На прямой линии меня удерживал Следопыт. Никогда раньше не встречал человека, так мало интересующегося обычными ловушками на людей.
Гоблин считал, что нам следует имперцев усыпить и допросить. Одноглазый хотел срочно убраться из города. Их солидарность исчезла, как мороз на ясном солнышке.
– Логика подсказывает, – рассуждал я, – что ночью охрана должна быть сильнее. Но если вы туда сейчас заявитесь, кто-нибудь непременно вас узнает.
– Тогда надо отыскать старца, что привез первое письмо, – не сдавался Гоблин.
– Хорошая мысль. Но подумай: даже если этому старцу очень повезло, ему до здешних мест еще ой как далеко. Его-то не подбрасывали по пути, как нас. Не-ет. Уходим. Нервничаю я в Весле.
Слишком много искушений, слишком много шансов быть узнанными. И слишком много народу. На равнине я привык к одиночеству.
Гоблин еще пытался спорить. Он-де слыхал, что северные дороги отвратительны.
– Знаю, – парировал я. – А еще я знаю, что армия строит новый тракт на Курганье. И провела его на север достаточно далеко, чтобы торговцы могли им пользоваться.
Споров больше не было. Выбраться из города колдунам хотелось не меньше, чем мне. Неохотно согласился лишь Следопыт – тот самый, кто первым предложил уходить.
28Курганье
Погода и в Весле не вызывала восторга, а к северу от города она испакостилась вконец. Лишь одно служило нам утешением: имперские инженеры сделали все, чтобы дорога оставалась проходимой. Бо́льшая часть тракта была выстлана просмоленными досками. В местах, где снега бывали особенно высоки, виднелись каркасы для снегозащитных щитов.
– Размах впечатляет, – признал Одноглазый.
– Угу.
Предполагалось, что после триумфа Госпожи при Можжевельнике на Властелина можно наплевать. Не слишком ли много чести – поддерживать тракт в таком состоянии?
Новая дорога проходила намного западнее прежней – река Великая Скорбь обожала менять русло. В результате путь от Весла до Курганья стал на пятнадцать миль длиннее. Последние сорок пять миль дороги оставались недостроены, и там нам пришлось несладко.
Порой попадались торговцы – все едущие на юг. Они качали головами и говорили, что мы тратим время зря. Сказочные сокровища испарились. Дикари выбили всю пушную дичь.
С момента нашего отъезда из Весла Следопыт был не в себе, и я не мог понять отчего. Может, суеверие? Для форсбергского простонародья Курганье остается символом ужаса. Властелином матери пугают ребятишек. Четыреста лет его нет на свете, но печать не стерта до сих пор.
Последние сорок пять миль мы преодолевали неделю. Меня одолевало беспокойство: этак можно не вернуться домой до зимы.
Мы только что выехали из леса на окружающую курганы равнину. Я остановил фургон.
– Тут все поменялось.
Из-за моей спины выползли Гоблин и Одноглазый.
– Тьфу! – сплюнул Гоблин. – Вот уж точно.
Место казалось заброшенным. Просто болото, хотя самые высокие точки прежнего Курганья оставались заметны. Во время нашего последнего посещения орда имперцев неутомимо и непрестанно расчищала, чинила, осматривала все вокруг. Теперь здесь правила тишина. Она тревожила меня еще больше, чем упадок Курганья. Неторопливый, неутихающий дождь моросит с темно-серого неба. Холод. И тишина.
Дорога тут тоже была исправна. Мы покатили вперед. До самого города, где краска слезала с рассыпающихся домов, не встретили ни единой живой души.
– Стойте и назовитесь! – окликнул нас кто-то.
Я остановил фургон:
– А ты где?
Необычайно активный пес Жабодав прохромал к одной из развалюх и принюхался. На дождь вышел бурчащий стражник:
– Тут.
– Ох, напугал! Фитиль я, из товарищества «Фитиль, Кузнец, Кузнец, Портной и сыновья». Торговцы мы.
– Да? И эти тоже?
– Кузнец и Портной – в фургоне. А это Следопыт. Он на нас работает. Мы из Роз. Прослышали, что дорога на север опять открыта.
– Теперь-то разобрались, что к чему? – Стражник фыркнул.
Я выяснил, что в хорошем настроении он пребывал по случаю погоды. День, по тутошним меркам, выдался ясный.
– Как у вас дела делаются? – спросил я. – Нам где-то в определенном месте надо останавливаться?
– Кроме «Синего хрена», приткнуться негде. Там посетителям рады будут. Устраивайтесь. Завтра к утру доложитесь в штабе.
– Хорошо. А где «Синий хрен»?
Стражник объяснил. Я дернул вожжи, фургон тронулся.
– Не слишком строго, – заметил я.
– А куда бежать-то? – возразил Одноглазый. – Они знают, что мы здесь. Путь отсюда только один. Не станем играть по их правилам – заткнут горлышко, и все.
Ощущение возникало именно такое.
И еще погода вносила свою лепту. Мрачность. Уныние. Улыбки были редки, да и те по большей части дежурные.
Трактирщик в «Синем хрене» даже имен не спросил – только деньги вперед. Другие купцы на нас не обращали внимания, хотя торговля мехами традиционно была монополией Весла.
На следующий день несколько местных явились поглазеть на наши товары. Загрузились мы тем, что, как я слыхал, пользуется тут спросом, но покупателей было не много. Расходилось только спиртное. Я спросил, как связаться с лесовиками.
