Почему-то опять вспомнилась Володарю Таисия. Подумалось, что Коломан, вероятно, прав. Немощный телом, он почерпнул многое не на своём опыте, а из книг и разговоров.
— Всё-таки хороша у вас землица! — опять вздыхал Коломан, качая головой и глядя за окно.
Надолго запомнил угорский королевич свою поездку в Перемышль и этот вид из окна на чёрную жирную землю, щедро согреваемую солнцем. Возникла в душе у него мечта когда-нибудь включить Червонную Русь в состав своих владений. Пока он находился в подчинении у дяди-короля и не мог загадывать далеко вперёд. Но мечту эту будет Коломан лелеять и вынашивать долгие годы. Сегодня же он мог доверить свои мысли только жене.
Вечером, когда Володарь уже покинул отведённый высокому родичу покой, он признался Фелиции:
— Хотел бы когда-нибудь видеть этот город в своих владениях.
Сицилийская нурманка, кивнув головой, чуть слышно задумчиво повторила:
— Когда-нибудь. — И добавила: — Не теперь.
...Не могли знать Коломан и его жена, что в эти самые мгновенья в узкой каморе, затерявшейся посреди больших и малых покоев на верхнем жиле терема, двое старших Ростиславичей собрались на тайную беседу. Лишь один из ближних княжеских людей, Халдей, был приглашён на неё.
Говорили тихо, медленно, каждое слово будто на весах взвешивали.
— Покуда Ярополк княжит на Волыни, не будет нам покоя, брат, в наших городах, — молвил Володарь. — Только что вот с Коломаном баил, а он возьми да и брякни: неплохо, мол, было б вам от вашего недруга избавиться. Шёл когда сюда, подумал: прав ведь угорец, лис горбатый!
— Ну, у Коломана свои заботы. Ему бы нас всех меж собой перессорить, а самому за наш счёт поживиться, оттягать городок-другой. Или вмешаться в наши свары, пограбить Русь Червонную — от такого тож, мыслю, не откажется он николи. — Рюрик раздумчиво покрутил пышный ус. — О Ярополке же баишь ты верно. Ворог он! Спит и видит отнять у нас земли.
— Говорят, его мать Гертруда ещё сильнее жаждет этого, — обронил осторожно Халдей.
Он больше молчал, слушал толковню братьев — Ростиславичей, и втайне радовался, что вот ему. а никому другому так доверяют князья.
— Вот что я думаю, Володарь, — продолжил Рюрик. — Много у нас во Владимире доброхотов — то верно. Но хотелось бы, чтоб в дружине Ярополковой наши с тобой люди были. Ну, даже один хотя бы, токмо чтоб ловок был, умён да пронырлив. Чтоб, что надо, завсегда услыхать мог и нам с тобою втайне передать.
— Где же ты найдёшь такого человека? — Володарь пожал плечами. — Ярополк ведь не всякому доверится.
— Есть у меня на примете один. Вот, думаю, пошлю его во Владимир. Слух есть, набирает Ярополк в дружину отроков да гридней. После смуты недавней многие от него сбежали. Заместо ушедших всяко новые ратники умелые ему надобны. Вот и...
— Что за человек, брат? — нахмурил чело Володарь.
— Тебе покуда ведать о нём ни к чему. — Рюрик выразительно глянул на Халдея.
Лукавый хазарин сразу обо всём смекнул.
— Извиняйте, князи! Час поздний, пора бы мне и честь знать, — сказал он и, узрев одобрительный кивок старшего из братьев, исчез за высокими дверями покоя.
— Отца человека сего в Киеве пятнадцать лет назад брат Ярополков покойный, Мстислав, казнил смертью лютой, — прошептал Рюрик. — Помнишь, когда встань[199] в стольном была супротив Ярополкова отца[200]? Тогда. А кличут сего парня — Нерадец. Запомни, брат.
Слова последние прозвучали как-то неожиданно зловеще. Володарь невольно вздрогнул: «Нерадец! Имя какое-то странное. И где его Рюрик выкопал?!»
— Не договариваешь ты чего-то, брат, — сказал он, видя, что Рюрик отводит в сторону глаза. — Только ли оповещать этот самый Нерадец тебя будет о делишках лихих Ярополка и его мамаши?
— Ну, может статься, и не токмо, — нехотя бросил Рюрик.
Помолчав немного, он добавил:
— Ты уразумей, брат. Ярополк зло супротив нас измышляет. И надобно нам его упредить. Прав тыщу раз Коломан твой!
— Это так. — Володарь согласно кивнул. — Об одном тебя прошу, Рюриче. Княгиня Ирина — она здесь ни при чём. Давеча узнал я — это она нас упредила тогда. Помнишь, после того лова под Владимиром? Коломан-то через неё сведал о Гертрудином замысле. Не ворог нам — княгиня Ирина.
— Выходит, пользой для нас обернулась встреча твоя с нею в лесу? — Рюрик презрительно усмехнулся. — Да ты, я погляжу, влюбился в княгиньку сию, что ли?
— Княгиня Ирина мужу своему верна. Не присочиняй всяких небылиц! — огрызнулся Володарь. — Но что помогла она нам — то верно!
— Вчера помогла, завтра — предаст! — проворчал Рюрик.
— Не такая она! Мира жаждет меж нами всеми.
— Ты откель ведаешь?
— От неё самой. Вот, взгляни. — Володарь показал брату мизинец, на котором переливалось синеватым блеском кольцо.
— Ого! И ты ей поверил?! Да она, верно, всё выдумала!
— Нет, брат. Не лгала княгиня Ирина. Да и на что я ей, если подумать?
