– Где Ждан? – спросил он Камня.
– Решил остаться с грузчиками, – ответил ему Токар. – Думает, что мы тебя очень стесняем.
– Понятно.
Эту партию выиграла Жасмин, а следующую – Токар, после чего заявил:
– С меня хватит. Садись на мое место, Бо. Увидимся утром.
– С меня тоже хватит, – поддержала его Слава. – Пойдем погуляем, а, Камень?
Камень покосился на отца. Тот кивнул:
– Далеко не заходите. Стража ярится.
– Не зайдем, – ответил Камень.
Боманц усмехнулся, видя нетерпение сына. Такими же были и они с Жасмин, давным-давно.
– Милая девочка, – сказала Жасмин. – Повезло Камню.
– Спасибо, – ответил Токар. – Нам кажется, что ей тоже повезло.
Проныра скорчила рожицу. Боманц позволил себе кривую усмешку. Кому-то в этой комнате Камень тоже нравится.
– Сыграем на троих? – предложил Боманц. – За «болвана» – по очереди, пока кто-нибудь не вылетит.
Игрокам он позволил кидать как кидается, а «болвану» подворачивал шестерки и пятерки. Проныра пересела на свободное место. Жасмин это позабавило. Выиграв, Проныра радостно завизжала.
– Слава, я выиграла! – поделилась она радостью с сестрой, когда та и Камень вернулись с прогулки. – Я их побила!
Камень глянул на доску, потом на отца:
– Пап…
– Я сражался как мог. Но ей с костями везет.
Камень недоверчиво улыбнулся.
– Хватит, Проныра, – сказала Слава. – Пора спать. Мы не в городе. Тут ложатся рано.
– У-у-у… – Пусть с жалобами, но спать Проныра пошла.
Боманц вздохнул. Тяжелая работа – общение. Сердце забилось в предвкушении ночного труда.
Камень по третьему разу прочел свои инструкции.
– Все понял? – спросил Боманц.
– Наверное.
– Время тут большой роли не играет. Только торопиться нельзя. Вот если бы мы какого-нибудь идиотского демона вызывали, ты бы у меня свою роль неделю зубрил.
– Роль? – Камню полагалось только зажигать свечки и смотреть.
И помогать, если отец попадет в беду.
Последние два часа Боманц провел, нейтрализуя заклятия вдоль избранной им тропы. Имя Лунного Пса стало золотой жилой.
– Открыто? – спросил Камень.
– Настежь. Почти втягивает. К концу недели сам попробуешь.
Боманц глубоко вдохнул, выдохнул. Оглядел комнату. Его не покидало гложущее чувство, что он что-то забыл. И намека нет, что именно.
– Ладно. – Он устроился в кресле, закрыл глаза. – Дамни, – пробормотал он. – Ум муджи дамни. Хайкон. Дамни. Ум муджи дамни.
Камень бросил травы на угли крошечной курильницы. Комнату наполнил ароматный дым. Боманц расслабился, отдался во власть летаргии. Разделился с телом он легко, всплыл, повисел под потолочными балками, наблюдая за Камнем. Многообещающий паренек.
Боманц проверил связь с телом. Хорошо. Отлично! Он слышит как физическими, так и духовными ушами. Сплывая по лестнице, колдун попутно проверял собственную двоичность. Каждый произведенный Камнем звук доносился до него все так же ясно.
В лавке он задержался, глядя на Славу и Проныру. Завидуя их юности и невинности.
Снаружи ночь полнилась кометным светом. Боманц ощущал, как мощь сотрясает землю. Какой же великолепной станет комета, когда мир окунется в ее гриву!
Внезапно появилась женщина, нетерпеливо поманила. Боманц перепроверил свою связь с плотью. «Да. Все еще в трансе. Не сплю». Он ощущал смутное беспокойство.
Она провела его к Курганью открытой им же тропой. Боманца шатало от захороненной тут могучей силы, от излучаемой менгирами и фетишами мощи. С его духовной точки зрения они казались жуткими, кровожадными чудовищами, прикованными на коротких цепях.
По Курганью бродили призраки, выли за спиной Боманца, пытаясь прорвать его заклятия. Сила кометы и могущество охранных заклинаний слились в единый гром, пронизывавший все существо Боманца. «Как же могучи были древние, – подумал он, – если все это продержалось столько лет».
Они приближались к мертвым воинам, тем, что на карте обозначались пешками. Боманц как будто услышал шаги за спиной… Он обернулся – никого – и понял, что это Камень ходит в доме.
Перед ним предстал дух рыцаря. Его ненависть была безвременной и неустанной, как удары прибоя о холодный голый берег. Боманц обошел призрака боком.
Он уперся взглядом в огромные зеленые глаза. Древние, мудрые, безжалостные, наглые, насмешливые, презрительные. Дракон в усмешке обнажил зубы.
«Вот так, – подумал Боманц. – Это я и пропустил…» Но нет. Дракон не коснется его. Боманц ощутил раздражение зверя, убежденного, что во плоти человек стал бы лакомым кусочком. Волшебник поспешил за спутницей.
Никакого сомнения, это Госпожа. Она тоже пыталась достичь его. Лучше поостеречься. Ей нужен не просто благодарный собеседник.
Они вошли в гробницу – огромную, забитую мишурой, что и в жизни принадлежала Властелину. И жизнь эта была отнюдь не спартанской.
