– Наверное, это наследственное, – пробормотала Госпожа, заставив себя взглянуть на девушку. – Все мои кровные родственницы обречены большую часть жизни проводить в магическом оцепенении и во сне. – Она оперлась на девочек и протянула руку, чтобы коснуться щеки Бубу. – Свою мать я видела только спящей, – проговорила она на языке Драгоценных городов. – Это ведь она дала начало сказкам о Спящей красавице. Но ее прекрасный принц так и не пришел. А пришел мой отец. Его вполне устраивало состояние, в котором она находилась.
Ничего себе милые детские воспоминания! Каково это – знать, что твоя мать даже не подозревала о твоем рождении?
А мы еще стонем о том, как жесток современный мир…
В те давние времена на земле жили исполины.
Мы сами станем исполинами лет через пятьсот.
– Так вот какая у нас дочь. – Госпожа не сводила с нее глаз. – Зачатая на поле боя.
Все чувства ясно читались на лице моей жены. Никогда прежде я не видел ее такой растроганной.
– Да, это наша дочь.
– Разбудим ее?
– Нет. Может быть, позже. Жизнь сейчас и так безумна, не стоит множить неприятности.
Мои слова не убедили Госпожу. Ей так хотелось начать волнующий диалог с плотью от плоти своей. Я же обнаружил, что напряжение меня отпускает. И вряд ли моими мыслями управляли всяческие «возможно» и «хорошо бы».
Но все же Госпожа признала, что не стоит будить Бубу, пока рядом для подстраховки не будет стоять Тобо.
Она еще не совершила никаких глупостей, но все же заставила девочек понервничать.
130Таглиос. Кадидас
Тобо пришел помочь, когда я будил моего старого друга Гоблина, ставшего против собственной воли кожей для Кадидаса.
Задача оказалась нетрудной. Тобо снял свои обездвиживающие чары и потряс Гоблина за плечо.
Я просто стоял рядом. А когда коротышка зашевелился, Тобо отошел в сторону и Гоблином занялся уже я.
Его веки внезапно поднялись. Но под ними я увидел не глаза старого колдуна Гоблина – я заглянул в два осколка Тьмы. Казалось, эти глаза стремятся втянуть меня в себя.
Рот Кадидаса открылся, готовый извергнуть нечто подлое, гнусное. И я заслонился от раба Кины драной старой шляпой Одноглазого. Эффект оказался поразительным: Гоблин забился в конвульсиях, словно я припечатал его раскаленной кочергой. Я мгновенно нахлобучил шляпу ему на голову.
– Поднимай, – бросил я Тобо.
Он стоял возле кушетки за головой Кадидаса, чтобы тот не смог его увидеть. Я удерживал шляпу на месте, пока Тобо усаживал нашего подопечного.
– Сработало. Даже лучше, чем я надеялся.
И лучше, чем надеялся я, уж это точно.
– Одноглазый всегда преуменьшал свои успехи, когда делал что-либо правильно.
Глаза Гоблина уже утратили зловещий блеск. Теперь они казались пустыми. Словно в их глубине на тысячу ярдов ничего нет. Скорее даже, он вовсе лишился разума.
– Давай копье.
Я взял копье. О боги, как не хотелось доверяться мудрости покойного Одноглазого! Ведь мне предстояло вложить столь мощное оружие в руки дьявола.
Я стоял перед сидящим Гоблином, поставив копье меж его слегка разведенных ног. Еще плотнее нахлобучил вонючую фетровую шляпу Одноглазого. И только потом положил его ладони на древко и прижал их к инкрустированному серебром черному дереву.
В глаза колдуна возвращалась жизнь.
– Не так впечатляет, как наблюдение за родами, но достаточно драматично, – сказал я Тобо. – Даже болвану вроде меня не нужно пояснять, что мы расколдовали настоящего Гоблина.
Гоблина, страдающего так сильно, что одна лишь Госпожа сможет по-настоящему его понять.
Я опустился на стул. Тобо помог Гоблину перебраться в кресло с высокой спинкой и расположился рядом на краю кушетки. Гоблин медленно вертел головой, по очереди рассматривая нас. Он плакал. Он не мог произнести ни слова, хотя очень старался. Он протянул руку к Тобо, безмолвно моля о прикосновении.
– Поаккуратнее со шляпой, – предупредил я. – А то я уже подумываю, не прибить ли ее к голове.
И еще я подумывал о том, каким замечательным парнем был Одноглазый. Потому что предвидел эту ситуацию и потратил последние годы жизни на то, чтобы сделать возможным спасение друга.
Я даже на секунду позавидовал Гоблину – ведь у меня никогда не было друга, который пошел бы ради меня на такой подвиг. Потом вспомнил, как Дрема пятнадцать лет готовила спасение Плененных. И теперь – еще и пяти лет не прошло – в живых остались только Госпожа и я. Остальные всплыли вверх брюхом. Улетели с дымом.
Солдаты живут.
Дрема ни разу не повела себя так, словно считала, что зря тратит свою жизнь. Но я уверен, иногда такая мысль приходила ей в голову. По отношению к некоторым личностям.
– Тебе нужно все время держаться за копье, Гоблин, хотя бы одной рукой, – сказал я.
