Старик не заспорил, лишь кивнул, выдав тем самым, насколько он ослаб. Успевший подойти Гоблин, однако, бросил на меня хмурый взгляд, давая понять, что ему осточертели непрошеные советчики. Однако и он не поддался искушению вступить со мной в дебаты.
– Тобо, иди сюда! Ты уже понял, что нам сегодня нужно сделать?
– Да, Дрема.
– Отдай Ключ бабушке. Конь, где-ты? Топай сюда, дружище. Повезешь Одноглазого.
Белая ворона уже не сидела у жеребца на спине. К слову сказать, ее вообще не было видно.
– Залезай, старик.
– Кого ты называешь стариком, Малышка? – Одноглазый выпрямился во весь рост.
– Ты уже ниже меня, совсем усох от старости. Давай поднимай задницу. Я ведь и впрямь хочу нынче добраться до места.
Я сурово посмотрела на Гоблина, просто на всякий случай, чтобы не вздумал фокусничать. В ответ получила совершенно пустой взгляд. Наверное, это следовало считать снисходительностью.
Испорченное дитя – вот кто я.
Двинулись дальше. Снегопад слабел, уже маячили впереди развалины крепости. Как только Тобо наловчился обнаруживать край дороги достаточно уверенно, чтобы не отставать от Гоблина, мы набрали скорость, ограниченную лишь возможностями матушки Готы. А ей, похоже, вдруг очень захотелось поскорей добраться до цели, какая бы судьба ни ожидала там того, кто принесет Ключ.
Мой врожденный пессимизм не оправдался. Если бы мальчишки Икбала не открыли, как это здорово – швыряться снежками, и вовсе не на что было бы жаловаться. Да я была бы только рада за ребят, если бы несколько раз не угодила в бешеную перестрелку.
А вот и пропасть, о которой говорил Мурген. Шрам на лике равнины, нанесенный силами почти невообразимыми.
Отголоски этого землетрясения чувствовались даже в Таглиосе, а по эту сторону Данда-Преша оно полностью разрушило города. Интересно, насколько пострадали другие миры, связанные с плато?
И еще интересно, было ли это землетрясение естественным? Или его вызвали попытки Кины проснуться до срока и выкарабкаться из узилища?
– Лебедь! Плетеный Лебедь! Иди сюда!
Матушка Гота остановилась на краю трещины по той единственной причине, что преодолеть ее не могла. Остальные столпились позади, – конечно же, всем хотелось посмотреть.
– Расступитесь, люди! – воззвала я. – Дайте пройти.
Я посмотрела на разрушенную крепость. Вообще-то «разрушенная» – это слишком сильно сказано, но вид у нее был уж точно заброшенный. Наверное, если бы ее по-прежнему стерегли големы, она пребывала бы в лучшем состоянии и сейчас гарнизон хлопотал бы снаружи, убирая снег, который так и лип к малейшей неровности камня.
– Нужно быть последовательной, дорогая, – проворчал Лебедь. – То ты требуешь, чтобы я приглядывал за Радишей, то…
– Не лезь ко мне со всякой ерундой, нет на это времени. Я замерзла, устала и хочу поскорее все закончить. Взгляни-ка на трещину, не изменилась ли она? Вообще-то, не кажется такой огромной, как описывал Мурген. Через нее разве что дочка Икбала не перепрыгнет.
Лебедь присмотрелся к трещине.
Вот что странно: у нее не было резких краев. Камень казался мягким и вязким, как конфета-тянучка.
– Да, она выглядит совсем иначе. От ширины и четверти не осталось. Как будто плато исцеляет само себя, затягивая рану. Бьюсь об заклад, что лет через тридцать не останется даже шрама.
– Да, и впрямь похоже. И с дорогой то же самое. Но видно, плато исцеляет не все. – Я кивнула на крепость.
– Верно.
– Ладно, переправляемся. Лебедь, будь с Тобо и Готой. Кроме тебя, никто не знает, куда нам теперь идти. А вот и ты, – ответила я на нетерпеливое «Карр!», донесшееся сверху.
Белая ворона сидела на зубчатой стене и глядела вниз.
Продолжая бурчать под нос, хотя и добродушно, Лебедь перешагнул через трещину, поскользнулся, упал, проехался, встал и выдал несколько бессвязных северных ругательств. Остальные засмеялись.
Я подозвала Ранмаста и Рекохода:
– Давайте-ка подумайте, как переправить животных и телеги. Привлеките Суврина – он утверждает, что имеет кое-какой инженерный опыт. И не забывайте напоминать всем: если будут сохранять спокойствие и прислушиваться к нашим советам, мы эту ночь проведем в тепле и сухости.
Ну, в сухости – наверняка. На тепло вряд ли можно рассчитывать.
Дядюшка Дой и Тобо помогли матушке Готе перебраться на ту сторону. За ними последовали Сари и несколько человек из ее племени. Вдруг оказалось, что в одном месте собралось очень много нюень бао. Моя паранойя затрепетала, подозрительно сощурив глаза.
– Гоблин, Одноглазый, чего застряли? Недоносок, где ты? Пойдем с нами.
Я твердо знала, что, если скажу Недоноску: «Убей!» – он будет действовать точь-в-точь как копье: мгновенно и без нравственных колебаний.
Дядюшка Дой не преминул отметить тот факт, что даже сейчас я доверяю ему лишь отчасти. Его, похоже, это и раздражало, и забавляло. Он сказал мне:
– Наши люди не ищут тут никакой выгоды, летописец. Это все ради Тобо.
