– Сайта, сайита, сата, – пробормотал он, прикрыв глаза; согласные зло шипели, как змеи.
Он прикусил язык. Не стоит насылать чары на собственную жену. Последствия юношеской глупости следует переносить с достоинством и смирением. Но какое искушение И повод какой!
«Хватит, дурак! Займись проклятой картой».
Ни Жасмин, ни головная боль не унимались.
– Да чтоб тебе провалиться! – Боманц смахнул грузики с уголков карты, намотал тонкий шелк на стеклянный стержень, а тот спрятал в древке поддельного антикварного копья. Древко блестело от долгого обращения.
– Бесанд в минуту бы учуял, – пробормотал он.
Боманц заскрипел зубами – язва куснула желудок. Чем ближе конец, тем больше опасность. Нервы на пределе. Он боялся, что сломается перед последним препятствием, что трусость одолеет его и жизнь окажется прожитой напрасно.
Тридцать семь лет кажутся очень долгими, если прожиты в тени секиры палача.
– Жасмин, – пробормотал он. – Все равно что свинья Красотка. – Он откинул дверную занавесь. – Что тебе еще? – крикнул он вниз.
Как всегда. Мелочное зудение, не доходящее до сути ее недовольства. Она заставляет его платить временем занятий за погубленную, по ее мнению, жизнь.
Он ведь мог стать важным человеком в Весле. Он мог подарить ей огромный домище, полный льстивых слуг. Он мог одевать ее в парчу и золото. Он мог кормить ее до отвала мясом и салом. А вместо этого он избрал жизнь ученого, скрывая свое имя и профессию, затащив ее в эту уродливую, духами засиженную развалюху в Древнем лесу. Он не дал ей ничего, кроме нищеты, зимних морозов и унижений со стороны Вечной Стражи.
Боманц протопал по узкой скрипучей неустойчивой лестнице. Он обругал жену, плюнул на пол, сунул ей в иссохшую ладонь серебряную монету, выгнал с требованием подать наконец что-нибудь съедобное на ужин. «Унижения? – подумал он. – Я тебе покажу унижения, старая карга! Я тебе покажу, что значит жить с вечной плакальщицей, с жутким, дряхлым мешком, полным нелепых детских мечтаний…»
– Хватит, Боманц, – пробормотал он. – Она мать твоего сына. Отдай ей должное. Она тебя не предавала.
У них еще оставалось кое-что общее – карта, нарисованная на шелке. Ей тоже нелегко – ждать, не видя хода событий, зная только, что почти четыре десятилетия не принесли пока никаких зримых результатов.
Звякнул колокольчик у входной двери. Боманц поспешно натянул личину лавочника и поспешил открывать – маленький лысый толстячок, сложенные на груди ручки синеют венами.
– Токар! – Он слегка поклонился. – Я не ожидал тебя так скоро.
Токар был торговцем из Весла и приятелем сына Боманца, Камня. Боманц старательно обманывал себя, видя в непочтительной прямоте и честности торговца призрак собственной юности.
– А я не рассчитывал так быстро вернуться, Бо. Но антиквариат сейчас идет на ура. Просто невероятно.
– Что, нужна еще партия? Уже? Да ты меня обчистишь. – Еще одна невысказанная жалоба: – Боманц, тебе придется пополнять запасы. Отрывать время от изысканий.
– Эпоха Владычества сейчас в моде. Кончай тянуть, Бо. Делай деньги. В следующем году рынок может сдохнуть, как Взятые.
– Они не… Наверное, старею, Токар. Перепалки с Бесандом уже не приносят мне радости. Черт, ведь десять лет назад я его искал, чтобы развеять скуку добрым скандалом! Да и землекопом работать нелегко. Я выдохся. Хочу просто сидеть на крылечке и смотреть, как жизнь проходит мимо.
Болтая, Боманц выкладывал на прилавок лучшие старинные мечи, части доспехов, солдатские амулеты, почти отлично сохранившийся щит. Ящик наконечников от стрел с выгравированными розами. Пара копий с широкими клинками – старинные наконечники, насаженные на новые древки.
– Могу прислать тебе пару человек. Покажешь им, где копать. Я тебе комиссионные выплачу. И делать ничего не надо. Отличная у тебя секира, Бо. Теллекурре? Оружия теллекурре я хоть баржу могу продать.
– Вообще-то, юкителле. – Укол язвы. – Нет, помощников не надо.
Только этого ему и недостает. Чтобы банда молодых оболтусов копала, а он делал съемку местности.
– Была бы честь предложена.
– Извини. Не обращай внимания. На меня Жасмин утром взъелась.
– Ничего связанного со Взятыми не находил? – тихо спросил Токар.
Боманц вскинулся, изображая ужас, как делал это на протяжении десятилетий.
– Взятыми? Я что, идиот? Я не притронулся бы к такой находке, даже если бы смог пронести ее мимо надсмотрщика.
Токар заговорщицки улыбнулся:
– Конечно. Мы же не хотим оскорбить Вечную Стражу. Тем не менее… Есть в Весле один человек, который хорошо заплатил бы за вещь, которая могла принадлежать Взятым. А за вещь Госпожи он продал бы душу. Он в нее влюблен.
– Да уж, известная сердцеедка.
Боманц старался не встречаться взглядом со своим молодым товарищем. Что ему наболтал Камень? Или Бесанд на рыбалке подсмотрел? Чем старше Боманц, тем меньше ему нравится эта игра. Нервы не выдерживают двойной жизни. Одолевает соблазн сознаться во всем, просто чтобы облегчить душу.
Нет, проклятье! Он вложил слишком много. Тридцать семь лет. Без сна и отдыха копая и отскребая. Выкручиваясь и привирая. В крайней нищете. Нет, он не сдастся. Только не сейчас, когда цель так близка.
