– Они твои.
Я хотел объяснить, но не мог. Зачем возвращать Анналы? Я не знаю толком, куда их возвращать. Четыре столетия Отряд продвигался на север, то набирая, то теряя силы, меняя бойцов. Я не знаю даже, существует ли еще Хатовар и что это такое – город, страна, человек или бог? Анналы начальных лет или сгинули в боях, или вернулись домой. Первое столетие известно мне только по выдержкам и обрывкам летописей…
Не важно. Долг летописца – возвратить Анналы в Хатовар, если Отряд прекратит существование.
Погода неуклонно портилась. Над Веслом она стала откровенно враждебной. Может, это не метафора. Тварь в земле знала о нашем походе.
Севернее Весла Взятые разом, как камни, рухнули к земле.
– Что за черт?
– Пес Жабодав, – ответила Госпожа. – Мы его догнали. Он еще не добрался до своего хозяина.
– Им под силу остановить его?
– Да.
Я перегнулся через «борт» кита. Не знаю, что я там ожидал увидеть, – мы летели в снежной туче.
Внизу несколько раз вспыхнуло. Потом вернулись Взятые. Госпожа поморщилась.
– В чем дело? – спросил я.
– Он хитер. Забежал в безмагию там, где она касается земли. Теперь его там не достать, слишком плохая видимость.
– Это так важно?
– Нет. – Но прозвучало это неуверенно.
Дрянная погода китам была нипочем. Достигнув Курганья, мы с товарищами отправились в казармы Стражи, а Душечка остановилась в «Синем хрене». Граница безмагии проходила как раз по стенам казарм.
Встречал нас полковник Сласть собственной персоной. Славный добряк Сласть! Я-то думал, мы его прихлопнули, но он только прихрамывал. Не могу сказать, что он был само радушие, – обстановка не способствовала.
А нашим ординарцем был назначен мой старый знакомец Горшок.
49Невидимый лабиринт
При нашем появлении Горшок чуть не запаниковал. Не успокоили его и мои манеры доброго дядюшки. Лицезрение Госпожи во всей ее силе едва не довело беднягу до истерики, да и вид Следопыта не способствовал укреплению нервов. Утихомирил парня, как ни странно, Одноглазый, переведя разговор на Ворона и его нынешнее состояние. Это решило дело.
А у меня появился собственный повод трястись от ужаса. Через пару часов после высадки – я еще вещи не успел разобрать – Госпожа привела Шепот и Хромого, чтобы те проверили наши переводы.
Предполагалось, что Шепот выяснит, все ли бумаги на месте, а Хромой – вспомнит старые деньки, на случай если мы упустили какую-либо связь. В первые века Владычества он явно вел бурную общественную жизнь.
Потрясающе. Я и не подумал бы, что этот ошметок ненависти и уродства мог быть чем-то еще, кроме воплощения гнусности.
Гоблин присматривал за этой парочкой, пока я выходил навестить Ворона. Все остальные у него уже побывали.
Там была и Госпожа. Прислонившись к стене, она грызла ноготь и совсем не походила на ту великолепную суку, что столько лет терзала мир. Я уже говорил: ненавижу, когда враги выглядят людьми. А она была человеком. Перепуганным до смерти.
– Как он? – спросил я, когда увидел, в каком она состоянии. – Что случилось?
– С ним все по-прежнему. О нем хорошо заботятся. Ничего такого, с чем не справится парочка чудес.
Я осмелился вопросительно поднять бровь.
– Все пути к бегству отрезаны. Я словно ухожу в подземелье – все меньше для меня открытых путей, и каждый – хуже предыдущего.
Я присел на стул, откуда обычно наблюдал за Вороном Горшок, и принялся изображать лекаря. Необходимости в этом не было, но я привык все делать добросовестно.
– Наверное, очень одиноко – быть королевой мира, – пробормотал я про себя.
Тихий вздох.
– Ты слишком осмелел.
– Да ну?
– Извини. Думаю вслух. Нездоровая привычка, вызывает синяки и массивные кровотечения. Выглядит вполне здоровым. Думаешь, Хромой или Шепот нам помогут?
– Нет. Но испробовать следует все способы.
– Как насчет Боманца?
– Какого Боманца?
Я поднял глаза. Она действительно удивилась.
– Колдуна, который тебя освободил.
– Ах этот? А что Боманц? Чем может нам помочь мертвец? От своего некроманта я избавилась… Или ты знаешь что-то, чего не знаю я?
Как же! Побывав перед ее Оком. Но все же…
С полминуты я спорил, не желая раскрывать крошечное свое преимущество, потом сдался.
– Гоблин и Одноглазый говорили, что Боманц здоровехонек. Он пойман Курганьем. Как Ворон, только вместе с телом.
– Да разве такое возможно?
Неужели она не узнала об этом во время допроса? Наверное, не задавая нужных вопросов, не получишь и нужных ответов. Я постарался припомнить все, что мы с Госпожой делали вместе. Отчеты Ворона я ей пересказывал, но самих писем она не читала. Оригиналы, с которых Ворон и писал свой рассказ, лежали в моей комнате. Гоблин с Одноглазым волокли их на равнину только ради того, чтобы теперь бумаги вернулись на место. Никто даже не заглядывал в них, потому что они лишь повторяли уже рассказанную историю…
– Посиди здесь, – произнес я, вставая. – Сейчас вернусь.
