Гвинед в опасности. Это было видно с того момента, как король Брион умер в Шандор Ги, это было очевидно после того, как его наследник, мальчик Келсон, был вынужден вступить в бой за трон с Чариссой всего через несколько недель после гибели отца. И это было очевидно с того момента, когда Моргану, покровителю мальчика, пришлось использовать свое могущество, чтобы замедлить разгорание того невидимого пожара, который мог вспыхнуть после всех этих событий. И теперь уже стало совершенно ясно, что пожар готов вспыхнуть.
Ни для кого не секрет, что тиран Дерини Венсит из Торента летом объявит войну Гвинеду. Кроме того, молодой король будет вынужден встретиться с народным волнением, вызванным враждебными чувствами к Дерини и разжигаемыми религиозными фанатиками. Келсон сам начал чувствовать тяжесть ситуации, когда выяснилось, что в нем снова течет кровь Дерини.
Теперь, когда над всем Корвином повисла угроза интердикта…
Хью прижал руку к груди, где покоилось письмо Корригана. Он знал, что архиепископ не одобрит то, что он собирается совершить — он рассвирепеет, если узнает об этом, — но дело было слишком серьезным, чтобы оно могло пройти мимо короля. Король должен быть предупрежден!
Когда интердикт вступит в силу, Моргану придется бороться на два фронта, в то время, когда все его силы должны быть сосредоточены на одном — на защите короля. Интердикт фатальным образом изменит планы короля и Моргана по подготовке к войне. И хотя Хью как священник решительно не одобрял запретное могущество Моргана, тем не менее, оно — реальность и должно использоваться для Гвинеда при нападении врага.
Хью остановился у факела, немного не доходя до дверей канцелярии. Он начал рассматривать письмо, вертя его в руках. Пропустив обычные формулы вежливости, принятые для документов такого рода, он ахнул от изумления, когда прочитал имя адресата. Затем он пришел в себя и снова перечитал начало письма. Да, ошибки не было — монсеньор Дункан Гевард Мак Лэйн.
— Дункан! — подумал Хью вслух. Боже, что он сделал. Дункан был исповедником молодого короля и товарищем Хью с самого детства. Они вместе росли, вместе ходили в школу. Что же мог совершить Дункан, что вызвало такое действие со стороны архиепископа?
Со страхом Хью начал читать письмо, и ужас его все возрастал.
— …приказываем предстать перед высшим церковным судом… дать ответ по поводу вашего участия в скандальных событиях во время коронации короля в ноябре… подозрительная деятельность… связь с еретиками…
Боже, подумал про себя Хью, будучи не в силах продолжать чтение, он тоже запятнан связью с Морганом. Интересно, знает ли он об этом?
Опустив бумагу, Хью принял решение. Сначала нужно идти к королю. Но затем необходимо найти Дункана и предупредить его. Если Дункан отдаст себя на суд архиепископов, то обстоятельства в данный момент таковы, что может случиться что угодно. Его могут даже отлучить от церкви.
Хью вздрогнул и перекрестился: угроза отлучения для человека — это такое же жуткое наказание, как угроза интердикта для провинции. Это значит, что преступники будут полностью отделены от церкви и лишены возможности общаться с богобоязненными и праведными людьми. Этого с Дунканом не должно произойти.
Собравшись с духом, Хью толкнул дверь в канцелярию и спокойно подошел к столу, за которым сидел монах, затачивающий перо.
— Его Преосвященству это необходимо сделать как можно скорее. Он ждет, брат Джеймс, — сказал он, положив документ на стол. — Займитесь этим, пожалуйста. А мне необходимо выполнить еще несколько поручений.
— Хорошо, отец, — сказал монах.
Глава 2
— Еще оленины, сэр?
Слуга в красной ливрее стоял на коленях перед Келсоном, держа на весу тяжелое блюдо с дымящейся олениной. Келсон с улыбкой покачал головой и отодвинул серебряную тарелку в сторону. Ворот его малиновой туники был расстегнут, на голове не было короны. Он уже давно сбросил свои сапоги, предпочитая им удобные мягкие туфли. Он вздохнул и вытянул ноги к огню, а слуга, поднявшись с колен, начал убирать со стола.
Юный король сегодня обедал в своих покоях, деля трапезу с Дунканом и с принцем Нигелем, своим дядей. Дункан сделал глоток из серебряного кубка и аккуратно поставил его на стол. Огонь камина и свет факелов отражались от полированного металла посуды и создавали причудливую игру бликов на столе и на фиолетовой сутане Дункана. С выражением спокойного удовлетворения священник взглянул на своего короля и улыбнулся. Затем он повернулся к Нигелю, который боролся с бутылкой вина, пытаясь вытащить тугую пробку.
— Тебе помочь, Нигель?
— Только если ты сможешь расколдовать эту проклятую пробку, — хмыкнул Нигель.
— Конечно, — сказал Дункан и поднял руку.
Именно в этот момент пробка выскочила в сопровождении сильной струи красного вина. Нигель вовремя отскочил в сторону, Келсон тоже успел увернуться от струи, однако все усилия Нигеля спасти стол и ковер не увенчались успехом.
— О Святой Михаил! Ты действительно вмешался в это, Дункан?! — добродушно воскликнул принц Нигель, пока слуга вытирал пол, держа бутылку над столом. — Я же всегда говорил, что священникам доверять нельзя.
