета СССР громкими аплодисментами. Подойдя к столу, Михаил Иванович берет звонок и позванивает им над головой, просит всех садиться по местам. Горкин читает Указ о награждении, называет фамилию, тот строевым шагом выходит к столу, где Михаил Иванович уже держит документы и коробочку с наградой. Между прочим, не торопится вручать ее награждаемому. Знает, что тот будет волноваться и вместо левой руки возьмет правой или совсем запутается. Тогда Михаил Иванович спокойно вручает в левую руку, а правую сердечно пожимает. Награжденный поворачивается на 180 градусов, громко произносит: «Служу Советскому Союзу!» – и уходит на свое место. Товарищ ему прикалывает награду к гимнастерке, и все это снимает кинооператор.
Вот так и меня. Горкин читает:
– За образцовое выполнение боевых заданий на фронте борьбы с немецкими захватчиками и проявленные при этом мужество и доблесть наградить орденом Отечественной войны II cтепени Героя Советского Союза, гвардии капитана Самочкина Анатолия Васильевича.
Я поднимаюсь, иду к столу. Михаил Иванович вручает орден, я принимаю в левую руку, а правой легко пожимаю его руку. Она у него маленькая и уже слабая. Нас всех предупреждали, чтобы не сильно жали руку Калинину, надо учитывать его возраст. Поворачиваюсь к залу и громко восклицаю:
– Служу Советскому Союзу!
Все это снимает фотокорреспондент. Иду на свое место.
Мой друг, Левка Говорухин, с которым встретились здесь в Кремле, прикалывает мне орден. Уезжая год назад из нашей части в другую, Левка говорил мне: «Ничего, Толя, мы еще с тобой в Кремле встретимся!»
Поразительно, какие пророческие слова. Затем Левка получил награду, и я ему помог пристегнуть орден к гимнастерке. Награждение закончилось, Михаил Иванович прошел прямо в середину, и мы стали рассаживаться и готовиться к фотографированию. Я сел слева от Калинина, а справа полковник, тоже Герой Советского Союза. Я поговорил с Михаилом Ивановичем о наших бомбардировщиках. Он, своим слабым голоском, согласился, что их у нас действительно мало, а нужно гораздо больше. В это время фотограф делал свое дело: просил внимание и сосредоточенности. После этого в сорок первой комнате я получил документы на все ордена и Грамоту Героя Советского Союза»[205].
Этим же вечером Самочкин отправился в отпуск в Рыбинск.
«Я впервые почувствовал разницу между нашими старушками Су-2 и штурмовиками Ил-2»
В свою часть он вернулся в начале мая, после чего приступил к переучиванию на новый самолет. После изучения матчасти, теоретической подготовки летчика допустили к учебным полетам. Они были максимально приближены к боевым и часто проходили на малых высотах, там, где обычно и действовали штурмовики Ил-2 в боевых условиях. После сдачи зачетов и экзаменов личный состав отправился в Куйбышев за новыми самолетами. В начале июля эскадрилья, получившая новое название – 65-я ОКРАЭ, отправилась на фронт. Подразделение зачислили в резерв 2-й воздушной армии, действовавшей в интересах Воронежского фронта.
На фронт эскадрилья Самочкина была переброшена в начале июля, прямо перед началом немецкого наступления на Курской дуге. И снова летчик оказался в хорошо знакомом ему еще с осени 1941 года районе боевых действий к юго-западу от Воронежа. Все те же названия: Курск, Обоянь, Сумы, Белгород. Не успели летчики освоиться на новом месте, как получили известие о том, что немецкие танковые корпуса начали продвижение на север. По тем самым дорогам и шоссе, на которых экипажи Су-2 в свое время неустанно охотились за автомашинами и «повозками».
И снова корректировщики занимались не столько корректировкой, сколько бомбардировками и штурмовкой! 65-й ОКРАЭ, как специализированному элитному подразделению, ставились задачи по уничтожению точечных и особо важных целей.
«Нам поставили задачу: ежедневные полеты на поиск и уничтожение танковых колонн, – вспоминал Анатолий Самочкин. – Имея опыт борьбы с танками противника, мы научились прицельно бить по ним «эрэсами» и на новых машинах. За один вылет удавалось уничтожить два, а то и три танка. Несколько позже в бомболюки нам подвешивали и новые авиационные бомбы кумулятивного действия, которые также пробивали броню фашистских танков[206]. Особенно хорошо и результативно получались одновременные бомбометания всеми самолетами. При этом создавалась сплошная зона поражения примерно в квадрате 100 на 100 метров. Так мы помогали нашей пехоте и танкистам сдерживать атаки противника».
