Одноглазому хотелось тихо страдать. Мне тоже. Но нас оставалось еще десятеро в окружении возможных врагов. Следовало принимать решения.
– Ладно. Это официальный сбор Черного Отряда, последнего из Вольных Отрядов Хатовара. Мы потеряли командира, и первое, что должны теперь сделать, – избрать нового. Потом надо будет решить, как нам действовать дальше. Кандидаты есть?
– Ты, – ответствовал Масло.
– Я лекарь.
– Ты последний офицер, что у нас остался.
Ворон начал было подниматься со своего места.
– А ты сиди и молчи! – рявкнул я на него. – Тебя тут вообще нет. Ты дезертировал пятнадцать лет назад, или забыл? Ладно, ребята, проехали. Кто еще?
Молчание. Добровольцев нет. И в глаза мне никто не смотрит. Все знают, что я не хочу в капитаны.
– Есть кто против Костоправа? – пропищал Гоблин.
Ни одного голоса. Как чудесно быть всеми любимым. А быть меньшим из зол и вовсе замечательно. Я и рад бы отказаться, но устав этого не предусматривает.
– Ладно. Следующий пункт повестки дня – как ноги унести. Мы в котле, ребята. Стража опомнится очень скоро. Надо смыться, прежде чем они начнут искать козла отпущения. Выберемся мы – а что потом?
Никаких предложений. Мои братья были потрясены не меньше, чем стражники.
– Ладно. Знаю, что сделал бы я. С незапамятных времен одна из обязанностей хрониста – возвратить Анналы в Хатовар, если Отряд будет распущен или уничтожен. Нас уничтожили. Я предлагаю самораспуститься. Некоторые братья взяли на себя обязательства, которые заставят нас рвать глотки друг другу, как только минет общая угроза.
Я посмотрел на Молчуна. Он встретил мой взгляд твердо. Только подвинул табурет, чтобы оказаться между Душечкой и Вороном. Смысл поняли все, кроме самого Ворона.
Я назначил себя временным охранником Госпожи. Удержать этих женщин в одном войске надолго – дело немыслимое. Нам бы хоть до Весла вместе дотянуть. До опушки леса, и то счастье. Пригодится каждая пара рук. В худшем положении мы просто не могли оказаться.
– Кто за роспуск? – осведомился я.
Это вызвало оживление. Все, кроме Молчуна, оказались против.
– Формальная мера, – встрял я. – Я хочу, чтобы те, кто выбрал собственный путь, ушли без клейма дезертирства. Это не значит, что мы обязаны разойтись. Предлагаю лишь официально оставить имя Черного Отряда. Я направляюсь с Анналами на юг, искать Хатовар. Все желающие могут идти со мной. Соблюдая устав.
Но никто не хотел отбрасывать имя. Все равно что избавиться от фамилии, которой тридцать поколений.
– Значит, название остается. Кто не желает искать Хатовар?
Поднялись три руки. Все рядовые, записавшиеся к северу от Пыточного моря. Молчун воздержался, хотя ему хотелось идти своим путем, в поисках собственной недостижимой мечты.
Потом поднялась еще одна рука – Гоблин запоздало сообразил, что Одноглазый не возражает. Колдуны начали перебранку, и я оборвал их:
– Я не настаиваю на том, чтобы большинство тащило за собой меньшинство. Как командир, я имею право отпустить со службы любого, кто намерен идти другим путем. Молчун?
Он был братом Черного Отряда еще дольше моего. Мы его друзья и семья. У него разрывалось сердце.
Но наконец Молчун кивнул. Он пойдет своей дорогой, пусть даже Душечка ничего ему не обещала. Кивнули и те трое, что не хотели идти в Хатовар. Я занес факт их увольнения в Анналы.
– Вы вышли из Отряда, – сказал я им. – Когда доберемся до южной опушки леса, я выделю вам положенное денежное и вещевое довольствие. До тех пор будем держаться вместе.
Я не стал объяснять подробнее, иначе через минуту повис бы у Молчуна на шее, рыдая в голос. Слишком уж многое мы пережили вместе.
– Ну? – Я обернулся к Гоблину, угрожающе воздев перо. – Тебя вычеркивать?
– Давай, – посоветовал Одноглазый, – избавься от него, и побыстрее. Не нужен он нам. Толку с него как с козла молока.
Гоблин оскалился:
– Вот поэтому я и не ухожу. Останусь, и еще тебя переживу, и отравлю остаток твоих дней – чтоб ты сто лет мучился!
Я и не ждал, что они расстанутся.