Мы ведь ничего не сделали, чтобы избавить его от Кадидаса. Всего лишь загнали монстра в глубокую яму, где он затаился. Будет ждать момента, когда сможет выпрыгнуть и снова захватить контроль. Нас отделяет от него лишь жалкий барьерчик. Это чудовище гораздо сильнее Гоблина. И удержать его за этим барьером будет нелегко.
– И что нам теперь с тобой делать? – спросил я.
Меня кольнула совесть. Потому что я уже придумал планы, в том числе относительно Гоблина. Планы, способные изменить мир.
– Что скажешь, Гоблин? Поможешь нам помочь тебе продержаться?
Гоблин уже чуть лучше владел своим телом. Он смог выдавить слабое «да» и даже кивнуть.
Право принимать любые решения я оставляю за вами, – сказал Суврин и вежливо кивнул Гоблину. – Я почти не знаю этого человека. Правда, наслышан о том, как они с Одноглазым развлекались. Я это к тому, что не смогу быть объективным, даже если постараюсь. Что за дрянью вы обмазали эту гадость, которая у него на голове?
– Дрянь – клей. А гадость – шляпа. Ты наверняка ее видел на Одноглазом. Старый пердун начинил ее кое-какими чарами, поскольку догадывался, что может случиться.
– Ты уже говорил.
– Вот и хорошо. А приклеили мы шляпу для того, чтобы ее нельзя было снять. Никогда. И если бы знали способ, как ему питаться и чесать задницу без помощи рук, то и их приклеили бы к копью Одноглазого.
Есть нечто такое в должности Капитана, что начисто лишает человека чувства юмора. На Суврина это нечто уже подействовало. Он даже не улыбнулся.
– Вы узнали от него что-либо полезное? – спросил он. – Еще нет? А когда узнаете?
– Пока не могу сказать. Он все еще приходит в себя. В буквальном смысле. Не забывай, что все эти шесть лет он был практически мертв. И теперь с трудом вспоминает, как пользоваться телом. Особенно языком. А Кадидас до сих пор у него внутри, жаждет возвращения к власти.
– А как дела у Госпожи?
Сейчас жена тревожила меня больше, чем Гоблин. Она вела себя как-то странно. Мне даже казалось, что она превратилась в незнакомую женщину. И возродилась былая озабоченность насчет ее связи с Киной. Ведь богиня – мастер планировать и манипулировать. Она выстраивает многоходовки, рассчитанные на века.
Но Кина действует медленно. Очень медленно. Вот почему она предпочитает планы, которые созревают годами. А когда удача ускользает из ее рук, она не способна реагировать быстро.
– Госпожа для меня загадка, – признался я. – Но вполне разрешимая.
Гоблин что-то прохрипел. Кадидас упорно мешал ему говорить.
– Ты знаешь что-нибудь о самых важных людях в городе? – спросил Суврин.
– О нынешних – ничего. Только в общих чертах. Мой тебе совет: не подставляй спину никому из них. Можешь посоветоваться с Ранмастом Сингхом, если он жив. – Ранмаст вполне мог оказаться рядом с Дремой в той засаде. – Или попроси Аридату Сингха одолжить тебе пару советников.
Что ни говори, а Суврин – особенный Капитан. Не припомню, чтобы другие любили с кем-нибудь советоваться.
– Нужно продолжить наши занятия, – сказал он мне. – Чтобы я мог изучать Анналы.
– Для этого необходим мир. Хотя бы на пару лет.
За этот срок мы успеем воссоздать Отряд.
Гоблин снова захрипел и кивнул. Он теперь здорово смахивал на щенка.
– Мне бы с Гоблином потолковать, – сказал я Суврину.
Когда наш новый командир неохотно вышел, я повернулся к колдуну:
– Нам нужен способ преодолевать вмешательство Кадидаса.
Кивок.
– Вот, правильно, так и будем действовать – на случай, если он контролирует не только твою речь. – Я уставился на коротышку. Он не отвечал, и я спохватился, что не задал вопрос, на который можно ответить «да» или «нет». – Он управляет твоим телом?
Нет.
– Вот и прекрасно. Теперь важный вопрос. Находится ли Кадидас в прямом контакте с Киной?
Нет. Да. Пожатие плечами.
Мы продолжали игру в тысячу вопросов. Мне все время казалось, что я мечусь в неверных направлениях. Это потому, что Гоблин постоянно хрипел, стараясь заговорить. Но получались от силы один-два осмысленных звука.
В конце концов, вопреки моей непроходимой тупости, я узнал, что хотел. Кадидас мог общаться с богиней, только когда контролировал тело Гоблина.
Смысл в этом был. Определенный. Но я не забывал, что Гоблин, которого я сейчас расспрашиваю, по сути лишь дух, не сумевший покинуть тело, умершее, а потом оживленное дыханием богини.
– Замечательная новость, Гоблин. Слушай, у меня есть план.
Я все же решился и извлек план из тайника, надеясь, что богиня не может подслушать. Мой замысел полностью зависел от того, насколько хорошо я понимал нашего старого настоящего Гоблина, и основывался на надежде, что он мало изменился за прошедшие два десятилетия. А ведь человек за такой срок способен превратиться в свою полную противоположность, особенно если часть этого срока он пробыл покойником и рабом царицы обманников.
Насколько я мог судить, Гоблину план понравился, и вроде бы колдун пожелал участвовать в его осуществлении. Похоже, ему не терпелось вонзить копье Одноглазого в самое черное из всех сердец.
– Я не желаю терять ни минуты. Ты меня понял?