Я торопливо огляделся, не заметил ничего подозрительного и порылся в бумагах. И мгновенно понял, что́ у меня в руках. Часть того, что мы откопали в Облачном лесу.
Но как эти бумаги оказались здесь? Я думал, что Душелов передала их Госпоже. Тьфу ты! Интрига на интриге сидит и интригой погоняет. Возможно, кое-какие документы она передала. А себе оставила те, что, по ее мнению, могли бы пригодиться позднее. Должно быть, наступая Душелов на пятки, мы не дали ей шанса прихватить сверток…
Не исключено, что Взятая еще вернется. Я вновь огляделся, борясь со страхом.
Ничто не шелохнулось.
Так где же он?
«Она, – напомнил я себе. – О Душелове следует говорить „она“».
Обходя окрестности лагеря в поисках следов бегства Взятой, я обнаружил ведущие в лес отпечатки копыт. Вскоре они вывели меня на узкую тропку. Я присел и всмотрелся в лесной полог, где в солнечных лучах порхали золотистые мотыльки. Очень не хотелось идти дальше по этой тропе.
«Возвращайся, – прозвучало в голове. – Возвращайся».
Госпожа. Радуясь, что не придется выслеживать Душелов в одиночку, я вернулся.
– Там лежит мужчина, – сказал я, подходя к Госпоже.
– Так я и думала. – Она придерживала висящий в двух футах над землей ковер. – Залезай.
Я сглотнул, но подчинился. Проще из воды забраться в лодку. Пару раз едва не свалился. Когда Госпожа уселась рядом, я сказал:
– Он… Она в лесу, поехала по тропинке.
– В каком направлении?
– На юг.
Ковер быстро набрал высоту. Мертвые лошади превратились в пятнышки. Мы скользили над лесом. Мой желудок вел себя так, будто накануне вечером я влил в него несколько галлонов вина.
Некоторое время Госпожа тихо ругалась, потом сказала погромче:
– Сука! Она нас всех водила за нос. Даже моего мужа.
Я промолчал, потому что спорил сам с собой насчет бумаг: должен ли о них рассказать? Госпожа наверняка заинтересуется. Но меня они тоже интересуют, но если упомяну о них сейчас, то лишусь возможности с ними разобраться.
– Но я наконец-то разгадала ее замысел. Избавиться от остальных Взятых, притворившись, будто участвует в их заговоре. Затем пришел бы мой черед. А Властелин… Она попросту оставила бы его в могиле. Заполучив в свои руки всю власть, сумела бы от него отделаться. Без посторонней помощи он вырваться не может. – Госпожа скорее размышляла вслух, чем обращалась ко мне. – Я же упустила из виду доказательства. Или проигнорировала их. А они все время были у меня под носом. Вот же коварная стерва! Сожгу мерзавку!
Я едва не потерял то немногое, что содержалось в желудке. Ковер камнем падал в долину, казавшуюся бездонной, хотя окаймляющие ее холмы не превышали двухсот футов.
– Стрелу, – бросила Госпожа, замедлив наш полет.
Я забыл подготовить следующую.
Мы продвинулись в долине примерно на милю, затем поднялись вдоль склона и зависли возле большого обнажения осадочных пород. Там провели некоторое время, касаясь скалы краем ковра. Дул студеный ветер, у меня онемели руки. Мы улетели далеко от Башни, и в этой местности еще правила зима. Я непрестанно дрожал.
– Держись, – прозвучало вдруг скупое предупреждение.
Ковер рванулся вперед. В четверти мили по курсу я увидел человечка, прильнувшего к шее коня. Госпожа резко снизила ковер, и теперь мы летели всего в двух футах над землей.
Скакавшая во весь опор Душелов заметила нас и, словно защищаясь, вскинула руку. Мы двигались совсем рядом, и я выпустил стрелу.
Передний край ковра резко взметнулся вверх – Госпожа попыталась подняться выше всадника и коня, но не успела. Сокрушительный удар, громкий треск рамы. Нас завертело. Я отчаянно цеплялся за ковер, пока вокруг играли в чехарду земля и небо. Потом ощутил второй удар – мы врезались в землю – и покатился кувырком, слетев с ковра.
Через секунду я уже стоял на ногах и, шатаясь, накладывал новую стрелу. Конь лежал со сломанной ногой, а оглушенная Душелов стояла рядом на четвереньках. Из ее бока торчало оперенное древко.
Я выстрелил, потом еще дважды, вспомнив о поразительной живучести Хромого в Облачном лесу, когда Ворон свалил его стрелой с вырезанным на ней истинным именем Взятого. Потом, все еще не избавившись от страха, я вырвал из ножен меч и бросился вперед. До сих пор не могу понять, как я ухитрился не потерять меч, пережив все, что произошло с начала погони. Подбежав к Душелов, я перехватил рукоять двумя руками, широко размахнулся и с силой обрушил лезвие. Никогда еще я не наносил столь трусливого и яростного удара. Голова покатилась прочь, прикрывающий лицо морион откинулся, и на меня обвиняюще взглянули глаза с женского лица. И это лицо почти не отличалось от лица той, с кем я прибыл сюда.
Губы Душелов пытались произнести какие-то слова. Я оцепенел, не в силах понять, что все это означает. Жизнь покинула мою жертву прежде, чем я уловил послание, которое она пыталась до меня донести.