Когда я ворвался в комнату, Гоблин одарил меня недобрым взглядом.
– Я на секундочку, – пробормотал я. – Кое-что наклевывается.
Я порылся в ящике, где лежали раньше документы Ворона, – теперь там валялась только рукопись самого Боманца – и вылетел из комнаты. Взятые меня не заметили.
Пьянящее чувство – когда Взятые тебя не замечают. Плохо лишь, что причиной тому одно – они борются за жизнь. Как и мы.
– Вот… оригинал рукописи. Я просмотрел ее только один раз, бегло, проверяя перевод Ворона. Довольно точно, хотя он слишком драматизировал, а беседы просто придумал. Но факты, характеры – это все от Боманца.
Госпожа читала с немыслимой быстротой.
– Принеси вариант Ворона.
Туда и обратно; Гоблин скривился и проворчал мне вслед:
– Это у тебя называется «секундочка», Костоправ?
Сквозь вторую порцию бумаг Госпожа пронеслась в том же темпе, а дочитав, призадумалась.
– Ну? – спросил я.
– В этом кое-что есть. Вернее сказать, кое-чего нет. Два вопроса. Кто это написал? И где упомянутый его сыном камень из Весла?
– Полагаю, большую часть оригинала сделал сам Боманц. А закончила его жена.
– Он писал бы от первого лица.
– Необязательно. Может, это запрещали условности тогдашней литературы. Ворон часто стыдил меня, что я слишком много отсебятины вкладываю в Анналы. Он привык к иным традициям.
– Примем это за рабочую гипотезу. Следующий вопрос. Что стало с его женой?
– Ее семья жила в Весле. Я бы на ее месте туда и вернулся.
– На месте жены человека, который меня выпустил?
– А кто об этом знал? Боманц – не настоящее имя.
Госпожа отмела мои возражения:
– Шепот нашла эти бумаги в Лордах. Одной кипой. Кроме рассказа, Боманца ничего с ними не связывает. Мне кажется, что вместе их собрали намного позже. Но бумаги – его. Где же они могли находиться между тем, как исчезли отсюда, и тем, как их нашла Шепот? Не потерялись ли какие-то документы? Нам пора посоветоваться с Шепот.
Ее королевское «нам» меня явно не включало.
Но искра разожгла пламя. Вскоре Взятые уже разлетались во все стороны. Через два дня Бенефиций доставил упомянутый сыном Боманца камень, оказавшийся бесполезным. Камень присвоили стражники – казарменному крыльцу не хватало ступеньки.
До меня доходили отдельные слухи – южнее Весла искали путь, которым бежала из Курганья овдовевшая и ославленная Жасмин. Нелегко идти по столь старому следу, но Взятым многое доступно.
Искали и в Лордах.
На мою долю выпало сомнительное удовольствие болтаться вокруг Хромого, пока тот помечал ошибки, сделанные нами при переводе имен с юкителле и теллекурре. Оказалось, что в те времена различались не только написания, но даже алфавиты. А некоторые из упомянутых были не теллекурре или юкителле, а иноземцами, приспособившими свои имена к местному произношению. Хромой разматывал этот клубок изнутри.
И однажды Молчун подал мне знак. Он заглядывал Хромому через плечо еще старательнее меня.
Он нашел ключ.
50Четыре дочери
Самообладание Душечки меня потрясает. Она довольно долго пробыла в «Синем хрене» и ни разу не поддалась желанию увидеть Ворона. Каждый раз, когда произносилось его имя, в глазах Душечки проглядывала боль. Но она терпела месяц.
Но все же она пришла – мы знали, это неизбежно, – пришла с разрешения Госпожи. Я постарался не обращать внимания на ее визит. И заставил колдунов держаться от нее подальше. Труднее всего было уговорить Молчуна, но в конце концов согласился и он – это было ее дело, личное, и не в его интересах совать туда нос.
Я не пошел к ней – она пришла ко мне. Ненадолго, пока все остальные были заняты. Чтобы обнять меня, чтобы я напомнил ей, что мы заботимся о ней. Чтобы я поддержал ее, пока она обдумывает решение.
– Теперь мне не отпереться, да? – показала она. И через пару минут: – Все еще мое слабое место. Но чтобы вернуться, ему придется это право заслужить. – Так она думает «вслух».
Молчуну я в тот миг сочувствовал больше, чем Ворону. Ворона я всегда уважал за бесстрашие и силу, но не мог заставить себя полюбить этого человека. А Молчуна я любил и желал ему только добра.
– Надеюсь, твое сердце не разобьется, если он окажется слишком стар, чтобы измениться, – показал я.
Слабая улыбка.
– Мое сердце разбилось давным-давно. Нет, я ничего не жду. Мы живем не в сказке.
Больше Душечка не сказала ни слова. И я не воспринимал сказанного ею всерьез – до тех пор, пока не рассмотрел в его свете случившееся потом.
И пришла она, и ушла, скорбя по мертвым мечтам, и не приходила более.
В те минуты, когда Хромой отлучался по своим делам, мы переписали все, оставленное им на столе, сравнили с собственными чертежами.
– О-хо-хо! – выдохнул я. – М-да.
Жил в некотором далеком западном царстве некий барон Сеньяк, и четыре его дочери, как гласила рукопись, соперничали друг с другом в красоте. Одну из них звали Ардат.