Наутро текст грамоты был оглашён боярам и старшим дружинникам.
— Кто из вас, други, поедет в стан Святополка? — вопросил Володарь. — Неволить никого не хочу. Дело весьма опасное.
— Пошлите меня, светлые князья! — решительно заявил, поднимаясь с лавки, Халдей. — Вам всем известно, что мой брат Иоанн служит воеводой у князя Святополка. Сейчас он охраняет от половцев броды на Днепре. Из-за брата меня не тронут.
— Ладно, Халдей! Поедешь ты! — согласился Володарь.
Уже после совета подступили к нему Верен и Биндюк.
— Не верил бы ты хазарину ентому, княже. Скользок он. Как бы не сбежал, — поделился с князем своими сомнениями бывалый воевода.
— Ненадёжен суть, — вторил ему Биндюк. — Пошли меня, Я дело справлю.
Нет, друже! Как я решил, так тому и быть! — отверг его предложение Володарь. — Не думаю, что Халдей предаст. Давно сбежал, если бы хотел. И потом, жена у него в Свинограде, чадо малое. Нет. други! Зря вы в нём сомнение имеете. Справит хазарин дело, если сможет. Ему не впервой.
С двумя отроками в тот же день стремглав понёсся Халдей в киевский стан.
...Припекало жгучее майское солнце, по лицу из-под войлочной шапки струями сбегал ног. Кони неслись вскачь, только и мелькали перед глазами Халдея холмы, большие и малые, с пологими склонами и длинными гребнями вершин. Далеко по левую руку проплыли буковые стены Белза. Вот и стан вражий виден впереди. На берегах одной из бесчисленных малых речушек тесно, прижимаясь одна к другой, расставлены походные вежи. Реют прапоры киевские, волынские, черниговские, берестейские, туровские, сторожевые дружинники в ярко блестящих на солнце шеломах с копьями в руках несут охрану вокруг стана. Горят костры.
Халдея ухватили под руки два рослых гридня, приволокли в огромный княжеский шатёр в середине лагеря, грубо и бесцеремонно бросили перед восседающим на раскладном стольце Святополком.
Парчовый кафтан, тимовые сапоги, шапка из той же голубоватой травчатой ромейской парчи — таков был наряд киевского владетеля.
Когда с видимым раздражением разворачивал он переданный Халдеем харатейный свиток, аж борода его, узкая и долгая, тряслась от злости.
«Ну, пропал аз! — подумал в страхе хазарин. — Сейчас разгневается, да ещё, чего доброго, прикончить прикажет! Что ему стоит! И брат не спасёт, далеко он!»
Но, к удивлению Халдея, Святополк молча прочитал грамоту, раздумчиво огладил бороду и отрывисто приказа! гридням:
— Поднимите его с колен! Возьмите под стражу! Сторожите крепко! Подумать я должен! Князей, бояр, воевод, тысяцких скликать ко мне! Немедля!
Халдея затолкали в утлую походную вежу, сунули в руки полуобугленный кус мяса и кружку пенистого ола.
— Жри! Невесть сколь тут просидишь! — грубо прикрикнул одни из гридней.
...Князь Святополк не прочь был отнять волости у Володаря и Василька, но был он набожен, богомолен и страшился кары Господней. Потому и сомневался, и нуждался в поддержке. Ближние бояре эту черту своего князя хорошо знали и понимали: чтобы заставить его исполнять их волю, надо «смять» его ум, так, как сделал это Игоревич перед ослеплением Василька.
На совете сперва сидели молча, слушали слова Володаревой грамоты, переглядывались хмуро.
Первым начал киевский тысяцкий Путята Вышатич. Поднялся, выпятив свой огромный живот, изрёк веско:
— Что раньше было, то было. А нынче Ростиславичи нам — недруги! Мешают торговле нашей с уграми и ляхами, соль в Киев не шлют! Засели в городах своих, товары перехватывают, купцам киевским лихо чинят!
Вроде и не было такого, и не обижал никто в Перемышле и Свинограде киевских гостей, но всё едино, надо было Путяте распалить Святополка, разбудить дремавшую его жадность.
Вторил тысяцкому худощавый Туряк. Вытягивая, как гусак, длинную шею с острым кадыком, говорил он:
— Вельми богата Русь Червонная! Руда железная, свинец для куполов церковных, медь, бор ги, мёдом богатые, рольи знатные. При деде твоём, княже, всё это Киеву принадлежало.
Всё-таки Святополк ещё сомневался и не решался начать войну. В напряжённом ожидании застыли бояре. И тогда поднялся рыжебородый луцкий староста Жирята. Рисковал он, но всё же высказал то главное, что могло подвигнуть Святополка на ратное действие.
Княже! Враги тебе Ростиславичи! Мало ли чего тамо они в грамоте пишут. Все нынче умеют драгоценный пергамент марать! Вспомни: брата твоего Ярополка погубили сии изуверы! Брат же твой охотился токмо тогда под Свиноградом и им не угрожал ничем! И убивца они не наказали, но сокрыли. Да рази ж можно терпеть такое? Когда то было, чтоб князей исподтишка убивали? Да ещё топерича сей Василько, получив по заслугам, святого из себя корчит! Мол, лиха не хотел! Ляхов воевать думал! Да несть ему веры никоей!
Зашумели, одобрительно закивали на лавках бояре. По сердцу была им смелая речь Жиряты. И вот Святополк уже, вскочив со стольца, гневно рассёк ладонью воздух и возгласил:
— Да будет так! Иду на Ростиславичей! Наказать надобно крепко сих злых псов!
