— Может, и так. Но всё же сперва, почему бы и не попытаться уговориться? — развёл руками Давид Святославич.
К досаде Мономаха, Святополк и Олег с его словами согласились.
«Что ж, уговаривайтесь, теряйте время», — думал князь Владимир со скрытым в глубине души презрением, искоса посматривая на Святополка.
Осенью он собирался выехать в Суздаль и всю зиму провести в Ростовской земле. Северо-восточные владения свои деятельный князь укреплял, строил крепости, храмы, торил дороги. Мономах понял уже давно — там, в Залесье, будущее Руси. А на половцев он, рано или поздно, убедит двухродных братьев выступить. Пройдёт лето-другое, и уразумеют князья, что долгий и прочный мир со степью невозможен. Ибо чем живёт половец? Разбоем, набегами лихими. Хватает золото, парчу, паволоки, угоняет скот, уводит пленников. Этим и кормится, этим богатеет.
...Тридцатого августа наконец заявился в Витичев Игоревич. Въехал в стан на вороном аргамаке с дорогой обрудью, неторопливо спешился, вошёл в шатёр к двухродным братьям, удобно расположился на ковре, поджав под себя ноги.
Сильно изменился, постарел, похудел крамольник. Вислые усы совсем стали седы, борода узкая торчала каким-то несуразным клоком, на шее выдавался острый кадык, щёки изрыли морщины. Голову Игоревича покрывала широкая лисья шапка.
«Со степняком схож, — с насмешкой отметил про себя Мономах. — Впрочем, делишками своими злыми любого хана переплюнет!»
Игоревич прервал воцарившееся в шатре молчание.
— Вот приехал я к вам, братья. У кого на меня какая жалоба? Почто меня звали? Еже есть на меня обида, готов дать вам ответ.
Отозвался Мономах:
— Сам ты присылал и ко мне, и к Ольгу с Давидом грамоты, в коих жаловался на Святополка. Вот мы и собрались здесь по желанию твоему и по долгу братнему. Хотим бо видеть тишину и мир на Руси, а такожде оборонить мыслим землю Русскую от иноплеменников. Ты же, придя, сидишь с нами на одном ковре и об обидах своих теперь ничего не молвишь. Вот и мы потому молчим и слушаем, что ты нам скажешь.
Игоревич ничего не отвечал. Боялся он обличений со стороны Святополка, помнил, как уговаривал его пленить и ослепить несчастного Василька. Кто теперь из братьев поверит в ромейского патриция и в козни бояр? Трусливо отводил волынский владетель очи в сторону.
— Сядем все на коней, отъедем каждый в сторону со своею дружиною, совет держать будем, что с Давидом деять, — предложил Мономах.
Оставили князья Игоревича в шатре одного, разъехались в стороны, долго совещались, потом собрались все четверо в чистом поле, сидя на конях.
— Мыслю так! — объявил Владимир. — Свести Игоревича надобно со владимирского стола. Ты, Святополк, жаловался, что волостей у тебя мало. Вот и посадишь сына своего, Ярославца, во Владимире-на-Волыни. Игоревичу же дашь другие городки из своих владений. Какие? Сам смекай.
— Уже о том подумал, — отвечал братьям обрадованный Святополк. — Бужск дам, Острог, Дубно да Чарторыйск. Большего сей коромольник не стоит.
— Я добавлю Давиду от себя двести гривен, — заключил Мономах.
— И мы столько же дадим. Как-никак брат он нам, — промолвил Олег.
Хитрый Мономах смотрел далеко вперёд. Отдавая Волынь в руки Святополка, надеялся он в скором будущем повернуть мысли владетеля Киева и его ближних бояр в половецкую степь. Ведь и Киевская земля не менее Переяславской страдает от набегов лихих орд, а овладение Волынью утолит жадность Святополка и прекратит войну на западе Руси. Ещё Мономах был уверен, что Теребовлю алчный сын Изяслава не получит.
«Ростиславичи не отдадут. Володарь достаточно силён, постоит за себя и за брата», — размышлял Мономах, слушая вполуха, как бояре объявляют мрачному Давиду Игоревичу решение снема.
Игоревич уползёт в тот же день в Бужск, а братья учинят у себя в шатре пир, празднуя наступление на Южной Руси долгожданного мира.
Тем часом Юрий Вышатич и Халдей уже скакали по пыльному шляху, наперегонки с жарким летним ветром, неся Володарю невесёлые вести о Теребовле.
ГЛАВА 90
Поначалу хотел Володарь немедля отослать к Святополку скорого гонца с грамотой, наполненной гневными словами, уже совещался о том со слепым братом, но Халдей, как обычно, спокойный и рассудительный, князя от этой затеи отговорил.
— Не пиши, светлый князь, и не посылай в Киев людей. Не отвечай ничего, но и Теребовлю не отдавай. Выиграй немного времени. Укрепи стены города, подтяни к берегам Серета дружину. Может быть, новой войны не случится.
Убедительно говорил умный хазарин, и Ростиславич нехотя, но смирил охватившее душу негодование. Тотчас послал он к Теребовле отряд дружины во главе со старым Вереном. Вслед за тем и сам он намеревался отбыть к восточной границе своих с несчастным братом владений.
...В семье Володаря в начале лета случилось прибавление: княгиня Анна разрешилась от бремени сыном. Ребёнка, как советовали мать и Таисия, нарекли Ростиславом в честь деда. Радовалась старая Ланка второму внуку, цвела довольная Анна, слепец Василько подержал на руках и расцеловал любезного племянника. Но не все, как оказалось, были появлению на свет крохотного княжича довольны.
