В Отряде шепотом вспоминали похожего зверя из Берилла. Душелов взял форвалаку на свой корабль. Неужели натравил ее на мятежников?
Сомнительно. Атака была проведена в стиле Меняющего. Он любил тайком пробраться во вражеский лагерь, а потом…
Одноглазый бродил, глубоко погрузившись в свои мысли; он ничего не замечал вокруг и постоянно на что-нибудь натыкался. Вдруг колдун остановился и шарахнул кулаком по большому окороку, висевшему возле недавно установленной кухонной палатки.
Он все понял. Догадался, как Душелов запустил форвалаку в Бастион, где та убила синдика и все его окружение, и в результате получил власть над городом через синдика-марионетку, не тратя и без того истощенные ресурсы Госпожи. Если мне не изменяет память, Душелов и Меняющий были тогда приятелями…
Одноглазый сообразил, кто убил его брата, – но слишком поздно, чтобы отомстить.
Несколько раз в тот день он, проходя мимо кухни, лупил ни в чем не повинный окорок.
Днем я подошел к Ворону и Душечке. Они наблюдали за сражением. Я взглянул на бывшую дивизию Меняющего. Его штандарт сменился другим.
– Ворон, это флаг Джалены?
– Да, – бросил Ворон и сплюнул.
– Меняющий был неплохим парнем. Для Взятого.
– Все они неплохие. Для Взятых. Пока не станешь у них на пути. – Он снова плюнул и посмотрел на Башню. – Что там происходит, Костоправ?
– Ты о чем?
После нашего возвращения Ворон сделался вежливым, как прежде.
– Для чего весь этот спектакль? Почему она решила завершить именно так?
Я не был уверен, что понял смысл вопроса.
– Не знаю. Она мне не докладывала.
– Нет? – Лицо Ворона исказилось. Неужели он мне не верит? – Было бы неплохо узнать, – добавил он, пожав плечами.
– Несомненно.
Я посмотрел на Душечку. Очередная атака пробудила в ней удивительный интерес. Она засыпала Ворона потоком вопросов, причем непростых. Такие вопросы были бы вполне уместны для генерала-стажера, принца или еще кого-нибудь, предполагающего, что со временем ему придется командовать войсками.
– Может, ее лучше отвести в более безопасное место? – спросил я.
– Куда? – раздраженно бросил Ворон. – Для нее самое безопасное место – рядом со мной.
Он говорил жестким голосом и щурился, с подозрением глядя на меня. Немного испугавшись, я оставил эту тему.
Неужели он ревнует из-за того, что я подружился с Душечкой? Все-таки Ворон – очень странная личность. В нем все загадочно.
Уже исчезли немалые участки дальнего рва. Средний ров местами был засыпан, а земля утрамбована. Мятежники переместили уцелевшие башни и рампы до предела дальности стрельбы наших баллист. Строились новые башни. Повсюду виднелись мантелеты, за которыми укрывались солдаты.
Несмотря на безжалостный обстрел, мятежники перекинули мосты через ближний ров. Контратаки отбрасывали врагов раз за разом, но они снова шли на приступ. В третьем часу пополудни был достроен восьмой мост.
По переправам хлынул могучий поток пехоты. Навстречу густым роем понеслись стрелы. Противник бессистемно испытывал прочность нашей передовой линии. Солдаты, похожие издалека на крупинки града, бросались на стену копий, щитов и мечей. Росли груды трупов. Лучники били метко, они едва не заполнили убитыми и ранеными рвы под мостами. Но мятежники не отступались.
Я узнал несколько знамен, которые видел под Розами и Лордами. В бой шли элитные части.
Пройдя по мостам, они перестроились и двинулись вперед четкими шеренгами, давя на наш центр. За их спинами готовилась вторая линия атакующих – еще более многолюдная и широкая фаланга. Когда построение завершилось, офицеры переместили вторую линию на несколько ярдов вперед. Солдаты укрылись за щитами.
Авангард противника выдвинул вперед мантелеты и сформировал из них нечто вроде палисада. Их тут же взялись обрабатывать самые мощные баллисты. Колонны телег подвозили ко второму рву землю и камни и сгружали в нескольких местах.
Хотя на передний край наше начальство выставило наименее надежных солдат – подозреваю, что результаты жеребьевки были подтасованы, – они все же отбили атаку лучшего войска мятежников. Успех подарил нам лишь краткую передышку – в атаку пошла вторая фаланга врага.
Наш фронт дрогнул. Его бы наверняка прорвали, имей солдаты путь для отступления, – удирать с поля боя они уже привыкли. Но сейчас за спиной у них высился частокол, а через него не перепрыгнешь.
Отхлынула и вторая волна. Луногрыз перешел на своем фланге в контратаку и отбросил вражескую пехоту. Он уничтожил большую часть мантелетов и едва не захватил мосты. Его агрессивность произвела на меня сильное впечатление.
Близился вечер. Госпожа не показывалась. Наверное, она не сомневалась, что мы выстоим. Враг начал третью атаку, решив задавить нас числом, и ему это едва не удалось. Кое-где мятежники добрались до частокола и попытались его разрушить. И все же наши бойцы выдержали. Нескончаемый дождь стрел погасил решимость противника.
Враги отступили. За мантелетами укрылись свежие части. Наступило вынужденное перемирие. На поле боя хозяйничал авангард мятежников.