Ещё сильней взъярился великий князь, когда привели к нему Халдея.
— Убирайся прочь! — вскричал он, швырнув в огонь походной печи Володареву грамоту. — Скажи своему князю, что я с еговой грамоткой лживой содеял! И передай: нет убивцам брата моего возлюбленного, Ярополка, на земле Русской места! Разве что могилы для них разрешу в чистом поле выкопать!
Ни с чем воротился Халдей в Свиноград. Возблагодарил он Господа за то хоть, что цел и невредим убрался из Святополкова стана.
Володарь, выслушав ответ киевского владетеля, побледнел. Отдал он короткие распоряжения, приказал дружинам выступить из города и изготовиться к битве.
Ночью в походном шатре он истово молился, клал поклоны.
«Вот чем Рюриково злодейство обернулось нам! — думалось с ужасом. — Вот она, кара Всевышнего! Но Василько-то тут при чём? Ему за что муку принимать такую? К тёмным делам нашим непричастен он!»
С трудом унял Володарь дрожь в теле, собрал волю в кулак, постарался сам себя приободрить: «Правда — на нашей стороне! Мы удел Святополка не трогали, на волости его не покушались! И покойный брат его тут ни при чём! Сам полез на нас, ряд порушив! И этот теперь также! Бог же — он правду любит! Поможет он нам заутре, в час лихой сечи!»
Ещё сильней ободрился Володарь, когда гридень бережно ввёл в его шатёр незрячего брата. Василько держал в руках большой серебряный крест.
— Вот, брат! — объявил он. — Крест сей целовал Святополк в Любече, что будет стоять с нами воедино! Как войска наши устроятся на поле бранном, выеду я на коне, воздену крест и скажу всё клятвопреступнику сему!
— Опасно, брат! Стрелу пустят! — стал отговаривать его Володарь.
— Не посмеют! Крест святой ибо великую силу имеет! Сам ведаешь о том, брат!
Володарю не оставалось ничего, как согласиться. Обняв Василька за плечи, он обронил слезу и промолвил:
— Да пребудет с нами Господь, брате!
ГЛАВА 75
Место это называлось Рожни поле. Чуть севернее берега извилистой Белки, между густо поросшими орешником балками и буераками, с одной, и линией увалов — с другой, заходней, стороны, простиралась плоская, как тарелка, довольно обширная равнина. Когда-то здесь, вероятно, выращивали рожь, отчего и произошло название поля, в последнее же время свиноградские пастухи иногда в тёплую пору выгоняли сюда на пастбище скот.
«А доброе ведь место. Обустроить бы его, ролью распахать, верно, воистину, рожь хорошая уродится», — думал Володарь, объезжая поутру место грядущего сражения.
Он расположил обе дружины, свою и брата, на опушке небольшой рощицы как раз возле дороги на Свиноград, как бы прикрывая город. Войска Святополка встали на увалах, вытянулись на вершинах длинной цепью. Ратников у Святополка было заметно больше, чем у Володаря с Васильком, но то, что слишком широко растянулись они вдоль холмов, могло помочь перемышлянам и теребовльцам.
— Надо собрать дружинников в плотные ряды. Копья выставить. И воедино, враз короткими ударами пробиваться вперёд, — бросал Володарь через плечо ехавшим следом Верену и Юрию Вышатичу. — Ты, Юрко, справа встанешь, ты — Верен, по левую руку. Я сам в челе пойду. Пусть видят ратники, что князь с ними. Дорожая поставим в тылу. Еже лихо будет, по крыльям ударит их, не даст в кольцо нас взять.
Володарь знал, что главным воеводой у Святополка был Путята Вышатич, а сей муж полагался всегда только на одно: на число своих ратников. В деле воинском, в манёврах хитрых был он неискушён. Но Святополк, сам худой горе-вояка, ему больше прочих всегда доверял. На промахи Путяты Володарь теперь и рассчитывал.
План сражения был князем продуман ещё ночью в шатре, и сейчас он размышлял лишь над тем, сколько ратников повести за собой, а сколько оставить Дорожаю. В конце концов, решил поделить их поровну. Воеводы поскакали строить и выводить полки.
Володарь взглянул ввысь. Утро было ясным, солнце золотило шеломы и дощатые брони, но на полуночной стороне собирались тяжёлые свинцовые тучи.
«Может, будет дождь, или гроза, а может, и не будет. Her, будет! — с уверенностью заключил Ростиславич. — Как иначе. Знамение Божье! Кровь людей православных прольётся нынче на поле бранном!»
В рядах супротивников наметилось движение, передние комонные начали неторопливо спускаться с вершин холмов вниз. Ко внезапно ход их замедлился.
Слепой Василько, поддерживаемый с обеих сторон гриднями, выехал вперёд навстречу Святополкову воинству. Облачён он был в дощатую бронь, но без шелома, повязка-луда была отброшена, и взору всех предстали страшные багровые рубцы на месте глаз.
В деснице Василько держал серебряный крест.
— Слышишь ты меня, клятвопреступник?! — разнёсся над Рожни полем громкий голос слепца. — Крест сей святой целовал ты в Любече на снеме! Обещал нас яко старший охранять и любить, но что сотворил! Сначала зрения меня лишил, а топерича и жизни самой лишить хочешь! Да будет же крест сей судией меж нами!