– Ждать, – ответили мне. – Когда захотят, придут.
Разобравшись с этим, я направился в штаб Вечной Стражи. Само здание не изменилось, хотя окружавшие его казармы малость подразвалились.
Первым, кого я встретил, был приветствовавший нас накануне стражник. С ним мне и предстояло вести дела.
– Фитиль меня зовут, – повторил я. – Из товарищества «Фитиль, Кузнец, Кузнец, Портной и сыновья», из Роз. Торговцы мы. Мне велено тут доложиться.
Стражник странно глянул на меня, точно пытался что-то припомнить. Что-то его беспокоило. Как дырка в зубе. Я не хотел, чтобы стражник беспокоился. Еще вспомнит, не дай бог.
– С тех пор как я отслужил свое, тут многое переменилось.
– Все к псам катится, – проворчал стражник. – К псам. С каждым днем хуже. Ты думаешь, кому-то не наплевать? Да мы сгнием тут. Сколько твоих?
– Четверо. И собака.
Неверно. Стражник скривился. Чувства юмора нет.
– Как прозывают?
– Фитиль. Один из Кузнецов. Портной. Следопыт. Он на нас работает. И пес Жабодав. Этого надо звать полным именем, а то обижается.
– Да ты у нас шутник?
– Эй, не бери в голову. Уж больно у вас тут мрачно.
– Ага. Читать умеешь?
Я кивнул.
– Правила вывешены во-он там. У тебя есть выбор: подчиняться им – или сдохнуть. Горшок!
Из соседней комнаты выбежал солдат:
– Да, сержант?
– Новый торгаш. Проверь его. Ты в «Синем хрене», Фитиль?
– Да.
Правила не изменились. Даже лист пергамента тот же, выцветший настолько, что едва можно прочесть. Но посыл был ясен: «Не лезь в Курганье, – если оно тебя не прикончит, это сделаем мы».
– Сударь, – спросил рядовой, – когда вы будете готовы?
– Да я уже готов.
Мы вернулись в «Синий хрен». Солдат перебрал наши вещи. Единственное, что заинтересовало его, – мой лук и оружие в фургоне.
– Зачем столько оружия?
– Говорят, тут случаются стычки с дикарями.
– Брешут да заливают. Дикарь только воровать горазд.
Гоблин и Одноглазый особого внимания не привлекли. Вот и отлично.
– Правила вы читали. Их и держитесь.
– Я их давно знаю, – ответил я. – Когда в армии служил, мы тут стояли гарнизоном.
Солдат прищурился на меня, кивнул и ушел. Все мы облегченно вздохнули. Гоблин снял скрывающее заклятие с колдовских принадлежностей, которые они с Одноглазым привезли. Пустой угол за спиной Следопыта наполнился вещами.
– Он может вернуться, – запротестовал я.
– Не стоит держать заклятие дольше необходимого, – пояснил Одноглазый. – Кто-нибудь может ощутить его присутствие.
– Согласен. – Я захлопнул ставни на единственном окне. Заскрипели петли. – Смазать бы, – сказал я, глядя на город.
Мы находились на третьем этаже самого высокого здания в городе, если не считать казарм Стражи. Я увидел дом Боманца.
– Ребята, а ну-ка гляньте.
Они глянули.
– Он в чертовски хорошем состоянии. – Когда я последний раз видел этот дом, его впору было сносить. Суеверный страх отваживал жильцов. Помнится, я туда пару раз заглядывал. – А не пройтись ли нам, Следопыт?
– Нет.
– Ну как хочешь. – Интересно, есть ли у него тут враги? – Но мне было бы спокойнее с тобой.
Он пристегнул ножны к перевязи. Вместе мы вышли на улицу – если так можно назвать ту лужу грязи. Дорожный настил доходил только до казарм, с веткой на «Синий хрен». По всему же городу имелись лишь пешеходные дорожки.
Мы изображали зевак. Я рассказывал Следопыту о прежних своих визитах сюда – почти правдивые истории. Пытался натянуть на себя личину говорливого и веселого парня. Интересно, а не трачу ли я время зря? Речи мои явно никого не интересуют.
Дом Боманца был любовно восстановлен, но жилым не выглядел. И охраняемым тоже. И на музей не смахивал. Странно. За ужином я спросил об этом у хозяина – тот уже принял меня за ностальгирующего придурка.
– Какой-то мужик туда переехал лет пять назад. Калека. Подрабатывал в Страже. А в свободное время привел дом в порядок.
– И что с ним случилось?
– Ну, месяца четыре назад, если меня память не подводит, его вроде удар хватил. Нашли его еще живым, но вроде овоща. Отвезли в казарму – он, как я слышал, и посейчас там. Кормят будто младенца. Лучше того парнишку, что с тобой приходил, спросить. Они с Граем большие друзья были.
– С Граем? Спасибо. Еще кувшин.
– Пошли, Костоправ, – прошептал Одноглазый. – Плюнь ты на пиво. Он его сам варит. Вкус премерзкий.
Колдун был прав. А я начал привыкать к напряженным раздумьям.
Мы обязаны попасть в дом Грая. А это значит – ночь и колдовские штучки. И самый большой риск после той эскапады в Розах.
– Как полагаешь, это не овладение? – спросил дружка Одноглазый.
Гоблин пососал губу:
– Подумать надо.