Боманц последовал за женщиной, обогнул гору мебели – и не нашел своей спутницы.
– Где?..
Он увидел их. Бок о бок на каменных плитах. Скованные. Окутанные потрескивающим, звенящим пологом. Не заметно дыхания, но нет и смертной бледности. Застывшие, скользящие мимо времени.
Легенда почти не преувеличивала. Даже в нынешнем состоянии Госпожа выглядела неимоверно потрясающей. «Бо, у тебя же взрослый сын!» Душа требовала встать на задние лапки и выть, как подросток в гоне.
Снова шаги. Черт бы побрал Камня! Он что, постоять спокойно не может? Шумит за троих.
Глаза женщины открылись. На губах заиграла торжествующая улыбка. Боманц забыл о Камне.
«Добро пожаловать, – произнес голос в его голове. – Мы долго ждали, да?»
Он только кивнул ошеломленно.
«Я следила за тобой. Да, я вижу все в этой всеми забытой глуши. Я пыталась помочь. Слишком много барьеров, слишком прочны они. Эта проклятая Белая Роза была отнюдь не глупа».
Боманц глянул на Властелина. Огромный прекрасный царь-воитель спал. Боманц позавидовал его физическому совершенству.
«Его сон глубже моего».
Послышалась ли насмешка? Выражения женского лица он не мог понять. Слишком много красоты. Боманц подозревал, что не он один так думал и что она воистину была движущей силой Владычества.
«Так и было. И в следующий раз…»
– В следующий раз?
Веселье окутало его, как звон колокольцев на слабом ветерке.
«Ты пришел учиться, о колдун. Как отплатишь своей учительнице?»
Ради этой минуты он жил. Его ждал триумф. Еще один шаг…
«Ты искусен. Ты был так осторожен, так терпелив, что даже надсмотрщик сбросил тебя со счетов. Я аплодирую тебе, колдун».
Самое сложное – подчинить это создание.
Смех колокольцев.
«Ты не хочешь поторговаться, колдун? Ты собираешься принуждать?»
– Если придется.
«И ничего не дашь мне?»
– Я не могу дать то, чего ты желаешь.
Снова веселье и серебряный звон.
«Тебе не под силу подчинить меня».
Боманц пожал воображаемыми плечами. Она не права. У него есть рычаг. Он наткнулся на него еще в юности, тут же осознал его значение и вступил на долгий, только сейчас завершившийся путь.
Он нашел шифр, раскрыл его и узнал отчество Госпожи – вполне обычное для времен до эпохи Владычества. Обстоятельства подсказывали, что одна из дочерей этой семьи стала Госпожой. Пустяковые исторические розыски завершили дело.
Вот так он разгадал тайну, перед которой останавливались тысячи в течение столетий.
Зная истинное имя, он может принудить Госпожу к чему угодно, ибо в колдовстве истинное имя суть предмет…
Я чуть не заорал. Мой корреспондент, похоже, закончил письмо на самой грани того откровения, которое я искал многие годы. Будь проклято его черное сердце!
В этот раз к письму прилагался постскриптум – куда меньше самого рассказа. Писавший добавил в конце какие-то каракули. Осмысленные – в этом я не сомневался. Но расшифровать их я не мог. И как всегда, ни подписи, ни печати.
20Курганье
Дождь не утихал. Бо́льшую часть времени это была легкая морось, а в хорошую погоду – едва ли больше, чем медленно оседающий туман. Но полностью он не прекращался никогда. Грай все равно гулял, хотя часто жаловался на боли в ноге.
– Если тебя так погода беспокоит, что ты тут делаешь? – спросил Горшок. – Ты же говорил, что у тебя вроде бы дети живут в Опале. Почему бы не отправиться туда и не выяснить? По крайней мере, там погода приличная.
Вопрос сложный. Грай еще не придумал на него убедительного ответа. То, что приходило в голову, и его самого-то не убеждало, не говоря уже о врагах, которые могли бы этот вопрос задать.
Грай не боялся ничего. В иной жизни, под иным именем, он бесстрашно выступил против самих творцов ада. Ни сталь, ни колдовство, ни смерть не могли остановить его. Боялся он только людей и любви.
– По привычке я тут, наверное, – пробормотал он. – Может, мог бы жить в Весле. Может быть… Я плохо схожусь с людьми, Горшок. Я их не настолько люблю. Не выношу Драгоценных городов. Я не говорил, что уже бывал там?
Эту историю Горшок слышал уже несколько раз. Он подозревал, что Грай не просто бывал там. Он полагал, что один из Драгоценных городов был родиной Грая.
– Да. Когда мятежники начали большое наступление в Форсберге. Ты еще говорил, что на обратном пути видел Башню.
– Правильно. Видел. Память слабеет. Города. Не люблю я их, парень. Слишком людно. И здесь-то их, на мой вкус, многовато. То есть было многовато, когда я сюда пришел. Теперь-то в самый раз. Может, просто из-за мертвяков столько суеты. – Он указал подбородком в сторону Курганья. – А в остальном все в порядке. С тобой и еще парой ребят поболтать можно. А больше мне никто на дороге не попадается.
Горшок кивнул. Он думал, что понимает, хотя ничего не понял. Он знавал других ветеранов. У большинства из них были свои странности.
– Слышь, Грай, а ты с Черным Отрядом сталкивался, когда был на севере?
Грай застыл, уставился на своего спутника с таким вниманием, что молодой солдат раскраснелся.