– Шесть дней, – сказал я себе. – Вряд ли мы столько продержимся.
Завтра наша передовая линия не выстоит. Орды врага начнут штурм второго яруса. Наши лучники имеют боевую ценность, пока ведут стрельбу, но вряд ли они покажут себя хорошо в рукопашной. Более того, связанные ближним боем, они уже не смогут наносить урон штурмующим отрядам. И тогда вражеские стрелки перебьют наших с башен.
На вершине пирамиды, неподалеку от края, мы выкопали узкую канаву – сгодится на роль отхожего места. Капитан застал меня в самый неподходящий момент.
– Костоправ, ты нужен на нижнем ярусе. Прихвати Одноглазого и своих помощников.
– Зачем?
– Ты ведь лекарь, не забыл еще?
– Ах да.
Мне стало обидно за собственную глупость. Следовало бы помнить, что я не могу все время быть наблюдателем.
Весь Отряд тоже спустился – ему поставили новые задачи.
Идти вниз оказалось нетрудно, хотя по временным рампам туда и обратно двигались потоки людей. Солдаты с верхнего яруса и пирамиды подносили лучникам стрелы (Госпожа, наверное, копила их десятилетиями), а назад тащили убитых и раненых.
– Прекрасная возможность смести нас всех, – сказал я Одноглазому. – Нужно лишь захватить рампы.
– Они слишком заняты тем же, чем и мы.
Мы прошли в нескольких шагах от Душелова, я приветственно поднял руку. После короткой паузы тот повторил мой жест. Мне показалось, что Взятый чего-то боится.
Мы спускались все ниже и ниже, пока не очутились на позиции Зовущей.
Здесь был настоящий ад. После битвы любое место напоминает ад, но такого мне еще видеть не доводилось. Повсюду валялись раненые – многие из них были мятежниками, а у наших солдат не хватало сил их прикончить. Даже пришедшие сверху солдаты лишь отпихивали мертвых и полуживых врагов в сторону, собирая тела своих. Всего в сорока футах мятежники, на которых никто не обращал внимания, точно так же собирали своих и игнорировали наших.
– Помню, в Анналах было описано что-то похожее, – сказал я Одноглазому. – Битва у Рвани вроде.
– У Рвани не было столько крови.
На это я мог лишь буркнуть что-то неразборчивое. Одноглазый видел ту битву. Он в Отряде давным-давно.
Я нашел офицера и спросил, где нам развернуть госпиталь. Тот ответил, что больше всего пользы мы принесем у Костоглода.
На пути к Костоглоду мы, чувствуя себя весьма неспокойно, прошли рядом с Зовущей. Амулет Одноглазого обжег мне запястье.
– Твоя подружка? – ехидно поинтересовался колдун.
– Что?
– Она на тебя так смотрела…
Я вздрогнул. Белые нити. Взятый на летающем ковре. Это могла быть и Зовущая.
Костоглод оказался настоящим великаном, крупнее даже Меняющего, – восемь футов роста и шестьсот фунтов железных безжалостных мышц. Он был настолько силен, что выглядел уродливо до жути. Его рот напоминал крокодилью пасть, и не исключено, что когда-то этот Взятый пожирал своих врагов. В нескольких древних легендах он даже носил имя Костолом из-за огромной физической мощи.
Когда я разглядывал Взятого, подошел один из его офицеров и велел нам отправиться на правый фланг, где накал сражения был настолько слаб, что туда еще не посылали лекарей.
Мы разыскали командира батальона.
– Располагайтесь прямо здесь, – сказал он. – Раненых вам принесут.
Вид у этого человека был унылый. Кто-то из его солдат сказал:
– Еще утром он командовал ротой. Сегодня крепко досталось командному составу.
Когда велика убыль офицеров, это означает лишь одно: они шли в атаку перед строем, поддерживая боевой дух в своих подчиненных.
Мы с Одноглазым приступили к работе.
– А я думал, у вас сегодня был легкий день, – сказал он солдату.
– Смотря что считать легким, – мрачно ответил тот и хмуро посмотрел на нас: мол, нашлись герои, весь день на пирамиде околачивались.
Зашивать раны при свете факелов – еще то удовольствие. На пару с Одноглазым мы обработали несколько сот раненых. Делая перерывы, чтобы прогнать боль из немеющих от усталости рук и плеч, я всякий раз с тревогой поглядывал на небо. Сегодня запросто может свихнуться еще кто-нибудь из Взятых.
К нам подошел Костоглод, обнаженный до пояса и без маски, похожий на борца-переростка. Он молча стоял, а мы пытались не обращать на него внимания. Взятый буравил нас поросячьими глазками.
Мы с Одноглазым работали с одним раненым, каждый со своей стороны. Внезапно колдун замер и вскинул голову, словно встревоженный конь. Широко раскрытые глаза забегали.
– Что такое? – спросил я.
– Не знаю… Странно. На секунду мне показалось… Так, ничего.
Работая, я поглядывал на Одноглазого. Он испугался, причем очень сильно, и это нельзя было объяснить присутствием Взятого. Словно что-то угрожало лично ему. Я посмотрел на Костоглода, тот тоже наблюдал за Одноглазым.
Через некоторое время, когда каждый из нас хлопотал над своим пациентом, Одноглазый вновь встрепенулся. Я поднял голову. За спиной колдуна примерно на уровне пояса стоящего человека светились глаза. По моей спине пробежал холодок.