– Ладно, – пробормотал я, пряча ухмылку. – Крутой, возьми пару человек и пригони лошадей. Остальные – соберите все, что может пригодиться. Вроде денег, что еще остались.
Братья смотрели на меня, все еще пребывая в тупом ошеломлении от случившегося.
– Уходим, парни. Как только лошадей наберем. Прежде чем на нас опять беды навалятся. Крутой, не скупись, бери побольше вьючных. Я хочу унести все, что не прибито гвоздями.
Потом были еще споры, разговоры, треп, но официальные дебаты я на этом закрыл.
Я, вообще-то, хитрый бес – заставил Стражу похоронить наших братьев. Мы с Молчуном пролили немало слез, стоя над могилами Отряда.
– Никогда не думал, что Эльмо… Он был моим лучшим другом. – Теперь я осознал это. Наконец. Тяжело. Я раздал все долги, и ничто больше не удерживало боли. – Он поддержал меня, когда я пришел в Отряд.
Молчун мягко сжал мою руку, выказав больше сочувствия, чем я мог ожидать.
Стражники отдавали последние почести своим павшим. Они уже почти пришли в себя, скоро начнут задумываться, что делать дальше. Могут спросить об этом у Госпожи. Они ведь, по сути дела, остались без работы.
Они еще не знают, что их хозяйка обезоружена. И я молился, чтобы не узнали, – я-то намеревался использовать ее имя вместо обратного билета.
Страшно даже подумать, что случится, когда разнесется весть о ее потере. В больших масштабах – раздирающие мир гражданские войны. В малых – попытки личной мести.
Когда-нибудь кто-нибудь заподозрит истину. Я хотел держать ее в секрете лишь до тех пор, пока мы не доберемся до границ империи.
Молчун взял меня за руку, собираясь уходить.
– Погоди минуту, – остановил я его.
Обнажив меч, я отсалютовал могилам и произнес древние слова расставания. А потом последовал за Молчуном к поджидавшим нас товарищам.
Отряд Молчуна отправляется с нами, как я и хотел. Наши пути разойдутся, когда нам перестанет угрожать Стража. Подальше бы оттянуть этот миг, но он неизбежен. Как удержать рядом Госпожу и Душечку, когда опасность не объединяет их?
Проклиная ноющую лодыжку, я взгромоздился в седло. Госпожа мрачно обозрела меня.
– Ну вот, – заметил я, – уже показываешь зубки.
– Похищаешь меня?
– Хочешь остаться наедине с твоими ребятами? И поддерживать порядок кинжальчиком? – Я выдавил ухмылку. – И у нас свидание. Забыла? Ужин в садах Опала.
На мгновение за пеленой отчаяния в ее глазах промелькнул хитрый огонек. И отблеск придорожного костра. Потом тень вернулась.
Я нагнулся к ней и прошептал:
– И мне потребуется твоя помощь, чтобы вытащить Анналы из Башни.
От этой мысли меня передернуло. Я еще никому не сказал, что Анналов у меня пока нет.
Тень рассеялась.
– Ужин? Обещаешь?
Эта ведьма может посулить все на свете одним только взглядом.
– Да, – хрипло ответил я. – В садах.
И подал традиционный сигнал. Колонну возглавил Крутой, за ним следовали пререкающиеся, как обычно, Гоблин с Одноглазым. Потом Мурген со знаменем, потом Госпожа и я. За нами – все остальные и вьючные лошади. Замыкали колонну Молчун и Душечка, на благоразумном удалении от нас с Госпожой.
Погоняя коня, я обернулся. Ворон стоял на обочине, опираясь на палку, необычайно одинокий, потерянный. Горшок все пытался втолковать ему, что случилось. Мальчишка-то понял. Наверное, поймет и Ворон, когда оправится от потрясения, что не все рады повиноваться ему и что старый Костоправ, в конце концов, не блефовал.
– Прости, – прошептал я, сам не зная зачем.
Потом я повернулся к лесу и больше не оборачивался.
Думаю, что скоро Ворон отправится в путь и сам. Если Душечка действительно так много значит для него, как он пытался показать.
В ту ночь небо над северными землями расчистилось – впервые за много лет. Великая комета озаряла наш путь. Теперь север знал то, о чем остальной империи было известно уже несколько недель.
Комета меркнет. Роковой час прошел. И империя в страхе ожидает предвещенных событий.
Север. Три дня спустя. Во тьме безлунной ночи трехногий зверь выбредает из Великого леса. На остатках Курганья садится он и скребет землю единственной передней лапой. Выплескивает бурю перемен сын Дерева.
Тварь убегает.
Но она вернется следующей ночью, и следующей, и следующей…