— Да, княже! — Биндюк покорно склонил перед князем свою буйную головушку.
...Киев понемногу преображался, хорошел, отходил от смутных времён. Над вратами Печерского монастыря вознеслась новая церковь, одноглавая, поражающая взор своей яркой розовой нарядностью. В другом месте, в примыкающем к крутому берегу Днепра углу города, к юго-востоку от Ярославова града со Святой Софией, виднелся весь покрытый строительными лесами новый собор Архистратига Михаила, небесного охранителя князя Святополка. Вокруг него уже вырос целый городской конец с избами посадского люда и теремами бояр. Цвели сады, в воздухе стоял аромат свежих трав.
В теремную башню княжеского дворца Биндюка сопроводил молодой княжеский гридень. Вскоре он уже стоял посреди огромной Изяславовой палаты, уставленной широкими столами и скамьями.
Святополк принял у посла грамоту Володаря, быстро пробежал по ней глазами, одобрительно закивал головой. Колыхалась в такт движениям долгая чёрная с проседью гладко расчёсанная борода князя. В волосах у него, как и в бороде, проглядывала седина. Что ж, годы брали своё — стукнуло сыну Изяслава пятьдесят три года.
Святополк был бодр, улыбчив. Недавняя победа над половцами на Молочной сильно обрадовала владетеля Киева. Уже нынешней весной поплыли вниз по Днепру в далёкий Константинополь купеческие ладьи с товарами. Везли изделия из льна, воск, мёд, зерно, меха, ворвань. Возрождался старинный торговый путь «из варяг в греки», до недавних пор перекрытый разбойными половецкими ордами. Да и Волынь была теперь в руках Святополка — третий год сидел во Владимире на Луге его сын Ярославец. Торговля с Польшей и Германией приносила немалые барыши. Жаль, конечно, было Святополку расставаться с мечтой подчинить Перемышль и Теребовлю с их соляными промыслами, но что поделать? Зато из Тмутаракани Залозным шляхом[321] стала поступать в стольный город соль причерноморская.
— Ну что ж, отроче! — Святополк лукаво подмигнул Биндюку. — Пожалуй, я соглашусь с твоим князем. Он прав, воевать нам с ним более ни к чему. Вы как думаете, бояре? — обратился он к нескольким важно восседавшим на скамьях мужам в дорогих кафтанах ипрского и лунского сукна.
Бояре с князем были единого мнения. Всё вроде складывалось для Биндюка хорошо, но вдруг, словно из преисподней, ворвалась в палату, громко стуча посохом по дощатым половицам, облачённая в чёрное вдовье платье, в тёмном убрусе на голове старая княгиня Гертруда.
Гневом пылало её испещрённое густой сетью морщин лицо. Нос, с годами ещё более заострившийся, подрагивал в такт исполненным лютого негодования словам.
— Ворога нашего, Володаришки, гонца принимаешь у ся, сын! Ентот Биндюк от брата твово покойного Ярополка откачнул! Переветник еси!
Она замахнулась на Биндюка посохом, и если бы не тот самый гридень, который привёл его к Святополку в терем, отроку Володареву было бы несдобровать. Но успел гридень перехватить длань княгини, удержать её от удара.
— Пусти! — завизжала в ярости Гертруда. — Все вы вороги! Сына моего возлюбленного сгубили! Внука моего Ярослава в порубе ты, Святополче, сгноил! Дрянь ты, выродок! Позор рода человечьего! — кричала Гертруда на Святополка, уставив в его сторону скрюченный хираргой костлявый перст.
— Чего шумишь опять, мать? — зло процедил Святополк, недовольно скривившись, будто взял в рот что-то кислое. — Клятвопреступник был твой внук! Дал роту у гробов святых великомучеников Бориса и Глеба, да за старое, за крамолу взялся. Вот и споймал я его и в поруб швырнуть велел.
