Меня ждал солдат.
– Ты Костоправ?
Я кивнул.
– Следуй за мной.
Это был не гвардеец, а молодой пехотинец из армии Ревуна, и выглядел он смущенно. По дороге мне встретились и другие люди в такой же форме. Подумать только, пока остальные Взятые воевали с Кругом и друг с другом, Ревун ночи напролет перевозил на ковре солдат. Никто из них не выходил на поле боя.
Сколько же их здесь? Какие еще сюрпризы скрывает Башня?
Я вошел во внутреннюю Башню через знакомый портал. Солдат передал меня капитану гвардейцев и тихим дрожащим голосом пожелал удачи. Я поблагодарил его, и мой голос тоже дрогнул.
Госпожа была серьезна. По крайней мере внешне. Я тоже отказался разыгрывать роль сексуально озабоченного подростка. Она сразу приступила к делу.
Усадив меня перед столом из темного дерева, на котором лежал мой лук, она сказала:
– У меня проблема.
Я молча взглянул на нее.
– Среди солдат бродят самые дикие слухи, да? О том, что происходит между Взятыми?
– Это уже не похоже на предательство Хромого, – кивнул я. – Взятые убивают друг друга. Никто не хочет угодить под перекрестный огонь.
– Мой муж не мертв, и ты это знаешь. За всем, что происходит, стоит он. Он пробуждается. Это происходит очень медленно, но он достаточно ожил, чтобы связаться кое с кем из Круга. Достаточно, чтобы коснуться женщин среди Взятых. Ради него они пойдут на что угодно. Суки! Я слежу за ними, насколько это в моих силах, но я не всемогуща. Им кое-что удается. Эта битва… Она совсем не то, чем кажется. Вняв моему мужу, члены Круга привели сюда армию мятежников. Болваны! Они рассчитывали использовать его, хотели свергнуть меня и захватить власть. Никого из них больше нет, все мертвы, но война, начатая ими, продолжается. Я сражаюсь не с Белой Розой, летописец, – хотя моя победа над Кругом станет и победой над этим недоразумением. Я сражаюсь со старым поработителем, с Властелином. И если проиграю, то потеряю весь мир.
Хитроумная особа. Она не стала разыгрывать роль перепуганной девушки, а обратилась ко мне как равная к равному и тем самым приобрела мою симпатию. Она знала, что о Властелине мне известно ровно столько, сколько любому из ныне живущих простых людей. Знала, что я должен бояться его гораздо больше, чем ее. Кто боится женщину больше, чем мужчину?
– Я поняла тебя, летописец. Я открыла твою душу и заглянула внутрь. Ты сражаешься за меня потому, что твой Отряд взял на себя обязательства, которые будет соблюдать до самого горького конца, поскольку некоторые командиры считают, что честь отряда была запятнана в Берилле. Но большинство из вас уверено, что служит злу.
Зло относительно, летописец. На него нельзя повесить табличку. Его нельзя пощупать или разрубить мечом. Зло зависит от того, где стоишь ты сам, негодующе указывая на него пальцем. Сейчас ты воюешь с Властелином, потому что дал клятву. Сейчас он для тебя – зло.
Она на мгновение смолкла – наверное, хотела услышать мой ответ. Я промолчал. Госпожа облекла в форму мою собственную философию.
– Летописец, это зло троекратно пыталось тебя убить. Дважды – опасаясь твоих знаний, а в третий раз – боясь твоего будущего.
– Будущего? – встрепенулся я.
– Иногда Взятые способны заглянуть в будущее. Возможно, кто-то предвидел наш разговор.
Госпожа ошеломила меня. Я сидел перед ней дурак дураком.
Она вышла из комнаты и быстро вернулась с колчаном, высыпала стрелы на стол. Они были черные и тяжелые, с серебряными наконечниками, а древки покрыты едва различимыми письменами. Пока я их разглядывал, она заменила мой лук другим, схожим по весу и силе натяжения, но несравнимо роскошнее. Слишком великолепная вещь, чтобы пользоваться ею как оружием.
– Носи с собой, – приказала она. – Всегда.
– Он мне понадобится?
– Не исключено. Завтра все так или иначе закончится. Мятежникам крепко досталось, но тем не менее они сохранили огромные людские резервы. Моя стратегия может не привести к победе. Если я проиграю, выиграет муж. Не мятежники, не Белая Роза, а Властелин – жуткий зверь, которому не лежится спокойно в могиле…
Избегая ее взгляда, я посмотрел на лук и задался вопросом, каких слов она от меня ждет. Для чего мне вручено это смертоносное оружие и смогу ли я его применить, когда настанет время?
Она угадала мои мысли.
– В нужный момент ты поймешь все сам. И поступишь, как сочтешь необходимым.
Я поднял взгляд и нахмурился, желая… Даже зная, кто она по сути своей, но все-таки желая… Наверное, мои глупые братья правы.
Она улыбнулась, протянула безупречную руку, сжала мои пальцы…
И я съехал с катушек. Никак иначе не объяснить. Ничего больше не помню. Мой разум на мгновение затуманился, а когда пелена сошла, Госпожа все еще держала меня за руку.
– Пора идти, солдат, – сказала она, улыбаясь. – И отдохни как следует.
Я поднялся, словно зомби, и зашаркал к двери. Меня не покидало смутное подозрение, что я пропустил нечто крайне важное. Но я не обернулся и не задал вопрос. Не смог.
Я вышел из Башни и сразу понял, что опять потерял несколько часов. Звезды на небе переместились, комета висела низко над горизонтом. Отдохнуть как следует? Времени на отдых почти не осталось.
