Я сел рядом – так, чтобы видеть ползучую тень.
– Знаешь, что это такое? – спросила Госпожа, указывая на Дерево.
– Никто не знает. Просто Праотец-Дерево. Племена пустыни его почитают как бога. Мы не нашли этому подтверждений. Одноглазого с Гоблином, впрочем, впечатлил тот факт, что стоит Праотец точно в центре равнины.
– Да… Столь многое кануло во мглу времен… Пожалуй, мне следовало догадаться, что мой супруг не первый в своем роде, Костоправ, как и Белая Роза – в своем. Сдается, это великий круг.
– Не понимаю.
– Давным-давно, даже по моим меркам давно, случилась война, подобная войне Властелина и Белой Розы. Свет превозмог тьму, но, как всегда, тьма оставила на победителях свой след. Чтобы завершить борьбу навеки, они призвали существо из другого мира, или плоскости, или измерения, – суть не в терминах. Призвали, как Гоблин призывает демонов, только это был молодой бог. Или почти бог. В облике ростка. Уже во времена моей юности это была всего лишь легенда, а тогда еще сохранялось многое из прошлого. Так что о деталях можно спорить, но, чтобы призвать это существо, гибли тысячи, опустошались целые края. Призвавшие посадили пленного бога на могиле своего великого врага, чтобы держал его в земле. Этот древесный бог проживет миллион лет.
– То есть… Праотец сидит на чем-то вроде Великого кургана?!
– Я не связывала легенды с равниной, пока не увидела Дерево. Да. В этой земле лежит некто не лучше моего супруга. Теперь многое проясняется. Все сходится. Звери. Немыслимые говорящие камни. Коралловые рифы в тысяче миль от моря. Все это просочилось из иного мира. Бури перемен – это сны Дерева.
Она говорила долго, не столько объясняя, сколько осознавая. Я, разинув рот, вспоминал бурю перемен, захлестнувшую нас по пути на запад. Что за проклятие – попасть в кошмар бога!
– Это безумие, – прошептал я и в то же мгновение рассмотрел тень, которую так старался отделить от теней кустов и кораллов.
Молчун. Сидит на корточках. Тихо, как змея в засаде. Молчун, который в последние три дня оказывался всюду, куда бы я ни сунулся, незаметный, потому что он все время молчит. Ну-ну. Вот вам и уверенность, что моя спутница не вызвала подозрений.
– Это дурное место, Костоправ. Очень дурное. Скажи своей глухой крестьянке, чтобы убиралась отсюда.
– Чтобы это сделать, мне придется объяснить причину, а заодно рассказать, кто мне дает такие советы. Вряд ли ее это убедит.
– Наверное, ты прав. Что ж, это ненадолго. Давай поедим.
Развернув сверток, Госпожа достала оттуда нечто очень похожее на жареного кролика. На равнине кролики не водятся.
– Пусть нам и задали трепку у Лошади, в кладовых прибавилось снеди.
Я вгрызся в свею долю.
Молчун, за которым я искоса следил, сидел неподвижно. «Вот же гад! – подумал я. – Чтоб ты слюнями истек!»
Умяв третий кусок кролика, я сумел оторваться от еды и задать вопрос:
– Эта древняя история, конечно, любопытна, но к нам-то она имеет отношение или нет?
Праотец-Дерево звенел как заведенный. Интересно почему?
– Ты боишься его?
Госпожа не ответила. Я смахнул обглоданные кости с берега в воду, встал.
– Секундочку. – Я подковылял к Праотцу-Дереву. – Старик, у тебя семена есть? Или отводки? Что-нибудь, что мы могли бы посадить в Курганье на могиле нашего собственного врага?
За столько лет я привык играть в беседы с Деревом. Его возраст вызывал во мне почти религиозное почтение, но я не верил ни племенам пустыни, ни Госпоже. Просто старая-престарая скрюченная лесина с необычными листьями и дурным характером.
С характером?
Я прикоснулся к стволу, намереваясь поискать в диковинной листве какие-нибудь плоды, и Дерево меня укусило. Не зубами, конечно. Но искры полетели. Когда я вынул пальцы изо рта, на кончиках виднелись ожоги.
– Твою мать! – пробормотал я, отступив на пару шагов. – Не твою, конечно. Я-то думал, ты поможешь.
Я даже не заметил, что рядом с укрытием Молчуна теперь стоит менгир. Еще несколько появилось на границах прогалины.
Что-то ударило меня по темени, как балласт, сброшенный летучим китом с изрядной высоты. Я упал. Меня колотили волны силы, волны мысли.
Я всхлипывал, пытаясь подползти к Госпоже. Она протянула мне руку, но не смогла пересечь границу…
Краешек этой силы стал мне понятен. Словно в меня втиснулись полсотни разумов, разбросанных по всему миру. Нет. По всей равнине. И не полсотни – больше. Они сплетались все плотнее, все туже… Я коснулся сознаний менгиров. И все исчезло. Кувалда прекратила барабанить по наковальне моего черепа. Я ползком добрался до края прогалины, хотя знал, что безопаснее там не будет. Забрался на одеяло, перевел дыхание и наконец повернулся к Дереву лицом. Листья возмущенно звенели.
– Что случилось?
– Попросту говоря, он сказал мне: «Делаю, что могу, и не для вас, а для своих созданий. Иди, мол, к бесу, оставь меня в покое, не чуди, а то окажешься в дерьме по уши». О-ох!
Я обернулся посмотреть, как воспринял мою выходку Молчун.
– Я предупреждала… – Госпожа тоже обернулась.
