– Лучше разгрузись, Костоправ, – приказал Лейтенант, но объяснять тоже ничего не стал.
– И ты с нами? – удивленно спросил я его.
– Ага. Пошевеливайся. Времени у нас не много. Оставь только оружие и сумку с лекарствами. И быстрее – одна нога здесь, другая там.
Спускаясь, я столкнулся с Душечкой. Она улыбнулась. Как я ни был зол, а все же улыбнулся в ответ. Не могу на нее сердиться. Я ведь ее знаю с той поры, когда она была во-от такусенькая. Когда Ворон спас ее от головорезов Хромого в Форсбергской кампании. И я не могу смотреть на эту женщину, не видя в ней того ребенка. Сентиментален я становлюсь и мягок.
Поговаривают, что я страдаю романтическим параличом мысли. Вспоминая прошлое, я почти готов с этим согласиться. Все эти глупости, что я писал о Госпоже…
Когда я вернулся наверх, луна касалась горизонта. По толпе гулял возбужденный шепоток. Была там и Душечка на своей белой кобыле, гарцевавшая вокруг и объяснявшаяся с теми, кто понимал язык знаков. А в небе плыли невиданно низко сияющие пятна, какие встречаются только на щупальцах летучих китов. Как в страшных легендах об изголодавшихся китах, которые спускают щупальца до самой земли и пожирают каждое растение и животное на своем пути.
– Эй! – окликнул я наших. – Поосторожнее там! Эта тварюга снижается.
Огромная тень затмевала тысячи звезд. И расползалась. Вокруг нее вились скаты. Большие, маленькие, средние – столько я никогда не видел.
Мое предупреждение вызвало только смех. Я снова помрачнел и принялся обходить ударную группу, изводя товарищей проверкой наличия обязательных пакетов первой помощи. К концу смотра почувствовал себя намного лучше – пакеты были у всех.
Летучий кит спускался.
Луна села, и в тот же миг менгиры начали двигаться. И светиться – той стороной, что повернута к нам и не видна Взятым.
Душечка проехала по отмеченной менгирами дороге. Когда она миновала менгира, тот гас и, как я полагаю, передвигался к дальнему концу шеренги.
Времени проверять у меня не было. Эльмо и Лейтенант построили нас в колонну. Ночь над нашими головами полнилась хлопаньем крыльев и писком теснящихся в воздухе скатов.
Летучий кит оседлал ручей.
Мой бог, он был огромен! Исполин! Я и не подозревал… Он на пару сотен ярдов уходил в кораллы на дальней стороне ручья. А всего в нем было четыреста-пятьсот ярдов. И в ширину от семидесяти до сотни.
Менгир сказал что-то, но я не разобрал. Колонна двинулась вперед.
Через минуту мои худшие подозрения подтвердились. Мы карабкались по огромному боку на спину кита, туда, где обычно сидят скаты.
Кит пах, и сильно. Запах этот не походил ни на что мне знакомое. Мощный, я бы сказал. Не то чтобы неприятный, но очень сильный. И спина кита… странная на ощупь. Не мохнатая, не чешуйчатая, не роговая. Не слизистая по-настоящему, но гладкая и упругая, точно переполненная кишка. Ухватиться было за что. Наши башмаки и пальцы не беспокоили зверя.
Менгир ворчал, как старый сержант, одновременно передавая приказы и китовые жалобы. У меня создалось впечатление, что летучий кит был от природы брюзглив и процедура нравилась ему не больше, чем мне. Не могу его за это винить.
Наверху нас ждали неуклюже взгромоздившиеся на китовую спину другие менгиры. Когда я поднялся, камень отправил меня к одному из своих собратьев, а тот указал, где сесть. Через пару минут к нам присоединились последние ребята.
Менгиры исчезли.
Мне стало нехорошо. Поначалу я подумал, что это оттого, что кит поднимается; когда я летал с Госпожой, Шепот или Душелов, мой желудок протестовал постоянно. Но нынешняя болезнь была иного рода…
Безмагия слабела. Душечка так долго была со мной, что стала частью моей жизни…
В чем дело?
Мы поднимались. Я чувствовал, как меняется ветер. Торжественно вращались звезды. И внезапно весь север вспыхнул.
Скаты атаковали Взятых. Вся стая. Удар был неожиданным, хотя Взятые не могли не ощущать их присутствия. Но скаты поступили не так, как я предполагал…
«О черт! – подумал я. – Они гонят Взятых в нашу сторону…»
Я усмехнулся. Не к нам. К Душечке и ее безмагии, в ловушку.
В ту же секунду я увидал вспышку бесплодного колдовства, увидал, как кренится и уходит к земле ковер. За ним устремилась стая скатов.
Может, Душечка не так поглупела, как мне казалось. Может, от этих Взятых мы и отделаемся. И то утешение, даже если все остальное провалится с треском.
Но мы-то чем занимаемся? Вспышка молнии осветила моих спутников. Ближе всех ко мне сидели Следопыт и пес Жабодав. Следопыт, похоже, скучал, но пес Жабодав насторожился небывало, обозревая пейзаж. Дотоле я видел его сидящим только за едой.
Пес высунул язык. Тяжело дышал. Будь он человеком, я сказал бы – ухмыляется.
Второй Взятый попытался показать скатам свою силу. Но его превосходили числом. А Душечка внизу двигалась. Взятый неожиданно вошел в безмагию. И рухнул. За ним устремились скаты.
