– Вы о чем? – осведомился я.
– Чтобы быть уверенным, мне надо посмотреть самому, Костоправ, но то, что случилось с этим Граем, на удар не похоже.
Гоблин кивнул.
– Вроде как его из тела выдернули и поймали.
– Может, получится устроить с ним встречу. Так как насчет дома?
– Для начала надо удостовериться, что там нет серьезного овладения. Духом Боманца, к примеру.
От таких разговоров у меня мурашки по коже бегают. Не верю я в духов. Или не хочу верить.
– Если его схватили или выдернули, нам придется выяснить, как это было сделано и зачем. Стоит иметь в виду, что раньше там жил Боманц. Любая оставшаяся с тех времен вещь могла овладеть Граем. И с нами может то же приключиться, если полезем очертя голову.
– Сложности, – пробурчал я. – Вечно сложности.
Гоблин хихикнул.
– Нишкни, – предупредил я. – А то с торгов пущу.
Часом позже поднялась настоящая буря. Она выла и молотила в стены. Под напором ливня протекала крыша. Когда я намекнул на это хозяину, тот закатил истерику. Чинить что бы то ни было в нынешних условиях непросто, но необходимо – иначе дом просто развалится.
– Хуже всего с этими проклятыми дровами на зиму, – жаловался он. – На улице-то их оставить нельзя: или снегом занесет, или так промочит, что высушить невозможно. Через месяц тут до потолка дрова будут навалены. По крайней мере, чем меньше места, тем легче его прогреть.
Около полуночи, когда ночная смена Вечной Стражи уже успела утомиться и клевала носом, мы вышли на улицу. Гоблин проверил – вся гостиница спала.
Впереди трусил пес Жабодав, высматривал ненужных свидетелей. Одного нашел, но о нем тоже позаботился Гоблин. В такую ночь никто на улицу не выйдет. Кроме нас, дураков.
– Удостоверьтесь, что с улицы не увидят света, – приказал я, когда мы проскользнули внутрь. – Я полагаю, надо подняться наверх.
– А я полагаю, – возразил Одноглазый, – что надо проверить, нет ли там ловушек или духов.
Я глянул на дверь. Когда ее открывал, мне это и в голову не пришло.
29Курганье. В прошлом
Явившийся по приказу полковника Горшок трясся как осиновый лист.
– Придется тебе ответить на пару вопросов, малыш, – сказал Сласть. – Начни с того, что знаешь об этом Грае.
Горшок сглотнул:
– Слушаюсь, господин полковник.
Он рассказал. И рассказал еще раз, когда Сласть потребовал вспомнить каждое услышанное слово. Горшок умолчал только о сообщении и пакете.
– Загадочно, – промолвил полковник. – Весьма. Ты ничего не забыл?
Горшок нервно переступил с ноги на ногу.
– А к чему это все, господин полковник?
– Скажем так: письмо в пакете оказалось очень интересным.
– Простите, сударь?
– Очень длинное, хотя прочесть его никому не удалось. Совершенно незнакомые письмена. Возможно, язык Драгоценных городов. Интересует меня другое – кому предназначалось письмо? Оно единственное или их было несколько? Горшок, наш приятель в большой беде. Если придет в себя, у него будут неприятности. Серьезные. Потому что настоящие бродяги писем не пишут.
– Но, как я говорил, он пытался найти своих детей. И он мог быть родом из Опала…
– Знаю. Этому есть кое-какие свидетельства. Возможно, он сумеет убедить меня в этом, когда очнется. С другой стороны, мы в Курганье, где все необычное – подозрительно. А теперь вопрос, сынок. И ответь на него правильно, или у тебя тоже будут неприятности. Почему ты пытался спрятать пакет?
Момент истины. От которого нет спасения. Горшок молился, чтобы этот момент не наступил. И теперь понял, что его верности Граю недостаточно.
– Грай просил меня, если с ним что-то случится, отправить письмо в Весло. Письмо в пакете из промасленной кожи.
– Так он ожидал чего-то?
– Не знаю. И что было в письме, и зачем Грай его приготовил, – тоже не знаю. Он просто назвал мне имя. И просил, когда я отошлю пакет, кое-что сообщить вам.
– И?
– Я не припомню точных его слов. Но он хотел, чтобы вы знали: тварь в Великом кургане уже не спит.
Сласть взвился со стула как ужаленный:
– Ах так? Откуда он узнал? Не важно. Имя! Немедленно! Кому следовало отправить пакет?
– Кузнецу по имени Песок. В Весло. Это все, что я знаю, сударь. Клянусь.
– Хорошо. – Казалось, Сласть не обратил внимания на последние слова. – Возвращайся на свой пост, парень. И вызови ко мне майора Клифа.
– Слушаюсь.
На следующее утро Горшок наблюдал, как конный отряд под предводительством майора Клифа отправился арестовывать кузнеца Песка. Юноша чувствовал себя очень виноватым. Но он же никого не предал, верно? Если бы Грай оказался шпионом, Горшок мог предать сам себя.
Он пытался сгладить вину, ухаживая за Граем с почти религиозной самоотверженностью. Больной всегда был сыт и чист.
30Курганье. Ночью
Гоблин и Одноглазый осмотрели дом за пару минут.
– Ловушек нет, – объявил Одноглазый. – И призраков. Старые отголоски волшбы накладываются на свежие. Пошли наверх.