Во время одного из вылетов корректировщики уже на обратном пути были атакованы группой Bf-109. В результате сразу 3 Ил-2 получили повреждения и совершили вынужденные посадки на своей территории. Были ранены два пилота и один штурман. «А я впервые почувствовал разницу между нашими старушками Су-2 и штурмовиками Ил-2, которые имеют надежную бронезащиту летчика и мотора, большую скорость и значительный запас боекомплекта», – делился впечатлениями Самочкин. Кроме того, он убедился, что свободно бомбить и обстреливать наземные цели, как это было в ВВС ЮЗФ, в условиях активного противодействия люфтваффе довольно сложно. А наладить в воздухе взаимодействие с истребителями прикрытия, хорошо расписанное на бумаге, тоже не так-то просто.
«На фронте с лета 1943 года было принято за правило, что любой группе Илов при полете к цели и обратно, а также в период работы над целью придавалась группа истребителей прикрытия, и базировались они все вместе на одном аэродроме, – сетовал летчик. – Штурмовики ходят на малой высоте, особенно при работе над целью. Но цель, как мы уже знаем, прикрывается огнем зенитной артиллерии. Когда она ведет огонь, наши истребители уходят от разрывов намного выше штурмовиков. В это время появляются истребители противника, огонь артиллерии мгновенно прекращается, и начинается рубка. Надо прицельно вести огонь по наземным целям, одновременно отбиваясь от немца, с воздуха. Штурмовики и бомбардировщики, как правило, несли большие потери, а приходишь домой, истребители уже тут сидят.
– Где же вы были? – спрашиваем их.
– Вверху завязали бой с «мессерами»!
– Что же нас бросили?
– А мы вас больше не видели, – очень спокойно отвечали наши помощники. Так было частенько, пока не судили военным трибуналом командира эскадрильи истребителей, за то, что он бросил штурмовиков, а те потеряли сразу несколько машин. Этот случай широко обсуждался в авиационных соединениях армии, и многие авиаторы сделали серьезные выводы.
После принятия очень строгих мер, соответствующего приказа командующего 2-й воздушной армией такие вещи не допускались. Истребители отвечали за каждый штурмовик, а дружба летчиков становилась все крепче.
Идешь на цель, проверяешь радиосвязь:
– Маленький, как слышишь меня, покачай! – и тот качает крыльями:
– Горбатый[207], не увлекайся, вверху справа группа «мессеров», как понял?
– Понял, слежу. У меня еще один заход на цель»[208].
Тяжелый день выдался у 65-й ОКРАЭ 9 июля. Во время
атаки танковой колонны, двигавшейся в районе Грайворон – Борисовка, корректировщики были обстреляны зенитной артиллерией, а потом атакованы большой группой «Мессершмиттов». В результате было сбито сразу три Ил-2, еще один столкнулся в воздухе с немецким истребителем. Все остальные машины, включая самолет ведущего капитана Самочкина, получили многочисленные повреждения. При этом были ранены пять пилотов, а три корректировщика вернулись на аэродром с мертвыми стрелками-радистами. Вот уж действительно чувствовалась разница между полетами на Ил-2 и старых добрых Су-2!
После этого подразделение на два дня выбыло из строя, что во время Курской битвы было в порядке вещей.
«12 июля нам было приказано незадолго до рассвета нанести бомбовые удары по железнодорожной станции Люботин, на которой находились готовые к разгрузке вражеские эшелоны с техникой, – продолжал свой рассказ Самочкин. – Задачу мы выполнили. Свои РС я направил в паровоз, который подвозил состав на станцию, от мощнейшего удара он свалился с насыпи и потащил за собой вагоны с техникой, и тогда стали взрываться цистерны с топливом, и все это горело очень ярко». В тот день 65-я ОКРАЭ потеряла еще один Ил-2 с молодым, малоопытным экипажем Константина Воробьева.
А в одном из следующих вылетов легкое ранение получил сам командир. Шальная пуля залетела прямо в кабину Ил-2 капитана Самочкина и перебила указательный палец правой руки. Какое-то время ему пришлось руководить полетами с КП. А изрядно поредевшую эскадрилью тем временем пополнили новыми летчиками и машинами.
Однако в середине августа Анатолий Самочкин, выполнивший к этому времени 198 боевых вылетов, получил приказ о направлении его на учебу в Военно-воздушную академию командно-штурманского состава в Монино.
Глава 11В краю утренней свежести
«Перед Мавзолеем растет гора предаваемых позору вражеских знамен»
Прошел год и восемь месяцев…
В апреле 1945 года за успехи в учебе командование академии премировало А.В. Самочкина отпуском. По уже сложившейся традиции он отправился в родной Рыбинск. 1 мая летчик отметил в кругу семьи свой 31-й день рождения и через какое-то время собирался возвращаться обратно…
«А 9 мая в три часа ночи меня разбудил отец:
– Вставай, сынок. Победа! Победа! – вспоминал Самочкин. – Спросонок не разберусь, что он хочет мне сказать.