– Я тоже ее по-своему люблю, – признался он. – Но мне хватает здравого смысла. Если бы я нашел что-нибудь, то позвал бы Бесанда, да так громко – в Весле услышали бы.
– Ладно, как скажешь. – Токар ухмыльнулся. – Хватит держать тебя в напряжении. – Он вытащил кожаный мешочек. – Письма от Камня.
Боманц вцепился в мешочек.
– Я от него не получал известий с тех пор, как ты последний раз заезжал.
– Могу я загружаться, Бо?
– Конечно. Давай. – Боманц рассеянно вытащил из ящика стола текущий список товаров. – Пометь, что будешь брать.
Токар хохотнул:
– В этот раз – все. Только назови цену, Бо.
– Все? Да тут половина – сущий мусор.
– Я тебе говорил – эпоха Владычества в большой моде.
– Ты видел Камня? Как он?
Боманц добрался уже до середины первого письма. Ничего существенного сын не сообщал – его послание переполняли будничные мелочи. Письма по обязанности. Весточки родителям от сына, неспособные пересечь бездну времени.
– Здоров до омерзения. Скучает в университете. Читай дальше. Там будет сюрприз.
– Токар заезжал, – сообщил Боманц и ухмыльнулся, переминаясь с ноги на ногу.
– Этот ворюга? – Жасмин скорчила гримасу. – Ты деньги у него не забыл получить?
Ее полное, оплывающее лицо застыло в вечном неодобрении. Рот ее обычно бывал недовольно сжат.
– Привез письма от Камня. Вот. – Он протянул ей пакет, но не сумел сдержаться: – Камень едет домой.
– Домой? Не может быть. У него же работа в университете.
– Он взял академический отпуск. Приезжает на лето.
– Зачем?
– Нас повидать. В лавке помочь. Диссертацию закончить в тишине.
Жасмин проворчала что-то. Писем читать она не стала. Она так и не простила сына за то, что он, как и отец, интересовался эпохой Владычества.
– Он приезжает, чтобы помочь тебе совать нос туда, куда нос совать не положено, так ведь?
Боманц украдкой глянул на окна. В его положении паранойя вполне простительна.
– Приходит Год кометы. Духи Взятых восстанут, чтобы оплакать падение Владычества.
Этим летом комета, явившаяся в час падения Властелина, вернется в десятый раз. Десять Взятых проявят себя сильно.
Боманц уже наблюдал одно прохождение – в то лето, когда он поселился в Древнем лесу, задолго до рождения Камня. Духи, шагающие по Курганью, очень впечатляли.
От предвкушения засосало под ложечкой. Жасмин может не понять, но это лето – последнее. Конец долгим поискам. Не хватает только одного ключа. Найдя его, он сможет установить связь и брать, вместо того чтобы отдавать.
– Зачем я только в это влезла? – фыркнула Жасмин. – Мама ведь предупреждала.
– Мы говорим о Камне, женщина. О нашем сыне.
– Ох, Бо, только не называй меня жестокой старухой. Конечно, я буду рада его увидеть. Я ведь тоже его люблю.
– Неплохо бы это показывать иногда. – Боманц осмотрел остатки товара. – Самая дрянь осталась. От одной мысли о том, сколько придется копать, ноют мои старые кости.
Кости ныли, но дух рвался вперед. Пополнение запасов – достоверный предлог побродить по окраинам Курганья.
– Хоть сейчас начинай.
– Пытаешься меня из дома выставить?
– Не огорчусь.
Вздохнув, Боманц оглядел лавку. Несколько кусков изъеденной временем брони, сломанное оружие, череп – непонятно чей, потому что характерной для офицеров Властелина треугольной вмятины на нем нет. Собиратели не интересовались останками простых солдат или последователей Белой Розы.
«Интересно, почему нас так привлекает зло?» – подумал он.
Белая Роза проявила больше героизма, чем Властелин или Взятые. Но ее забыли все, кроме людей надсмотрщика. А любой крестьянин может назвать половину Взятых. Курганье, где непрерывно шевелится зло, обходит Стража, а могила Белой Розы утеряна.
– Ни там ни здесь, – пробормотал Боманц. – Пора в поле.
Вот-вот. Лопата. Волшебный жезл. Мешки… Может, прав был Токар? Может, стоит помощника найти? Кисточки. Чтобы помогал таскать все это. Теодолит. Карта. Это бы не забыть. Что еще? Заявочные ленточки. Конечно. Этот паршивец Мен-Фу…
Он запихал, что мог, в сумку, а остальным обвешался. Взвалил на плечо лопату, грабли и теодолит.
– Жасмин! Жасмин! Отвори проклятую дверь!
Жена выглянула из-за занавески, отгораживавшей жилую комнату.
– Надо было отпереть ее сначала, придурок. – Она проковыляла через лавку. – Когда-нибудь, Бо, тебе придется лечиться от безалаберности. Наверное, после моей смерти.
– После твоей смерти, – бурчал он, бредя по улице. – Это ты точно сказала. Я тебя быстренько закопаю, чтоб не передумала и не встала.
4Недавнее прошлое. Грай
Курганье лежит далеко к северу от Чар, в Древнем лесу, столь прославленном в легендах о Белой Розе. Грай пришел в город на следующее лето после того, как Властелин едва не сбежал из могилы через Можжевельник. Соратников Госпожи он нашел в прекрасном расположении духа. Великого зла из Великого кургана можно не опасаться. Последних мятежников отлавливают в лесах. У империи не осталось более серьезных врагов. И Великая комета, предвестница всех катастроф, не вернется еще десятки лет.