Однако, последнее Клаас не знал. Арвинд сообщил ему лишь о необходимости помогать Дейнерис и не дать ей и её драконам умереть. А потому сейчас убийца собирался облегчить себе эту задачу.
Клаас шёл к своей цели и размышлял.
Почти все люди, что в Вестеросе, что в Эссосе, не задумывались об обычаях своих народов. Иббенийцы не брились, потому что голые щёки — это по-бабски. Кваатийцы из Кварта не носили штаны, потому что это вульгарно. Они предпочитали тоги или разновидности юбок, в том числе и мужских. Гискарцы не заключали браков с темнокожими, - «риштами», как они их называли, - потому что те, дескать, грязные. Для рождённых в миру все эти обычаи просто были. Они отдавали изысканную пищу каменным статуям. Они целовали колени слабакам. Они жили в страхе из-за непостоянства своих сердец. Каждый из них считал себя абсолютным мерилом всего. Они испытывали стыд, отвращение, уважение, благоговение...
И никогда не спрашивали — почему?
Клаас помнил эту проповедь «Небесного Клинка», ведь именно после неё получил своё задание. И сейчас, невольно вспоминая, он понимал, что среди всего, сказанного их Богом, есть... исключение.
Дрого был не таким. Там, где прочие цеплялись за невежество, он постоянно был вынужден выбирать и, что более важно, защищать свою мысль от бесконечного пространства возможных мыслей; своё действие от бесконечного пространства возможных действий. Зачем укорять любовницу за то, что она плачет? Почему бы просто не стукнуть её? Почему не посмеяться над ней или не утешить её? Может, просто не обращать на неё внимания? Почему не поплакать вместе с ней?
Что делает один ответ правильнее другого? Нечто в крови человека? Слова убеждения? Бог?
Или, как утверждал «Небесный Клинок» — цель?
Дрого, сын своего народа, живущий среди него и обречённый среди него умереть, выбрал кровь. На протяжении долгих лет он пытался поместить свои мысли и страсти в рамки узких представлений дотракийцев. Но, несмотря на звериную выносливость, несмотря на природные дарования, соплеменники Дрого постоянно чувствовали в нем какую-то неправильность. Во взаимоотношениях между людьми, каждое действие ограничено ожиданиями других — это своего рода танец, и он не терпит ни малейших колебаний. А дотракийцы замечали вспыхивавшие в нём сомнения, посеянные его отцом — Бхарбо. Другие соплеменники понимали, что Дрого старается, и знали, что всякий, кто старается быть одним из них, на самом деле чужой.
Потому они наказывали его перешёптыванием и настороженными взглядами, не только когда он сблизился с кхалиси, но и на протяжении долгих лет...
Дрого ежедневно доказывал, что он лучший. Он постоянно дрался, убивал и выбивал своё право на жизнь. Столько лет мучений и ужаса... Целая жизнь, проведённая среди ненавидящих дикарей. В конце концов Дрого проложил свой собственный путь, путь одиночки, путь безумия и убийства.
Не даром он в одиночку зарубил всех кровных всадников погибшего Ого. Не даром он притащил его оглушённого сына. Не даром помогал разжигать костёр и смотрел, как его... кхалиси, вошла туда.
Он превратил кровь в воды очищения. Раз война — предмет поклонения, то Дрого требовалось сделаться самым благочестивым из дотракийцев. Не просто одним из них, а величайшим из всех. Он сказал себе, что его руки — его слава. Что он, Дрого, ныне не просто кровный всадник, а кхал.
И он продолжал твердить это себе даже сейчас, не понимая того, что каждый его шрам на теле, каждая капля крови, попавшая на руки, отмечали не его честь, а будущую смерть «Небесного Клинка». Человека, унизившего его отца, который передал свои незаконченные дела сыну. Чем было это безумие, если не всепоглощающим нетерпением, потребностью наконец-то завладеть тем, в чём мир ему отказывал?
Клаас видел, что Дрого не просто хочет убить Моустаса, он хотел убить его сейчас, причём неважно, Моустас это был или нет. Он убивал каждого, кто вставал на его пути так, будто бы это был тот самый «Небесный Клинок».
В ярости Дрого превратил весь мир в замену своего врага. И тем самым мстил за себя.
Несмотря на всю точность этого анализа, он мало чем помог Клаасу в попытках завербовать этого человека. Ведь неважно, считает ли дотракийский дикарь их Бога своим личным врагом или нет, если он не знает, кому они служат?
Зачем ему вообще был нужен Дрого? Несмотря на все свои нелицеприятные качества, на тот момент он казался убийце тем, кто мог им существенно помочь. Сплотить вокруг себя остатки разбежавшегося кхаласара, собрать его в единый кулак, показать силу и мощь, которая заставит считаться с ними остальных, пока драконы не подрастут.
А сила им нужна, ведь без неё маленьких ящериц легко мог забрать первый же попавшийся человек, наделённый властью. Что может сделать сотня оставшихся с Дейнерис стариков, детей и калек? Если же пойти к работорговцам, к Визерису, как хочет Дени, то тогда девушка просто станет куклой, запертой в башне, а ящерицы, опять же, попадут к её брату.
«Небесный Клинок» был против такого расклада, что опять же отбрасывает убийцу к необходимости думать, как поступить. Следует использовать Дрого... но он представляет опасность для их Бога...
