Хроники Червонной Руси — страница 13 из 86

— Пора вставать, — протянула она. — Тебя ждут дела. Приходил хазарин… — Таисия задумчиво приставила палец к подбородку, стараясь вспомнить имя. — Халдей.

Она набросила на плечи лёгкий халатик, перетянула пояском осиный стан.

— Надо ж. И тут сыскал! Никуда-то от него не укроешься, — проворчал Володарь, с удивлением качнув головой.

Нехотя поднялся сын Ростислава с ложа, зевнул, перекрестил рот, стал медленно одеваться. Спросил, глядя на довольную гречанку:

— Чем ты живёшь, женщина? Время от времени ублажаешь по ночам мужчин? Тебе платят за это?

Спустя мгновение он понял, что обидел её. Щёку больно обожгла хлёсткая оплеуха.

— Думаешь, с тобой я тут, так и со всеми! — возмущённо воскликнула Таисия.

— Прости, сказал глупость. — Володарь виновато потупился.

— Хорошо, прощаю на первый раз. Но впредь такого не потерплю! — решительно заявила гречанка. — Если хочешь знать, я отвечу. Я ведь была замужем, имела детей. Уже после твоего отца. Кое-какие сбережения мне остались от покойного родителя и мужа — они вели торг на море, плавали в Царьград и даже в Мессину, на Сицилию. Попали в плен к норманнским пиратам, оба погибли. Я осталась одна, потому как двое моих детей умерли во время чумы. У меня есть два небольших судна, две хеландии. Они возят товары к вам на Русь. Тем и кормлюсь. Ещё твой отец… Он осыпал меня серебром. Но то серебро… Я верну его тебе и твоим братьям… Оно не моё…

— Ничего от тебя нам не надо. Прости ещё раз. Был с тобою груб, — виновато опустив голову, промолвил Володарь. — Прошу об одном — разреши прийти к тебе ещё.

— Ты князь и испрашиваешь позволения? — Уста Таисии тронула улыбка. — Приходи. Буду рада, — добавила она как-то буднично просто.

Они расстались на каменных ступенях старенького крыльца. Кликнув заспанного гридня, который провёл ночь в погребе, где вместе со старым слугой гречанки, бывшим моряком, вдоволь отведал доброго вина и услышал немало занимательных историй, поспешил Володарь на княж двор.


ГЛАВА 13


Густой камыш плотной стеной покрывал низкие берега Гипаниса[117]. Проводник-хазарин уверенно вёл князей и их спутников через заросли, обходя топкие болотистые места.

— Здесь много диких кабанов! Большая охота ждёт архонтов! — говорил он, скаля в льстивой улыбке крупные зубы.

Подобострастие хазарское Володарю с Давидом уже порядком наскучило.

«Вот лебезят, в ноги падают, а случись какая беда — тотчас разбегутся», — думал Володарь, с неодобрением посматривая на широкую спину хазарина, раздвигающего стебли высокой травы.

Открылось небольшое озерцо, под лучами солнца оно поражало своей неестественной лубочной синевой.

Зашуршал камыш, высунулась голова сотника Юрия Вышатича.

— Ловчие с собаками вепря гонят! Вон, над озером, утки взметнулись! Тамо!

— Пошли! Вборзе! — крикнул возбуждённый Игоревич.

В деснице он сжимал длинное копьё.

Молодой Юрий был послан к Володарю и Давиду из Владимира своим отцом, боярином Вышатой Остромировичем, во главе сотни волынских удальцов, как только сведали в городе о захвате ими Тмутаракани. С собой Юрий, добиравшийся до Корчева посуху, на конях, привёз длинное послание Вышаты, в коем опытный боярин дал Володарю ряд советов.

Володарь рад был подмоге от старого отцового товарища, и делал, как тот и предлагал: большую часть обильного серебряного потока, который получал от торговых пошлин, отсылал он с верными людьми братьям, матери и самому Вышате на хранение. Уже дважды за короткое время сгонял неутомимый Вышатич на Червенщину и воротился назад. Хоть и трудно, верно, было ему, но не сходила с уст улыбка — служил парень толково и радовался, что находился при деле.

Игоревич — тот свою часть прибыли оставлял у себя. Замечал не раз Володарь, с каким вожделением пересчитывает Давид монеты и слитки, как горят его глаза при виде журчащего звонкого серебра.

«Корыстолюбив паче всякой меры! Вцепится зубами — не отдаст! Может, прав был Ратибор?» — размышлял порой Володарь.

…Кабан, хоть и ждали его, выскочил из камышей на тропу неожиданно. Злобное громкое хрюканье его: «Жох! Жох! Жох!» заставило охотников резко повернуться и поднять копья.

Свирепый зверь метнулся меж двумя гриднями и понёсся прямо на Игоревича, который, успев отпрыгнуть, ловко уклонился от удара страшных клыков и не мешкая ударил кабана копьём. Древко внезапно хрустнуло, переломилось, остриё осталось сидеть в кабаньем боку. Зверь взревел яростно, гридни закричали, Давид не удержался на ногах и с размаху, чертыхаясь, полетел с кочки в болотную жижу. Грозно сверкнули острые кабаньи клыки. И гридни, и Юрий, и Володарь на мгновение опешили, растерялись. Никто из них не заметил, откуда возник и как оказался рядом со зверем некий щуплый на вид воин в лёгких серебристых доспехах. Только вдруг круто остановился огромный дикий вепрь, в последний раз успев издать своё страшное хрюканье, и завалился набок. Впилось в кабанье тело острое копьё. Упавший Игоревич едва успел убрать под себя ноги.