Я вытащил клочок бумаги, где были нацарапаны выдержки из истории Боманца. Мы поднялись по лестнице. При всей своей уверенности Гоблин и Одноглазый пустили вперед меня. Товарищи, называется.
Прежде чем зажечь огонь, я удостоверился, что ставни закрыты.
– Приступайте. А я осмотрюсь.
Следопыт и пес Жабодав остались на лестнице. Комната была очень маленькая.
Прежде чем приступить к поискам, я глянул на корешки книг. У этого парня эклектичные вкусы. Или он просто собирал что подешевле.
Никаких бумаг. И нет следов обыска.
– Одноглазый, ты можешь узнать, побывали ли тут ищейки?
– Вряд ли. А зачем?
– Бумаг нет.
– Ты смотрел в тайниках? В тех, что он упоминал?
– Во всех, кроме одного.
Копье стояло в углу. Стоило мне повернуть древко, как верхняя часть отвалилась, открыв полость. Вывалилась не раз упомянутая карта. Мы разложили ее на столе.
По спине у меня побежали мурашки.
Это была сама история. Эта карта создала наш нынешний мир. Несмотря на весьма слабое знание теллекурре и еще более ограниченное – колдовских символов, я ощутил обрисованную ею силу. То, что излучала эта карта, поставило меня на зыбкую грань, отделяющую страх от ужаса.
Гоблин и Одноглазый не ощутили ничего. Или были слишком заинтригованы. Склонившись над картой, они изучали путь, которым Боманц прошел к Госпоже.
– Тридцать семь лет работы, – произнес я.
– Ты о чем?
– Чтобы собрать эти сведения, ему потребовалось тридцать семь лет. – И тут я кое-что заметил. – Это еще что? – Судя по рассказу, этого знака тут быть не должно. – А, понял. Наш писатель добавил кое-что от себя.
Одноглазый посмотрел на меня. Потом на карту. Потом снова на меня. Нагнулся к карте, чтобы разглядеть тропу.
– Вот так оно и было. Никаких вариантов.
– В смысле?
– Я знаю, что случилось.
Следопыт нервно вздрогнул:
– Ну?
– Он попытался пройти туда. Единственным путем. И не смог выбраться.
В письме говорилось, что автор собирается предпринять нечто очень опасное. Неужели Одноглазый прав?
Храбрец.
И никаких бумаг. Если только они не спрятаны лучше, чем я мог предположить. Хорошо бы заставить наших колдунов поискать. Вместо этого я велел им сложить и вернуть карту на место, а потом сказал:
– Какие будут предложения?
– Насчет чего? – пискнул Гоблин.
– Насчет того, как нам утащить этого парня у Вечной Стражи. И как вернуть ему душу, чтобы задать пару вопросов.
Я их не вдохновил.
– Кому-то придется отправиться туда и выяснить, что пошло не так, – заметил Одноглазый. – Потом выдернуть парня и отвести домой за ручку.
– Понимаю.
– Чудно. Сначала нам нужно заполучить тело.
– Обшарьте тут все сверху донизу. Может, найдете что-нибудь.
На поиски мы угробили полчаса. Я чуть истерику не закатил.
– Слишком долго, слишком долго, – повторял я.
На меня не обращали внимания.
Поиски позволили обнаружить в одной из книг старый клочок бумаги с шифром – не слишком-то надежно спрятанный. Я прихватил его с собой. Попробую прочесть с его помощью бумаги в Норе.
Мы вышли из дома. До «Синего хрена» добрались незамеченными. Закрывшись в комнате, хором вздохнули от облегчения.
– Что теперь? – спросил Гоблин.
– Спать. Волноваться начнем завтра.
Я ошибался, конечно. Я уже начал волноваться.
С каждым шагом все сложнее и сложнее.
31Курганье. Ночью
Громы и молнии не унимались, шум проникал сквозь стены, как сквозь бумагу. Спал я беспокойно – слишком уж сильно пострадали в тот день мои нервы. Остальные дрыхли как убитые. Почему я дергаюсь?
Это началось как укол света, как появление золотой мошки в углу. Мошка росла. Я хотел кинуться к колдунам и измолотить их в фарш, обозвав лжецами. Предполагалось, что амулет сделает меня невидимым…
Слабый, призрачный шепот, как вопль привидения в огромной темной пещере:
– Лекарь, где ты?
Я не ответил. Хотелось залезть под одеяло с головой, но пошевелиться я не мог. Фигура Госпожи оставалась расплывчатой, неопределенной, смутной. Быть может, ей сложно обнаружить меня? Когда ее лицо на мгновение материализовалось полностью, на меня она не глянула. Смотрела, точно слепая.
– Ты ушел с равнины Страха, – произнесла она тем же далеким голосом. – Ты где-то на севере. Ты оставил заметный след. Ты поступаешь глупо, друг мой. Я найду тебя. Разве ты не понял этого? Тебе не скрыться. Даже пустоту можно увидеть.
Она не знает, где я. Значит, я правильно делаю, что молчу. Она хочет, чтобы я выдал себя.
– Мое терпение небезгранично, Костоправ. Но ты еще можешь прийти в Башню. Торопись же. Твоей Белой Розе осталось жить недолго.
Я ухитрился наконец дотянуть одеяло до подбородка. Ну и зрелище же я собой представлял – теперь мне кажется, что забавное. Как мальчишка, боящийся призраков. Сияние медленно угасло. А с ним исчезла и нервозность, мучившая меня с той минуты, как мы покинули дом Боманца.