...Княгиня Анна, ухватив за ухо, приволокла к Володарю упирающегося Владимирку. Мальчик сопел, лицо его искажала боль, но молчал он, не срывался в плач.
— Волчонок дикий! — вскричала возмущённо молодая женщина. — Вот, погляди! Первенец твой! Подкрался к младенцу Ростиславу и ногой в его пнул! Какой гадёныш!
Она с силой дёрнула Владимирку за ухо. Не выдержав, малец захныкал.
Володарь грозно сдвинул густые чёрные брови.
— Что же это ты творишь?! — вопросил он Владимирка. — Ростя — брат твой меньшой! Любить и защищать ты его должен! Зачем сотворил такое зло?
Княжич хмуро молчал, глотая слёзы.
— Отвечай! Отец тебя вопрошает! — истерично прикрикнула на него мать, топнув в ярости ногой.
— Ну, брат дак брат... Почто все окрест его отираются?... Я же... стойно чужой, — пробормотал чуть слышно Владимирко.
Анна влепила ему пощёчину.
— Большой ужо! Разуметь должон! — взвизгнула она. — Вот что, княже! Забери его из бабинца! Подрос, пора дядьку к ему приставить, наукам воинским обучать.
— Дядьку приставлю, непременно. И от тебя заберу, довольно меж юбками бабьими вертеться. Подрастёт чуток ещё, стол выделю. Пусть княжить привыкает. Тако вот, сыне, — уже мягче обратился Володарь к первенцу. — Брата же младшого обижать более не смел чтоб. Понял?
Владимирко кивнул. Исподлобья, по-волчьи смотрел он на гневную мать.
«Может, чего мы упустили со княгиней? Зверем глядит натравленным», — промелькнула в голове Володаря мысль.
— Ныне вот что. Ступай-ка во двор, Владимирко. Сядь на конь. За город с тобой выедем, оглядим дали окрестные, — повелел сыну Володарь.
...Ехали они верхом вместе с малым отрядом дружины, взбирались с холма на холм, пересекали поля, колки, проскакали по опушке густого буково-грабового леса. Маленький Владимирко с конём покуда управлялся плохо, сил у мальца не хватало, и отец недолго думая посадил его в седло перед собой.
Ребёнок ехал молча, с любопытством поглядывал по сторонам.
— Там — Сан течёт, там, — указывал Володарь рукой на запад, — ляхи живут. Бывало, мирились мы с ними, но по большей части ратимся. А вон тамо, вдали, может, углядишь глазами младыми, острыми — Горбы, горы такие. Длинными цепями тянутся. За горами — Угорщина, невеста твоя в той земле живёт. Скоро припожалует к нам, верно. И как проведает, сколь ведёшь ты себя соромно, так личико своё от тя отворотит.
— Да полно, отче. Не буду боле его трогать. Бог с им, — виновато низя глаза, пробормотал княжич.
— Вот то-то ж. Мы со братом Васильком всегда друг за дружку горой стояли и стоим. Хочу, чтобы и вы, как вырастете, один за другого держались. Будете же порознь, любой ворог вас поодиночке одолеет. Вместе же всякому по зубам дадите.
Молчал Владимирко, слушал отца, об уграх и ляхах запомнил, о брате же и дружбе с ним речи Володаревы пропустил мимо ушей.
На обратном пути прибыли они в загородный дом княжеский. Встретила там сына с внуком старая Ланка, долго целовала и обнимала любимого внучка, вопрошала, не болит ли что у него.
После вышла к Володарю Таисия. Часто бывала она в последнее время у старой княгини в гостях. Выслушала гречанка рассказ Володаря о снеме в Витичеве, приняла любимую свою грациозную позу, отмолвила веско:
— Князь Владимир Мономах на тебя не пойдёт. Нет ему в войне на Червонной Руси выгоды. А Святополк и Святославичи без него рати не начнут.
— Мне бы уверенность твою, — грустно улыбнулся Володарь.
Впрочем, слова умницы-гречанки несколько успокоили его. Вскоре Володарь поймёт, что она оказалась права.
ГЛАВА 91
Полоска солнечного света упала на ледяную гладь Волги, на миг ослепив и вышибив из глаза слезу. Жёлтые блики заиграли, заискрились на заснеженных склонах правобережных холмов. Поднялся ветер, заметались по льду змейки снега, причудливо извиваясь, то собираясь вместе, то рассыпаясь врозь. Изо рта валил густой пар. Мороз пробирал до костей. Гридни и отроки грелись у костров, сторожа хлопали себя по коленкам рукавицами, шутливо толкали друг дружку, стараясь согреться. Наготове были возки и сани. На последний привал остановилась дружина Мономаха перед Угличем. Позади были вёрсты дорог, непролазные леса, болота, был отстроенный и укреплённый заново после учинённого четыре лета назад крамольником Олегом буйного пожара Суздаль, был возведённый дедом в устье Которосли на крутых ярах Ярославль, был Ростов со звоном колоколов и языческой священной рощей, которую князь Владимир всё никак не решался уничтожить.
Слаба покуда власть княжеская в диких этих местах, слабо и влияние церкви на умы. Жили тут и славяне, выходцы из новгородских пятин или с окских Крутиков, из земли упрямых вятичей, но большую часть населения составляли меря и мурома, племена, близкие по молви чуди и уграм. Последние особенно ожесточённо противились крещению.