— Убивать-то зачем?! Брата свово родного, кровиночку! Ворог еси! Не сын ты мне с сего дня и часа! — продолжала неистовствовать вдовая княгиня. — Клятву вспомнил! Будто сам ты в Любече клятву не давал, крест не целовал, а потом у Василька очи вынул!
— О том помолчала бы, мать! Сама прекрасно знаешь: обманул меня тогда Давидка! — прорычал зверем великий князь.
Гертруда внезапно выронила из рук посох, в отчаянии закрыла лицо руками и разрыдалась, аж взвыв от горя и обиды.
Святополк презрительно сплюнул. На шум сбежались отроки, появился старый дядька княжеский — Перепит, хитрые маленькие раскосые глазки его беспокойно забегали.
«Ничему не удивляйся», — вспомнил Биндюк слова Володаря. Ростиславич знал, о чём говорил.
Гертруду по взмаху руки Святополка две проворные холопки усадили на обитую бархатом скамью.
Палату обдало ароматом благовоний. Шурша парчой, поспешила на шум из бабинца молодая жена Святополка, царевна Варвара Комнина. Была гречанка невысока ростом, но стройна, очень смугла, черноволоса и черноглаза. Над верхней губой у неё виднелся пушок. Не отличалась молодая Варвара особенной красотой, слегка картавила, имела длинноватый нос с заметной греческой горбинкой. Волосы у неё вились мелкими кудрями-барашками. Несмотря на юный возраст, — а стукнуло киевской княгине всего восемнадцать лет, — оказывала она на своего супруга сильное влияние.
За три года брака у княжеской четы родилась дочь Мария, которая сейчас, семеня ножками, бежала следом за матерью. В руках двухлетняя девочка держала большую деревянную куклу, наряженную в платье из разноцветных лоскутьев.
При виде дочери лицо Святополка озарилось ласково]! улыбкой. Марию он любил, тогда как к обеим старшим дочерям от покойной Луты не испытывал особенной привязанности.
Девочку он взял на руки и посадил себе на плечо. Мария с любопытством завертела головой.
— Баба! — указала она пальчиком в сторону Гертруды.
Тем часом княгиня-мать уже немного успокоилась. Приняв из рук челядинки чашу с клюквенным морсом, стала медленно пить.
Опорожнив чашу, Гертруда снова обратилась к Святополку:
— Вот помрёшь ты когда, кто вослед тебе княжить в твоих волостях станет, дурень ты этакий?! Одного племяша ты сгубил, второй, Вячеслав, весь израненный лежит, невестимо, выживет ли. Токмо двоих девок тебе Лута покойная родила, теперь вот у царевны Варвары тож дочка. Един байстрюк, Ярославец у тя! Гляжу, весь в тебя и выдался. С поля боя на Вагре бежал, в порты наложивши, вместях с сим уродом. Коломанишкой! Яко и ты на Рожни Поле от Володаря с Васильком стреканул, дубина стоеросовая!
— Нынче, на Молочной, я поганых разбил! — мрачно отрезал Святополк. — А ранее, коли память у тя, мать, не отшибло, хана Тогорту я победил и труп его в Берестово привёз, схоронил бывшего тестюшку как подобает, с почестями. И на Рожнем поле, о коем ты вспомнила, не бежал аз. Бился, держался до последнего. Любой ратник киевский или черниговский тебе о том скажет!
Святополк осторожно опустил дочь на пол и сел напротив матери. Княгиня Варвара расположилась рядом.
— По роже твово Ярославца вижу: сволочь он изрядная! Кознодей, яко ты! Рази ж такой власть в Киеве удержит? Ох, горе вы моё, горе! — не слушая его, продолжала сетовать вдовая княгиня.