– Кажется, у нас неприятности. Возможно, тебя узнали.
По тропе к нам приближалось почти все население Норы. И менгиров – больше, чем людей. Вокруг нас смыкалось кольцо бродячих деревьев. И мы были безоружны – к нам приближалась Душечка. Нас окутала безмагия.
Сияли белые шелка Душечки. Она обогнала Эльмо и Лейтенанта, двинулась ко мне. Рядом с ней возник Молчун. А позади шли Одноглазый, Гоблин, Следопыт и пес Жабодав. Все еще в дорожной пыли.
Они уже несколько дней брели по равнине. А мне никто ни словом…
Говорят, что люк под повешенным открывается всегда неожиданно. Секунд пятнадцать я просто стоял, раскрыв рот, потом тихо выдавил:
– И что нам делать?
Удивительно, но Госпожа стиснула мою руку:
– Я проиграла. Не знаю. Это твои люди. Блеф. О-о! – Глаза ее сузились, взгляд напряженно застыл. Потом губы растянулись в тонкой усмешке. – Я вижу.
– Что?
– Ответы. Некоторые… Тень намерений моего супруга. Тобой вертели куда больше, чем ты думаешь. Он понимал, что о речных разливах догадаются. Когда заполучил Ворона, решил привести к себе и твою крестьянку. Да, похоже… Идем.
На лицах моих старых товарищей не было враждебности – только недоумение.
Круг смыкался.
Госпожа вновь взяла меня за руку, подвела к стволу Праотца-Дерева:
– Да будет мир между нами, пока чтишь ты его, о Древний. Идет тот, кого ты помнишь издревле! – И мне: – В мире много старых Теней. Некоторые родились еще в начале времен. Они слабы и редко привлекают к себе внимание так, как мой супруг или Взятые. Но в свите Душелов были те, кто старше этого Дерева. Они спали вместе с ней в могиле. Поверь, я знаю, каким способом были растерзаны те трупы.
Я стоял в кровавом свете заходящего солнца и ничего не понимал. Она с тем же успехом могла изъясняться на юкителле.
Вплотную к нам подошли только Душечка, Молчун, Одноглазый и Гоблин. Эльмо и Лейтенант остановились на расстоянии броска. А вот Следопыт со своей дворнягой растворились в толпе.
– Что происходит? – показал я Душечке.
Мне было страшно.
– Это мы и хотим выяснить. С тех пор как Гоблин, Одноглазый и Следопыт достигли равнины, донесения менгиров стали отрывочными и бессмысленными. С одной стороны, Гоблин и Одноглазый подтверждают твои слова – до того момента, как вы расстались.
Я покосился на друзей – я не нашел отзвука дружбы. Их глаза были стеклянно-холодны. Казалось, их вела чья-то исполинская рука.
– Отряд! – выкликнул Эльмо негромко.
В отдалении пролетели на коврах-лодках двое Взятых, но приближаться не стали. Пальцы Госпожи дрогнули, в остальном же она держалась спокойно. Узнать летевших с такого расстояния было невозможно.
– Это варево помешивает не один повар, – заметил я. – Переходи к делу, Молчун. Пока что ты меня только пугаешь до смерти.
– В империи ходит слух, – показал он, – будто ты продался. Будто ты привел сюда кого-то очень важного, чтобы убить Душечку. Может, даже одного из новых Взятых.
Я не удержался от ухмылки. Тот, кто распространял слухи, не осмелился сказать всю правду.
Ухмылка Молчуна убедила. Он меня знал. Поэтому, наверное, и следил за нами.
Душечка тоже расслабилась. Но не Гоблин с Одноглазым.
– Что с парнями, Молчун? Они похожи на зомби.
– Говорят, что ты их продал. Что Следопыт тебя видел. Что если…
– Что за чепуха?! Да кто такой этот Следопыт? Давай сюда этого безмозглого сукина сына, пусть он скажет все мне в лицо!
Свет мерк, разбухший помидор солнца катился за холмы. Скоро совсем стемнеет. По спине у меня побежали мурашки. Будет это проклятое Дерево действовать или нет?
Стоило подумать о Праотце-Дереве, как я ощутил его пронзительное внимание. И сгущающийся смутный гнев…
Внезапно повсюду замерцали менгиры, даже за ручьем, в густом кустарнике. Взвизгнула собака. Молчун показал что-то Эльмо, но он стоял спиной ко мне, и я не разобрал что. Эльмо потрусил на шум.
Менгиры двигались к нам стеной, загоняя… Ага! Следопыт и пес Жабодав! На физиономии Следопыта застыло тупое удивление. Дворняга все пыталась проскользнуть между менгирами. Те не пускали. Наши люди отскакивали, чтобы камни в спешке им не отдавили ноги.
Менгиры вытолкнули Следопыта и пса Жабодава на прогалину. Дворняга взвыла отчаянно и протяжно, потом, поджав хвост, спряталась в тени Следопыта. Они стояли в десяти футах от Душечки.
– О боги! – прошептала Госпожа, так сжав мою руку, что я едва не взвыл сам.
В спутанной шевелюре Праотца-Дерева вспыхнуло ядро бури перемен.
Огромной. Ужасной. Буйной.
Буря поглотила нас, набросившись с такой яростью, что оставалось лишь терпеть. Облики плыли, менялись, текли; неизменным оставалось лишь пространство вокруг Душечки.
Следопыт взвизгнул. Пес Жабодав испустил вой, расползшийся метастазами ужаса, как раковая опухоль. Они изменялись сильнее всего, превращаясь в тех бешеных и гнусных тварей, которых я видел по пути на запад.