Убивший зверя воин тотчас отступил в сторону. Давид поднялся, хмуро осмотрел вепря, досадливо качнул головой, — не моя, мол, добыча.

Меж тем гридни обступили незнакомца. Лицо его покрывала булатная маска-личина, какие обычно носили кочевники-торки, но нередко во время сражений надевали и русские ратники.

— Кто ты, удалец?! Выручил, спас князя нашего от гибели! — посыпались вопросы.

Неторопливым движением воин в серебристом панцире снял личину, шелом и прилбицу. Тонкая тугая коса упала на плечо.

— Гляди, девка! — воскликнул Юрий Вышатич.

Совсем юное женское лицо, смуглое, с чёрными соболиными бровями и орлиным профилем предстало восхищённым взорам.

— Кто ты, славная дева?! — спросил изумлённый Давид. — Такое дело! Жизнью тебе обязан!

Девушка молчала. Как показалось Володарю, с неким испугом даже смотрят на гридней и князей её чёрные очи.

— Ты, может быть, амазонка? Слышала про таких? — спросил он, улыбнувшись, по-гречески.

Видно было, девушка поняла его вопрос. Она так же улыбнулась ему в ответ и ответила по-русски, с трудом подбирая слова:

— Не амазонка… Дочь князя Идара… Имя моё — Лашин…

— Она касожинка, — зашептал в ухо Володарю хазарин. — Дикое племя, нам враждебное. Надо взять тушу кабана и поскорее возвращаться в город.

— Погоди! Как-никак без её помощи худо бы пришлось князю Давиду, — возразил ему Володарь.

— Кабан сей — твоя добыча, солнцеликая дева! — возгласил восхищённый Игоревич. — Но ответь: ты здесь одна охотишься? Где твои спутники?

Девушка не успела сказать ни слова. Снова громко зашуршали камыши. Большая группа смуглых людей в бурках и бараньих папахах окружила немногочисленный отряд руссов. Среди них были и конные.

«Касоги!» — понял Володарь. Десница его потянулась к рукояти сабли.

Один из всадников, плечистый, усатый богатырь, подъехал к ним вплотную и примирительно поднял руку.

— Идар, князь племени касогов, приветствует вас, князья руссов, на своей земле! — торжественно произнёс он. — Давно жду вас к себе в гости. Вижу, что моя дочь уже успела принять участие в вашей охоте. Прошу вас посетить мой дом.

Отказываться было и неприлично, и опасно. Переглянувшись, Давид и Володарь приняли приглашение.

…Селение касогов располагалось на склоне горы над берегом моря. Внизу кружили с криками чайки, в вышине, в облаках, парил гордый орёл. Пастух сбивал в кучу стадо овец, гнал его по тропе вверх, на горные луга.

В просторном сложенном из камня и кирпича доме горел очаг. Хозяин щедро угощал Давида с Володарем сочным мясом только что зажаренного барашка, говорил:

— Князь Олег был нашим другом. Вместе мы ходили добывать ему стол на Руси. Жаль, не вышло. В дело вмешались коварные хазары. Князя вероломно схватили после пира, отвезли на греческий корабль и выслали в землю ромеев. После этого события место князя в городе Таматархе занял наш враг Ратибор. Он не искал нашей дружбы, посылал разорять наши селения своих людей. Но, я слышал, вы, князья, взяли в плен и выгнали нашего врага. Враг нашего врага — наш друг! Так выпьем же за дружбу, доблестные!

Идар поднимал наполненный красным виноградным вином рог и чокался с князьями руссов.

Горница была полна людей. Веселились долго, шумно, касожская молодёжь под звуки бубнов кружилась в замысловатых танцах.

Лашин, появившаяся на пиру в дорогой парче, в шёлковом платке на голове, вся сверкающая серебром перстней и гривен, подавала высоким гостям кушанья.

В одно из мгновений восхищённый Давид ухватил её за длань, шепнув восторженно:

— Моя спасительница!

Девушка отстранилась, но по устам её скользнула улыбка.

— Ты бы остерёгся, — зашептал на ухо Игоревичу Володарь. — У этих людей странные обычаи. Могут из-за невзначай брошенного взгляда учинить ссору. А то и войну начнут. И будем мы с тобой не гостями уже на их пиру!

Ночью, когда оба князя, удобно устроившись в отведённом им покое, склонили головы на цветастые, расшитые узорами подушки, Игоревич вдруг сказал:

— Такое дело! Надобно ить нам, брат, укреплять тут, в Тмутаракани власть свою. Чтоб касоги енти, язычники, нас с тобой уважали и за нами шли. Чтоб вся земля ихняя дани бы нам платила да добрых воинов в дружину поставляла. Князёк сей, Идар, верно ить глаголет. Такое дело! Дружба! А какая дружба, ежели он за Олега, за Святославичей стоял и супротив родителя твово ратился? Дружбу, иными словами, крепить надобно! Такое дело!

— Не уразумел, к чему клонишь?

— А к тому, братец, что дочка у Идара вельми пригожая. Что, ежели ожениться мне? В православие она, думаю, перейдёт, варварские обычаи свои оставит. Тут такое дело.

— Выходит, сестру мою позабыл уже, Давид? Забыл, как мне с братьями намекал в Перемышле? — грустно усмехнулся Володарь.

— Да что ты всё про сестру свою? Ну, было тако, а нынче инако! Такое дело! — В голосе Игоревича угадывалась досада. — Ты пойми: нам закрепиться тут, в Тмутаракани, надо! Такое дело! Вот и думаю… К тому ж девка знатная, богатства у её папаши немало. Вон, в сребре вся!