— Может, её Гертруда надоумила. Бабы, Володарь, они хитрые! Не верил бы ты им! Ну а о Нерадце, ясно дело, ни единой душе ни слова. Тем паче Ирине твоей.
Понимал Володарь с горечью, что брата ему не убедить. Смутно догадывайся он, что замыслил Рюрик нечто коварное и злое. Впутывались все они в липкую паутину страстей и противостояний. Одного желал он, одно сам себе обещал — не допустить, чтобы княгине Ирине и её малым чадам было причинено лихо.
ГЛАВА 33
Княгиня Ланка, облачённая в багряное платье ромейского бархата, в цветастом, расшитом узорочьем убрусе на голове, стояла перед Володарем, гордо вытянувшись в струнку.
— Хочу зреть свою внучку! — заявила она решительно. — Почто не привёз её на погляд?!
— Это ни к чему, мать. Осенние дороги тяжелы для столь малого дитя. Сама знаешь — дожди, ухабы, холмы! — Володарь оправдывался перед ней, стойно нашкодивший юнец.
— Не заговаривай мне зубы! — Мать топнула ногой. — Во грехе зачали её, вот и не кажешь пото! Хотя всему свету белому об ней ведомо! Я, конечно, последняя узнала! Ещё бы, матери ведать ни к чему! Разругается токмо, уши надерёт беспутному!
Бывшая рядом с матерью Елена прыснула со смеху в кулачок, представив себе, как Ланка дерёт Володаря за уши.
Меж тем мать продолжала сокрушаться:
— Брат твой Рюрик вовсе меня не слушает. «Отстань!» — Вот все слова еговые. Приводит по ночам в терем княжой девок. Бают, весь Подол градской перетаскал! Экий позор мне на голову! Князья высокородные, а стойно простолюдины! Один Василько за ум взялся, оженился. Экая молодица добрая Аннушка! Поглядишь — сердце тает! Яко голубки, сидят в палате, воркуют! А вы с Рюриком?! Блудодеи, греховодники!
— Полно, мать! Если хочешь, поезжай со мной в Свиноград. Покажу тебе Ирину. — Володарь, уставший от пиров и веселья, недовольно поморщился. — Об одном прошу: не учиняй мне тут криков и наставлений о том, как должен жить истинный христианин. Ведаю всё это.
— А раз ведаешь, почто живёшь тако, со блудницею?!
— Вот её не трогай! Яко жена мне стала.
— Жена?! Позор сие есмь, но не жена!
— Что же мне делать? Прогнать её теперь, что ли? Вместе с дочерью? Или дочь от матери оторвать? Я ведь, кроме неё, с иными жёнками не живу. Иначе б было, иная бы и молвь была! — зло огрызнулся Володарь.
Мать нехотя сменила тон.
— Вон, к сестре твоей намедни Игоревич посватался. Приходил ко мне, подарки даровал, баил, что вдов и что траур по жене своей убиенной относил уж. Ещё баил, люба ему Елена. У тя совета испросить хочу: каков он, Давидка? Ты его, чай, лучше нашего знашь!
— Давидка, — повторил раздумчиво Володарь. — Скажу так: неглуп он, но лукав и коварен бывает. Серебро, власть любит.
— Кто ж её не любит, власть? Ты, что ли? — усмехнулась мать. — А что лукав, дак простецом князю бывать не к чему. Дак как думашь: отдать за его Елену?
— А ты её саму вопроси. — Володарь уставился на молчавшую доселе сестру.
— Да я шо? Коли не безудельный ноне Давидка, не пёс приблудный, дак пойду! Не век же в девках вековать! — заявила Елена. — Чай, не придётся с им объедками с чужого стола кормиться!
— Ну что ж. — Ланка вздохнула с некоторым сомнением. — Стало быть, принять надобно предложенье его?
— Принимай. Вражду с Игоревичем иметь нам с братьями не с руки, ответил ей Володарь. — Земли наши — рядом, зять же когда чем и поможет. Или мы ему. Так ведь, сестрица? — подмигнул Володарь Елене.
— Мне шо? То ваши дела, — махнула рукой сестра.
...С Давидом столковались быстро. Доволен явно был Игоревич, тряс Володаря и Рюрика за плечи, говорил весело:
— Ну, с вами вместях любого ворога мы одолеем!
Кого имел ввиду лукавый дорогобужский князь, братьям было хорошо известно. Володарь кусал уста, вспоминая княгиню Ирину. Вместе с мужем и слугами она к этому времени уже покинула Перемышль и возвратилась во Владимир. Увидятся ли они ещё когда? И радостной или печальной будет их встреча?
Ночью Володарь долго ворочался, но никак не мог заснуть. Всё стояли перед ним, мерцая, голубые глаза несравненной красавицы.
...Наутро, расцеловав на прощание братьев и зардевшуюся от смущения Анну Вышатичну, отбыл Володарь вместе с матерью и сестрой в Свиноград.
ГЛАВА 34
— Господи, крохотная экая! — изумлённо воскликнула княжна Елена, когда Володарь подвёл к ней свою маленькую дочь.
— А глазёна наши, мадьярские, с раскосиной! Какие и у тебя, и у меня, — сказала князю мать. Облачённую в розовое ситцевое платьице внучку она усадила себе на колени, стала показывать подарки — резные игрушки из дерева и кости.
Астхик, хоть и упиралась долго, но всё же вышла к высоким гостям, вся зардевшаяся от смущения. Ничего доброго от встречи с Ланкой она не ожидала. Однако дочь Белы, придирчиво оглядев её с ног до головы, внезапно воскликнула:
— Какая хорошенькая!