— Сам об этом думаю непрестанно, Халдей. Что поделаешь, мало у меня покуда серебра, потому и ратников не хватает.
— О том будет и речь моя, светлый князь. — Глаза хазарина учащённо забегали. — Как бы добыть нам побольше серебра. Посмотрел, чем живут киевские бояре, за счёт чего богатеют. Что, если... — Перегнувшись через стол, Халдей неожиданно перешёл на шёпот. — У тебя и твоего брата сейчас мир с половцами. А в степи немало русских пленников. И не только русских — много там их и из других краёв. Пошли людей, выкупи невольников и продай их за большее серебро. На Западе найдётся много желающих приобрести сильного раба или красивую рабыню. Так ты получишь средства, чтобы нанять воинов и укрепить своё княжество.
— Вот о чём ты! — Володарь внезапно резко поднялся с конника. — Чтоб я, князь русский, людей в рабство продавал! Говоришь: выгодное это дело! Да кто я после такого буду! Торгаш, что ли, какой! Иуде уподобиться, кой за тридцать серебреников Христа на казнь предал! Грязное ты мне дело предлагаешь, хазарин! А от грязи добра не будет! И сребро то, кровью и слезами несчастных омытое, поверь мне, во зло обратится! Не попустит Господь такого! Никакая сила ибо супротив правды не устоит! И нанятые на то сребро ратники предадут меня так же, как я предал полоняников несчастных! Вот ты ответь мне, Халдей: совесть есть ли у тебя, такое советовать?! Страх Божий имеешь ли в сердце?!
Хазарин трусливо отодвинулся от стола, змеёй метнулся в сторону от князя, словно страшась удара, и торопливо пал ниц перед Володарем.
— Прости, светлый князь. Неподобное рёк. Бес меня попутал, — бормотал он дрожащими устами.
Гнев княжеский быстро стих. Уже спокойным голосом Ростислава промолвил:
— Не ожидал я от тебя такой слепоты, Халдей. Думал, умеешь ты добро от зла отличать. Видно, соплеменники твои тебя смутили. Служить ты мне добре, корить тебя не в чем. Но подумай, крепко подумай, что болтал тут сейчас. Ступай теперь.
Халдей тотчас скрылся за дверями покоя. Володарь, оставшись один, с тягостным вздохом опустился обратно на конник.
Да, ему нужны были воины, удатные храбры. Но всему ведь есть предел. Тревожное наступило на Руси время, и надо было думать, за счёт чего укрепить свою и братнюю невеликую волость. Вспомнился вдруг примикарий Татикий с золотым протезом вместо носа.
«Нужны союзники», — стучала в голове мысль.
ГЛАВА 62
Собрались в горнице княжеских хором в Перемышле видные бояре и старшие дружинники, все в нарядных кафтанах из ромейской парчи или восточной фофудии[262], в горлатных шапках. Каждый старался нарядиться как можно богаче и ярче, показав тем самым своё значение. По соседству с «набольшими мужами» расположились важные духовные лица во главе с епископом Стефаном.
Володарь, сидя на стольце, окидывал собравшихся внимательным взглядом из-под нахмуренных бровей. Совет боярский созван был по важному делу. По взмаху княжеской руки поднялся с лавки Юрий Вышатич. Травчатый кафтан молодого боярина изукрашен был изумрудного цвета узорочьем, по вороту и подолу тянулись оранжевые драгоценные нити. На перстах ярко горели жуковины.
«Зажиточно народец у меня стал жить, — подумалось Володарю. — Вот что значат несколько лет мира! Если поехать по градским улицам в Перемышле, Санке или Свинограде, в загородные слободы заглянуть, увидишь, что и простолюдины-крестьяне, ремественники разноличные, и одеты неплохо, не в лохмотья жалкие, и сыты, не стоят с протянутой рукой. Что же, верно говорят, мир крепить надобно».
— Утишил в прошлое лето брат твой князь Василько с половцами в соузе ляхов, постращал их, — говорил Юрий. — Но ить, княже, не угомонятся ляхи. Снова ратью грозят можновладцы.
— Им ить одно надоть — пограбить, разор учинить, полон угнать! — веско добавил опытный Верен.
— Разбойники, тати, иначе их и не назовёшь, — прохрипел, грозно шевеля длинными вислыми усами, старый боярин Осьмушко.
— К тому мы речь ведём, княже, что соузники нам надобны, — молвил, как всегда, горячий, Биндюк. — Угры — те ненадёжны. Того и гляди, кусок земли отхватить могут. Иное дело — поморяне[263], те, которые Гданьском и Бялоградом[264] володеют. Князь Святобор[265] — давний ворог круля Германа.
— Верно. Вот с им бы и соузиться нам топерича. Чтоб ляхов в страхе держать! — возгласил Юрий Вышатич.
— Говорят, поганые суть поморяне. В Свентовида[266] веруют, жертвы человечьи приносят. Гоже ли с такими невегласами[267] дело нам иметь? — осторожно заметил епископ Стефан.
— Есть среди них и христиан немало, — поспешил возразить Стефану молчавший доселе Володарь. — Причём нашего, не латинского, вероисповедания. Латинян же в Поморье не любят, поскольку огнём и мечом бискуны немецкие веру свою там привить пытаются. Для них, германцев, вера — лишь прикрытие. Жаждут овладеть землями на море Варяжском[268].