Было тихо и прохладно, стрекотали цикады. Цикады! Просто не верится. Я посмотрел на оружие, которое мне дала Госпожа. Когда я успел надеть тетиву? Почему стрела уже наготове? Я вообще не помню, чтобы брал лук и стрелы со стола… На какое-то жуткое мгновение почудилось, будто я схожу с ума. Стрекот цикад привел меня в чувство.
Я задрал голову, глянул на пирамиду. С ее вершины на меня кто-то смотрел. Я поднял руку, человек на пирамиде тоже. Судя по движениям, Эльмо. Старина Эльмо.
До рассвета осталась пара часов. Но я еще успею вздремнуть, если не буду зря тратить время.
Двинувшись вверх по рампе, я ощутил нечто странное, а на середине подъема догадался: это же амулет Одноглазого обжигает мне запястье…
Взятый! Опасность!
Из-за выступа на грани пирамиды выскользнуло облачко мрака, растянулось корабельным парусом и двинулось в мою сторону. Я отреагировал единственным доступным способом – пустил стрелу.
Она пронзила плоское черное пятно, и тут же послышался долгий вой, наполненный скорее удивлением, чем яростью, скорее досадой, чем болью. Пятно съежилось, кто-то человекообразный покатился вниз. Я наблюдал за его падением, но стрелять больше не собирался, хотя на тетиве уже лежала новая стрела. Преодолевая страх, я зашагал по рампе.
– Что случилось? – спросил Эльмо, когда я поднялся наверх.
– Не знаю, – ответил я. – Честное слово, я совершенно не понимаю, что происходит нынче ночью.
Эльмо посмотрел на меня ободряюще: мол, все хорошо, что хорошо кончается.
– А ты здорово устал. Передохни.
– Да, отдых мне не помешает, – согласился я. – Передай Капитану, что, по словам Госпожи, завтрашний день – решающий. Победа или поражение.
Капитану эта новость ничем не поможет, но я решил, что ему следует быть в курсе.
– Хорошо. С тобой в Башне что-то делали?
– Не знаю… Вроде нет.
Хотя Эльмо сам посоветовал мне отдохнуть, ему явно хотелось поговорить. Я мягко отстранил его, зашел в госпитальную палатку и свернулся там в уголке – ни дать ни взять раненый зверь забился в свою нору. Я прикоснулся к чему-то исключительно важному – но вот к чему? Нужно время, чтобы прийти в себя. Вероятно, больше времени, чем осталось до рассвета.
Разбудить меня послали Гоблина. Я просыпался в обычном своем утреннем настроении, то есть угрожая кровавой местью тому глупцу, кто посмел потревожить мой сон. Впрочем, мой сегодняшний сон этого заслуживал – в нем я проделывал отвратительные вещи с двумя девочками не старше двенадцати лет, причем им нравилось. Какая все-таки гадость гнездится у нас в голове.
Но все же не хотелось вставать. Моя постель была горяча, словно поджаренный ломтик хлеба.
– Что, Костоправ, на грубость нарываешься? – пригрозил Гоблин. – Скоро заявится твоя подружка. Капитан хочет, чтобы ты вместе со всеми встречал ее наверху.
– Да, конечно. – Я схватил сапоги, отодвинул полог палатки. – А который час? – зарычал я. – Похоже, день уже в разгаре.
– Так и есть. Эльмо решил, что тебе нужно выспаться. Сказал, у Костоправа была тяжелая ночь.
Раздраженно ворча, я торопливо оделся, натянул сапоги. Хотел умыться, но Гоблин не дал.
– Иди облачись по-боевому. Мятежники уже выступили.
Я услышал отдаленный рокот. До сих пор противник не пользовался барабанами. Я спросил у Гоблина, тот пожал плечами. Он был бледен. Должно быть, слышал слова, которые я передал Капитану. Победа или поражение. Сегодня.
– Мятежники избрали новый совет, – сообщил Гоблин.
Торопливо и сбивчиво, как говорят испуганные люди, он рассказал о ночной стычке между Взятыми и о нанесенном мятежникам уроне. Ничего радостного я не узнал. Гоблин помог нацепить все мои доспехи. Со времен сражений под Лордами я обходился кольчужной рубашкой. Прихватив оружие Госпожи, я вышел из палатки в великолепнейшее утро.
– Отличный денек для смерти, – заметил я.
– Угу.
– Скоро ли Госпожа пожалует?
К ее прибытию Капитан наверняка расставит нас по боевым постам. Ему нравится создавать впечатление порядка и эффективности.
– Когда захочет, тогда и придет. Нам лишь сообщили, что она тут будет.
– Гм. – Я обвел взглядом вершину пирамиды. Братья занимались своими делами, готовясь к сражению. Никто особо не спешил. – Пойду поброжу вокруг.
Гоблин не стал возражать, но поплелся за мной. Его мертвенно-бледное лицо озабоченно хмурилось, глаза непрерывно шныряли из стороны в сторону, не упуская ни одной мелочи. По наклону его плеч и осторожности движений я догадался, что он готов в любой момент выпустить заклинание. Гоблин буквально наступал на пятки, и я не сразу сообразил, что он меня охраняет.
Я был одновременно обрадован и встревожен. Обрадован, потому что обо мне заботились и меня берегли, а встревожен, потому что ситуация складывалась прескверная. Я взглянул на свои руки. Сам не помню, когда успел изготовить к бою лук. Выходит, часть моего сознания тоже максимально настороже.