Впрочем, «Небесному Клинку» ли боятся дикаря, пусть и умного?
Так ещё пару недель назад думал Клаас, вот только это не позволило ему суметь до конца понять этого человека. Дрого уходил от него, как бы убийца не пробовал найти к мужчине подход. Будто бы они поменялись местами и это вестеросец являлся неграмотным варваром.
Тогда он пошёл от обратного. От Дейнерис.
Как Клаас выяснил, дикарь не мог отвести от неё взгляд с самого начала. С самой первой их встречи. Чувства росли и развивались, и по итогу Дрого сделал её своим образом жизни, своим доказательством того, что следует верным путём. Дени заслонила Моустаса, подменила собой. И этим можно было воспользоваться.
Дрого влюбился, словно мальчишка! Вот только Клаас видел, что влюбился он не в неё, а в идею любви к ней. Потому что если он любит её, то уже не может разорвать себя пополам, заставляя одновременно также яростно ненавидеть «Небесного Клинка». Слишком много чувств для одного человека!
Дальше всё было элементарно.
Клаас приказал Муллену и остальным входить в доверие к Дени. Стать её друзьями, близкими товарищами, теми, кого нельзя отделить от самой кхалиси. И это сработало, Дрого начал с ними общаться, хоть и вынужденно.
Первые разговоры стали идти вокруг того, как можно помочь хрупкой и нежной девушке. Как защитить её от Ого и остальных. Как помочь ей сохранить ребёнка...
Заговор тлел в их шатре и все они стали идти к одной цели.
Вот только пришлось поспешить и начать раньше срока. Слишком неожиданно Ого решил уделить внимание своей супруге. Слишком внезапно! Из-за этого план пришлось резко ускорить.
И вот, вчера они осуществили его. Ого мёртв, как и его кровные всадники. Перебиты Дрого и группой самого Клааса, правда с потерями, ибо пришлось действовать более грубо, чем они рассчитывали. Но удержать Дрого в такой ситуации не представлялось возможным.
К счастью, у дикарей многое держится на личной силе, чем здоровяк и воспользовался, пока его прикрывали остальные. Плюс на руку сыграл факт выбора первой жертвой именно кхала. Ого не был особо опасным, но был хитрым и мог придумать какой-то план или лазейку в традициях, тем самым, созывая помощь обычных воинов.
И вот, со смертью Ого, Дрого начал вырезать верхушку кхаласара. Конечно же идеально всё пойти не могло. Иные уважаемые кочевники, не рискнувшие столкнуться с яростью своего неистового соплеменника, просто разорвали кхаласар на части, забирая свои «личные» группы. Израненный и уставший мужчина не мешал им, лишь злобно смотрел и запоминал.
В это время колдунья начала ритуал «воскрешения» по настоятельной просьбе самой Дейнерис, чьё состояние было не из лучших. Но тут на руку сыграл сам Клаас, попросивший ведьму предварительно подлечить девушку. Убийца даже быстро притащил парочку жертв.
А дальше... Дени получила исцеление ран, хоть и достаточно грубое, а потом и то, что «хотела» — живую и молчаливую куклу, вместо сына. Просто тело, без души. Знающий, как будут развиваться события Клаас, вовремя подловил колдунью, не дав ей сбежать.
Потом в игру вступила Эбби, которая начала искусно капать кхалиси на мозг, окольными путями подводя к нужной для их группы цели — окончить жизнь здесь и сейчас. Вряд ли бы это сработало, не будь «служанка» Муллио её хорошей подругой, а сама Дейнерис не в столь разбитом состоянии.
Тогда убийца помогал Таргариен развести костёр, куда ушли тела кхала и ещё живой Фого. «Кукла» Дейнерис и драконьи яйца. Потом на костёр была выброшена раненая чародейка, которой Клаас своевременно отрезал язык, «чтобы больше ничего не сотворила», а на деле — чтобы не проболталась о роли его Бога во всей этой постановке.
Клаас не знал, сработает ли план, как не знал этого и сам «Небесный Клинок», но ритуал, описанный им, был повторён досконально. Все жертвы нашли своё место в пламени костра.
Когда огонь разгорелся и ведьма начала выть без перерыва, а сама Дени находилась внутри этого огромного костра... Дрого не выдержал и просто покинул их. Клаас успел заметить на его лице бешеную ярость, обиду и грусть. Убийца не рискнул останавливать раненого дикаря, которому лишь наскоро замотали раны.
Костёр горел всю ночь. За это время остатки могучего кхаласара окончательно разобрали. Наверно с полсотни новых кхалов появилось за эти сутки. А вот утром... утром все оставшиеся люди стали свидетелями чуда. Живая Дейнерис и сразу пятеро маленьких драконов. О, как же Клаас был рад! Его господин будет доволен!
И вот, с некоторыми противоречиями, Клаас шёл к небольшому, отдельному лагерю Дрого. Он шёл, чтобы убить его. Убийца посчитал, что риски нахождения рядом с неуравновешенным дотракийцем выше того, что он может им предложить. И Клаас не сомневался в своей победе. У него было аж два нарукавных арбалета с отравленными болтами. Дюжина таких же отравленных метательных ножей и хорошая броня на теле.