— Дак может, нам с немцами супротив ляхов соуз заключить, — предложил молодой боярский сын из задних рядов.
— Глуп еси! — проворчал, сердито поведя усами, старик Осьмушко.
— Не забывай, что сестра родная императора Генриха, София, ныне крулева ляшская, — заметил воевода Верен. — Крутит сия жёнка своим хвостом лисьим в Кракове. Круль же Герман — что дитя малое, хоть и двух сынов имеет от прежних жён. Власти у ляхов он, по сути, никоей не имеет.
— Бают, воевода Сецех — истинный правитель в Польше. София же — полюбовница еговая, — добавил Вышатич.
— А ещё, бают, князя Метко, сыновца Германа, София сия с Сецехом ядом извели, — молвил кто-то из старших дружинников на задних скамьях.
— Довольно! — резким голосом оборвал споры Володарь. — Что мы, как бабы на базаре, слухи друг другу передаём! По делу собрались тут!
Уже спокойней он продолжил:
— На немцев полагаться нечего, это верно. Ещё прадед мой, князь Ярослав, с германским королём против ляхов сговаривался, кончилось же тем, что немцы с ляхами помирились и пятьсот рыцарей в помощь королю Болеславу для похода на Русь выставили. И потом, верно сказано о королеве Софии. Хитрая и злокозненная она жёнка. А вот о поморянах сам давно думаю. Могут нам они крепкими союзниками стать. Следует снарядить посольство в Гданьск, ко князю Святобору. Поедешь ты, Юрий Вышатич. А в помощь тебе дам Биндюка. Грамоту напишу. Поедете через Дрогичин, в обход польских земель. И глядите по пути в оба. Помните: нужен нам союз против короля Германа и Сецеха.
Володарь замолчал, прикусил губу. Он долго не решался, всё думал, стоит ли начинать вести речь об этом, но в конце концов резко вскинул голову и добавил:
— Ещё. Говорят, у князя Святобора есть дочь. Семнадцатый год девице. Есть у меня желание жениться. Вот, Юрий, и будешь мне сватом.
— Благодарю за честь, княже! — Вышатич приложил руку к сердцу и отвесил Володарю поясной поклон.
...Посольство воротилось в Перемышль намного раньше, чем ожидал того Володарь. Горделиво вышагивали по мощённым досками городским улицам белоснежные кони с дорогой обрудью — подарок князя поморян Святобора своему будущему зятю. Кони помахивали хвостами, ржали приветливо — воистину, царский подарок.
— Вот, княже, — разводил руками Юрий Вышатич. — Постарались для тебя. Кружили окрест болот, чрез земли язычников-пруссов пробирались. Зато гляди, экую кралю тебе привезли!
Из возка ловко спрыгнула высокая белокурая девушка. В улыбке расплылись ярко накрашенные алые уста. Была она одета в долгое платье алого бархата, поверх которого развевался на ветру синий дорожный плащ — мятелия. Волосы цвета льна были перехвачены по старинному славянскому обычаю серебряным обручем. За спиной у юной княжны Володарь заметил портупею с мечом. Вообще, поморянка была крупная, ширококостная, под платьем просматривались широкие, как у мужика, плечи, а ростом она превосходила совсем немаленького князя чуть не на полголовы. В Поморье испокон веков было много женщин-богатырок, великих телом. Словно бы сама жизнь там, на морских просторах и на пограничье с враждебным германским миром, делала их сильными, часто они заменяли мужей в битвах. Вот и эта была какая-то будто вынесенная из далёких от Володаря просторов Балтики.
Вместе с княжной прибыли в Перемышль несколько видных поморских бояр.
— Анна! — без стеснения представилась княжна, протянув Володарю свою широкую ладонь. — А ты, я слышала, внук князя Владимира, который владел Новым городом!
...После была весёлая свадьба, были меды, были грамоты, скреплённые печатями. Начиналась для Володаря новая, семейная, жизнь. Свадьбу сыграли, как положено, на широкую ногу, веселились до упаду, хоть и не хотел Володарь большого шума — время было не то. Поморянка настояла на своём. Сведя в линию светлые брови, молвила не терпящим возражений голосом:
— Свадьба наша достойной должна быть дочери князя Святобора!
По правде сказать, мало привлекательного находил Володарь в своей супруге — слишком крупна, да и на лицо не шибко красива. Нос большой и резко выступающий, уста вечно поджаты капризно, власы жидкие, не густые, голос какой-то сиплый. Правда, накричать могла, иной раз так завизжит, будучи чем недовольной, что хоть уши затыкай. Едва только окончились пышные пиры на сенях, заявила Володарю:
— Я буду рожать детей. Тебе нужны наследники.
Ещё она любила рассказывать о своих знатных родственниках.
— В моих жилах течёт кровь ободритских князей. Моя мать родом из полабских земель. Ещё у меня есть дальние родственники в Волине, это город в устье реки Одры, — объясняла Володарю жена.
Анна хвасталась, что состоит в родстве с королевскими домами Швеции и Дании, что многие знаменитые на весь мир викинги — её родичи.