– Отлично. Просто здорово. Мне и самой не хочется подвергать «будущее Отряда» даже малейшему риску.
Дой насупился, ему явно не понравился мой сарказм.
– Мне все еще не удалось расположить тебя к себе, Каменный Солдат?
– Ты выбрал не лучший способ – лепишь мне какие-то непонятные клички и даже не удосуживаешься объяснить?
– Боюсь, скоро и так все станет ясно.
– Да-да! Как только доберемся до страны Неизвестных Теней. Правильно? «Все зло умирает там бесконечной смертью». Ладно, будем надеяться, что в этой доктрине нет полуправды или второго дна.
Дой не сказал ни слова, лишь бросил на меня хмурый взгляд, в котором, однако, не было ни злости, ни расчетливости.
– Лебедь, показывай дорогу, – распорядилась я.
81
Я не могу рассказать тебе, что там дальше, – признался Лебедь. Похоже, он пытался навести порядок у себя в голове, и задачка была не из легких. – Все ускользает. Помню, как входил внутрь. Помню, что мы там делали. Но едва пытаюсь сосредоточиться на чем-то конкретном между моментами, когда я здесь очутился и когда поскакал обратно, – все как в тумане. Воспоминания приходят только сами, если я не прикладываю к этому усилий. Может, Душелов помутила мой рассудок?
– Наверное, это еще мягко сказано, – пробормотал Гоблин.
Лебедь не отреагировал.
– Клянусь, мы уже были за краем плато, когда до меня дошло, что все остальные не с нами, – жалобно сказал он.
Не очень-то хотелось поверить ему, но сейчас это не имело значения.
– Может, попробуешь просто угадать? Если мозги не могут вспомнить, вдруг это удастся душе?
– Нужно хоть немного света.
– А для чего у меня колдуны, интересно? – мрачно осведомилась я. – Уж конечно, не для того, чтобы приносить пользу. Зачем им свет? Они видят и в темноте.
Гоблин пробормотал что-то нелестное о женщинах, которые позволяют себе сарказм.
– Ну-ка сядь вот здесь, – сказал он Лебедю. – Осмотрю твою голову.
– Ой, а можно я попробую? – с энтузиазмом воскликнул Тобо. – Разреши добыть свет, у меня получается.
Не дожидаясь ответа, он поднял руки, и над ними быстро зазмеились жаркие нити серебряного и лимонного света. Окружающая тьма отступила – надо полагать, неохотно.
– Во дает! – восхитилась я. – Полюбуйтесь на него.
– Сила и энтузиазм юности, – вынужден был признать Одноглазый.
Я оглянулась. Он все еще сидел на черном жеребце и вид имел самодовольный, хотя и явно усталый. Белая ворона устроилась прямо перед ним. Одним зраком она изучала Тобо, другим – все, что окружало нас. И похоже, забавлялась. Одноглазый захихикал.
Тобо вдруг завопил:
– Стойте! Прекратите! Гоблин, что это?
Светящиеся змеи стремительно вились теперь уже по его рукам. Тобо закричал на них, требуя исчезнуть. Никакой реакции. Он захлопал себя по предплечьям, а Гоблин и Одноглазый заржали.
Одновременно они продолжали колдовать, прочищая Лебедю мозги. Парень выглядел так, будто выхлебал высокую запотевшую кружку восстанавливающего самоуверенность снадобья.
Сари происходящее с Тобо вовсе не показалась забавным. Она закричала на колдунов, требуя помочь мальчику. Речь была почти бессвязна, и я поняла, чего стоило Сари все эти дни держать страхи в узде.
– Не бойся за него, Сари, – сказал ей Дой. – Никакой опасности нет, он просто отвлекся. Так бывает, без этого не научишься. – Он повторил это несколько раз, только другими словами, и ужас сошел с лица Сари, уступив сердитой растерянности.
– Я поработаю, пока ты снова не сосредоточишься, – сказал Гоблин Тобо, и в тот же миг появился свет, достаточно яркий, чтобы можно было увидеть стены огромного зала. Профессионал – это тот, кто с трудной работой справляется легко. Маленький нахальный колдун был профессионалом. Он повернулся к Одноглазому:
– А ты займись Лебедем, наведи у него в башке марафет.
Я подумала, что спать тут будет всяко приятнее, чем на свежем воздухе. Плохо, что у нас с собой нет топлива для костров.
– Куда теперь? – спросила я Лебедя.
Жаль, что в последнее время я во сне не встречалась с Мургеном, он бы объяснил, что здесь к чему.
Белая ворона пронзительно вскрикнула и взлетела. Одноглазый выругался – птица задела его лицо крылом.
Я уже давно поняла, что это существо ничего не делает просто так.
– Видели, куда направилась? Кто из вас, гениальных волшебников, может сотворить огонек, который за ней последует?
Тобо наконец совладал со своими чарами. Он поддерживал созданный свет в хорошей форме, но на это уходило все его внимание. Хотелось верить, что он переживет эту стадию, когда в подростке самоуверенности больше, чем ума, не причинив себе серьезного увечья.
Дядюшка Дой чинно зашагал за вороной. Я последовала за ним, поскольку считала, что должна не только командовать. Вдруг меня догнал шарик ядовито-зеленого света и угнездился точнехонько на моих спутанных волосах. Кожа на голове зачесалась. Не исключено, что Одноглазый таким образом поиздевался над моим отношением к личной гигиене, которое с некоторых пор оставляло желать лучшего.