Падение, конечно, Взятые переживут. Но окажутся они при этом в самом центре настороженной равнины. И вряд ли оттуда выберутся.
Летучий кит поднялся уже на пару тысяч футов и двигался на северо-восток, набирая скорость. Сколько до ближайшего ко Рже края равнины? Миль двести? Отлично. До рассвета мы, может быть, и доберемся туда. Но как насчет последних тридцати миль, за пределами равнины?
Следопыт запел, поначалу тихо. Песня была старая. Солдаты северных стран пели ее уже много поколений. То был гимн, предсмертная песнь в память о готовых пасть. Я слышал, как в Форсберге ее пели обе стороны. Потом песню подхватил новый голос. И еще один, и еще. Из сорока солдат ее знали человек пятнадцать.
Летучий кит мчался на север. Далеко-далеко внизу проплывала невидимая равнина Страха.
Хотя наверху было прохладно, меня прошиб пот.
17Ржа
Первый раз я ошибся, подумав, что Хромой будет дома, когда мы нанесем ему визит. На это намекал и Душечкин маневр со Взятыми. Мне следовало бы припомнить, что Взятые способны связываться друг с другом на расстоянии – разум с разумом. Хромой и Бенефиций промелькнули мимо нас, когда мы мчались на север.
– Ложись! – взвизгнул Гоблин, когда до окраины равнины оставалось миль пятьдесят. – Взятые! Всем лежать.
Старый Костоправ, как всегда, посчитал, что для него закон не писан. Все ради Анналов. Я подполз поближе к боку нашего ездового чудовища, глянул в ночную мглу. Чуть ниже и позади нас неслись две тени. Когда они скрылись, я получил хороший выговор от Эльмо, Лейтенанта, Гоблина, Одноглазого и всех, кто удосужился открыть рот. Я вновь сел рядом со Следопытом. Тот ухмыльнулся и промолчал.
Чем ближе к бою, тем живее он становился.
Второй раз я ошибся, предположив, что летучий кит высадит нас на краю равнины. Когда мы приблизились к границе, я снова поднялся, игнорируя ехидные реплики в свой адрес. Но кит не опускался еще довольно долго. Вновь усевшись на свое место, я начал тихонько бредить.
Следопыт открыл свой таинственный сундучок. Там содержался небольшой арсенал. Следопыт проверил клинки. Один длинный нож его не удовлетворил, и он взялся за точильный камень.
Сколько раз так же поступал Ворон в тот краткий год, что он провел с Отрядом?
Кит сел внезапно. Эльмо и Лейтенант передали приказ быстро слезть.
– Держись за мной, Костоправ, – бросил Эльмо. – И ты, Следопыт. Одноглазый, есть там, внизу, что-нибудь?
– Нет. У Гоблина сонное заклятие наготове. Когда мы спустимся, их часовые будут дрыхнуть.
– Если не проснутся и не поднимут тревогу, – пробурчал я. Черт, ну почему я такой пессимист?
Никаких проблем. Мы сели. Солдаты покатились с китовых боков и рассыпались, точно на учениях. Может, пока я дулся, они тренировались?
А я мог делать только то, что приказал Эльмо.
Поначалу мне это все напомнило другой налет – случившийся давным-давно, к югу от Пыточного моря, прежде чем мы нанялись на службу к Госпоже. Мы вырезали городские когорты Драгоценного города Берилла, пока те храпели под чарами наших колдунов. Не скажу, чтобы мне нравилась такая работа. Большинство этих парней – мальчишки, поступившие на службу, чтобы избежать худшей участи. Но они были врагами, а мы делали широкий жест. Более широкий, чем я мог ожидать от Душечки.
Небо начало светлеть. Этой ночи не пережил ни один из солдат гарнизона, кроме разве что пары самовольщиков. С главного плаца казарм, располагавшихся далеко за городской чертой, доносились крики Эльмо и Лейтенанта: «Быстро, быстро, дел по горло! Этот взвод – сломать звезды Взятых! Этот – разграбить местный штаб! Еще один – приготовить казармы к поджогу! И еще один – обыскать личные покои Хромого на предмет документов. Быстро, быстро! Закончить надо, пока Взятые не вернулись. Душечка не может их вечно за нос водить».
Кто-то, естественно, лопухнулся. Так всегда бывает. Слишком рано подпалил казармы. Поднялся дым.
Тотчас выяснилось, что в самой Рже стоит еще один полк. Через минуту к нам уже скакал конный эскадрон. И опять кто-то лопухнулся. Ворота были не заперты. Всадники навалились на нас почти без предупреждения.
Кричали люди. Звенели клинки. Летели стрелы. Ржали кони. Солдаты Госпожи откатились, оставив половину своих.
Вот теперь Эльмо и Лейтенант действительно заторопились. Всадники вернутся с подмогой.
Покуда мы расшвыривали противников, летучий кит взлетел. Забраться на него успело с полдюжины солдат. Кит поднялся над крышами и направился на юг. В сумерках его никто не заметил.
Можете представить, сколько шума и ругани последовало за этим. Даже пес Жабодав нашел в себе силы зарычать. Я обмяк, чувствуя наше поражение. Пристроился на коновязи и помотал головой. Несколько человек пустили стрелы вслед киту. Тот даже не заметил.
Рядом со мной оперся на коновязь Следопыт.
– Кто мог знать, что такая здоровая тварь струсит, – проворчал я. Я хочу сказать – летучий кит город может снести.
– Не приписывай свои мотивы существу, которого не понимаешь. Посмотри с его точки зрения.