Потом я буду снова и снова вспоминать этот момент, тщась разобрать смысл в шевелении умирающих губ.
Хромая, подошла Госпожа. Привычка заставила меня повернуться, опуститься на колено…
– Сломала ногу, – бросила она. – Ничего, это подождет. – Она мелко и часто дышала, и на мгновение мне показалось, что причиной тому боль. Потом я увидел, как она смотрит на голову. Госпожа захихикала.
Я взглянул на лицо, столь напоминающее лицо Госпожи, и перевел взгляд обратно. Она оперлась на мое плечо. Я осторожно поднялся, обнял ее за талию.
– Никогда не любила эту суку, – пробормотала она. – Даже в детстве…
Госпожа бросила на меня подозрительный взгляд и смолкла. С лица сошло воодушевление, она вновь превратилась в ледяную королеву.
Если и оставалась во мне искра зловещей любви к этой женщине, в чем меня обвиняли братья, то сейчас она угасла. Я понял вдруг, что́ стремились уничтожить мятежники – вернее, те из них, которые были истинными приверженцами Белой Розы, а не марионетками монстра, некогда породившего эту женщину, но теперь желавшего погубить ее и ввергнуть мир в новую, еще более страшную катастрофу. Клянусь, я был бы счастлив уложить голову Госпожи рядом с головой ее сестры.
Уже во второй раз, если верить Душелов, она подняла руку на свою же кровь. Убита вторая сестра. Это существо не заслуживает любви и преданности.
Предел везения, сил и способности сопротивляться есть у каждого. У меня не хватило смелости поддаться порыву. Быть может, позднее… Капитан совершил ошибку, согласившись служить Душелов. Достанет ли моего авторитета, чтобы положить этому конец? Согласится ли Капитан увести Черный Отряд на том основании, что со смертью нанимателя наши обязательства утратили силу?
Едва ли. Это запросто может вылиться в кровавое сражение. Особенно если Капитан, как я подозреваю, помог синдику Берилла отправиться на тот свет. Случится нам пережить битву – и непосредственная опасность полного уничтожения больше не будет угрожать Отряду. Нет, идея насчет новой измены не ляжет начальству на душу. Будет сочтена худшим из двух зол в предстоящем моральном конфликте.
А существует ли еще Отряд? Сражение при Чарах не могло закончиться по той единственной причине, что мы с Госпожой решили отлучиться с его поля. Кто знает, что там произошло, пока мы гонялись за предательницей?
Я посмотрел на солнце и с удивлением обнаружил, что миновало чуть больше часа.
Госпожа тоже вспомнила про Чары.
– На ковер, лекарь. Нам пора возвращаться.
Я помог ей залезть на искалеченный ковер Душелов. Он наполовину развалился, но Госпожа все же надеялась долететь. Я усадил ее поудобнее, подобрал лук и расположился перед ней. Госпожа зашептала. Треща и скрипя, ковер поднялся. Сидеть на нем было весьма неуютно.
Пока мы огибали место гибели Душелов, я, закрыв глаза, спорил с собой и пытался привести чувства и мысли в порядок. Я не мог поверить в зло как в реальную силу, для меня оно существовало лишь как философская абстракция. Но мне довелось увидеть достаточно, чтобы эта убежденность дала трещину. Даже если Госпожа не само воплощение зла, то она настолько близка к этому, что разница почти незаметна.
Ковер кое-как продвигался к Башне. Открыв глаза, я увидел торчащий над горизонтом черный силуэт. Он постепенно увеличивался. Мне не хотелось возвращаться.
Мы с черепашьей скоростью летели в сотне футов над каменистой местностью к западу от Чар. Госпожа была вынуждена максимально сосредоточиться, чтобы удерживать ковер в воздухе. Я с ужасом представлял, как он пикирует на скалы или теряет последние силы над армией мятежников. Перегнувшись через край, я разглядывал негостеприимный рельеф, пытался выбрать место для экстренной посадки.
Поэтому и заметил движение.
Мы преодолели три четверти заваленной камнями полосы, и тут я увидел ребенка. Прикрыв глаза ладонью, на нас смотрела Душечка. Из-за камня вынырнула рука и затащила ее в укрытие.
Я скосил глаза на Госпожу. Она ничего не заметила – была слишком занята управлением.
Что же происходит? Неужели мятежники загнали Отряд в скалы? Тогда почему я больше никого не вижу?
Напрягая силы, Госпожа постепенно набирала высоту. Под нами уже простиралось поле битвы, напоминающее по форме ломоть круглого пирога.
Это было кошмарное зрелище. Земля устлана телами десятков тысяч мятежников. Большинство подразделений пало на месте, сохранив строй. Ярусы завалены мертвыми солдатами обеих армий. На вершине пирамиды криво торчит флаг Белой Розы. Нигде ни единой живой души. И гробовая тишина вокруг, лишь шепчет холодный северный ветер.
Госпожа на мгновение утратила контроль над ковром. Мы ухнули вниз, и она остановила падение лишь в нескольких футах от земли.
Ни единого движения, лишь колышутся на ветру знамена. Куда ни глянь – картины, как будто рожденные воображением свихнувшегося художника. Верхний слой мятежников выглядел так, словно люди умерли в жутких муках. Количество павших не поддавалось подсчету.
Мы поднялись над пирамидой. По ней в сторону Башни тоже прокатилась смерть. Ворота остались распахнутыми, в их тени валялись мятежники.