— Хватит тебе причитать! — злобно огрызнулся Святополк. — Ты бы, мать, лучше окрест поглядела. По Киеву бы прошлась. Экий нарядный становится стольный град. В Печерах над вратами церковь новую, в честь святой Троицы поставил я, на брегу над Днепром собор и монастырь строят зиждители. Главы соборные златом велел я покрыть! Будет диво дивное! Летопись при монастыре Печерском мой человек, Нестор, ведёт. Связи наши ширятся — и с императором Алексеем у меня союз и дружба, и с ляхами твоими, и с германцами, и с данами. Вот теперь и с Володарем намерен я мир сотворить. Хватит, навоевались! Одно разоренье от ратей нескончаемых! Мирное наступает время. Торговля цветёт. Токмо и ходят караваны из Праги да Регенсбурга в стольный Киев. Поганых одолели мы, отогнали их орды от рубежей наших. Радоваться бы тебе, мать, а ты! Что тебе Ярослав Ярополчич покойный? Непутёвый князёк, пускай и внук он тебе родной! Сей паршивец поперёк пути мне встал, и даже клятва, крест святой не убедил его с крамольной дорожки скользкой свернуть! Я ж его всяко уговаривал, убеждал, да не вникал он в слова мои, не послушал советов добрых!
Великий князь сокрушённо махнул дланью и вздохнул.
— Боярина Коницара почто прогнал?! Предан был тебе сей муж, — стала допытываться Гертруда.
— Много лишнего он себе позволять стал. Князей, братьев моих бранными словесами обзывал, — спокойно ответил ей Святополк.
Во всё время разговора матери с сыном Биндюк неловко мялся возле дверей палаты.
«Вот ить ведьмица какая! Девяносто лет, поди, на покой пора, а она всюду лезет, везде суётся! Покоя от её несть в тереме княжом! Уж и Святополк не столь гадок, сколь она!» — думал отрок, весь напряжённый, как натянутая тетива лука.
— Володарь и Рюрик брата твоего Ярополка убили коварно! А ты топерича с сим ворогом мириться вздумал! — вновь вскипела вдовая княгиня. — Не позволю я! И знай, Святополче: коли сотворишь тако, то, покуда жива, ноги моей в твоём доме не будет!
Она гневно топнула по полу чёрным выступком.
Бояре на скамьях негромко зашептались. До ушей Биндюка донеслось:
— А права ить княгиня!
«Испортила всё, старая карга!» — с сокрушением подумал отрок.
Гертруду неожиданно перебила царевна Варвара. Говорила она по-русски с заметным акцентом, но правильно, чётко выговаривала слова.
Не сразу заметил Биндюк за спиной у царевны ромейского вельможу с золотым протезом на месте носа.
«Татикий! Се добре! Еже что, поможет! С князем Володарем он дружен!» — пронеслось в голове у отрока.
Татикий чуть заметно, но многозначительно кивнул Биндюку.
Рядом с ним незаметно появилась некая женщина в долгой белой сто́ле с широкими рукавами, какие в Ромее носят знатные патрицианки. Что-то показалось Биндюку в её чертах знакомым.
«Господи, да енто ж Таисия Каматирисса! — вдруг дошло до него. — Как же она тут очутилась?»
Меж тем Варвара говорила:
— Господь заповедовал нам прощать своих близких за ошибки. Отринь свой никчемный гнев, княгиня-мать! Если мы не научимся подниматься выше прошлых обид, то ввергнем Русскую землю в ужасную кровавую вакханалию! И ты первая понесёшь ответ за всё совершённое зло. Твои речи наполнены дьявольским наущением и греховны. Призываю тебя, муж мой князь, и вас, киевские бояре, прислушаться к словам дочери базилевса Ромен Алексея Комнина! — Царевна гордо вскинула вверх голову в унизанной жемчугами диадеме. — Архонт Володарь пишет правильно. Следует развивать торговлю, иметь мирные сношения с соседними державами. Война и месть погубят нас всех. Ради блага нашего и наших детей. — Варвара ласково погладила по голове притихшую Марию. Призываю вас творить мир!