— То же самое я могу сказать про принцев, — заметил Дункан, подмигивая Келсону, который еле сдерживал улыбку.
Слуга вытер кресло Келсона и бутылку. Затем он выжал тряпку над огнем, и пламя в камине, выбрасывая зеленые языки испаряющегося вина, зашипело. Когда слуга закончил протирать стол, Нигель наполнил три кубка, поставил бутылку в ведерко и пододвинул его поближе к огню.
Принц Нигель был красив. В свои 34 года он был таким, каким обещал стать его царствующий племянник через 20 лет, с широкой улыбкой, серыми глазами Халданов, проницательным умом, который был как бы визитной карточкой этого рода. Как и его брат Брион, Нигель был Халдан до мозга костей. Его военным искусством и образованностью восхищались во всех одиннадцати королевствах. Когда он сел на место, его правая рука быстро пригладила иссиня-черные волосы. Дункан заметил этот жест и у него защемило сердце: всего месяц назад этот жест можно было увидеть у Бриона, которому Дункан в том или ином качестве служил двадцать пять лет, у Бриона, жертвы жестокой борьбы, которая теперь вновь угрожает разорить страну, ввергнуть королевство в страшную катастрофу. Теперь Бриона нет. И его четырнадцатилетний сын правит в королевстве с помощью могущества, унаследованного от своего великолепного отца. А напряжение в королевстве возрастает…
Мрачные мысли Дункана были прерваны скрипом открывающейся двери: на пороге появился юный паж в малиновой ливрее с серебряной вазой. Белоснежное полотенце висело у него на плече. Слабый запах лимона защекотал ноздри Дункана, когда мальчик встал на колени перед королем и протянул ему вазу.
Келсон кивком поблагодарил, погрузил пальцы в теплую ароматную воду и вытер руки. Мальчик поклонился и поднес вазу Нигелю. Однако он даже не повернул головы в сторону принца. Затем наступила очередь Дункана, и священник тоже не удостоился взгляда юного пажа короля.
Дункан с трудом сдержал улыбку, когда возвращал полотенце. Но лишь мальчик вышел из комнаты, Дункан с усмешкой посмотрел на Нигеля.
— Это один из твоих учеников, Нигель? — спросил он, зная, что так оно и есть: Нигель занимался обучением пажей для королевского двора.
Нигель гордо кивнул:
— Это Пэйн. Самый юный. Ему еще много надо учиться, но с новыми пажами всегда так. Сегодня у него первый официальный выход для обслуживания.
Келсон засмеялся и поднял кубок, вертя его за ножку между пальцами так, что грани кубка отбрасывали яркие зайчики на его тунику и стены комнаты, обитые гобеленами.
— Я помню, как был у тебя пажом, дядя. Совсем недавно, когда ты впервые разрешил мне обслужить отца, я испугался до смерти. — Он откинул голову на спинку кресла и продолжал сонным голосом: — Конечно, бояться было нечего. Он оставался моим отцом, а я его сыном. И то, что я надел ливрею, ничего, в сущности, не меняло. И все же я боялся, потому что в тот момент я был не сыном своего отца. Я был только паж, обслуживающий своего короля. А это большая разница. — Он взглянул на Нигеля. — Пэйн сегодня чувствует то же самое. Хотя я его знаю всю жизнь и частенько играл с ним, теперь я для него король, а не товарищ по играм. Интересно, все ли чувствуют то же самое?
Слуга Ричард, который расстилал королевское ложе в дальнем конце комнаты, подошел к Келсону и поклонился.
— Я вам еще нужен, сэр?
— Думаю, что нет. Дядя? Отец Дункан?
Они покачали головами, и Келсон кивнул.
— На сегодня ты свободен, Ричард. Проверь охрану, когда пойдешь к себе. И распорядись, чтобы на улице ждала карета, чтобы отвезти отца Дункана домой.
— Не стоит беспокоиться, — запротестовал священник. — Я великолепно доберусь пешком.
— И где-нибудь по дороге замерзнешь? Нет. Эта ночь не располагает к прогулкам. Ричард, карета должна ждать отца Дункана. Ясно?
— Да, Ваше Величество.
Нигель осушил кубок и показал на дверь, которая закрылась за Ричардом.
— Прекрасный юноша, — сказал он, придвигаясь к столу, чтобы дотянуться до бутылки и налить себе вина. — Он вскоре будет готов к посвящению в рыцари. Один из лучших, кого я когда-либо обучал. Морган вполне согласен со мной в этом. Кому-нибудь налить еще?
Он помахал бутылкой, но Келсон отрицательно покачал головой. Дункан заглянул в свой кубок, обнаружил, что он наполовину пуст, и подставил его под струю вина. Когда Нигель поставил бутылку на прежнее место, Дункан стал размышлять вслух:
— Ричард Фиц Вильям. Ему сейчас около семнадцати?
— Почти восемнадцать, — поправил Келсон. — Он единственный сын барона Фульфа Фиц Вильямса. Я предполагал посвятить его в рыцари и еще дюжину других перед началом военной кампании, которая начнется летом. Его отец будет очень рад.
Нигель кивнул, а затем спросил:
— А что слышно о Венсите из Торента? Или о Кардоссе?
— За последние три месяца ничего, — ответил Келсон, — в городе сильный гарнизон, как вам известно, и он отрезан снегопадом. Но как только дороги очистятся от снега, Венсит нападет на город. Мы не сможем послать войска на помощь до тех пор, пока не наступит настоящая весна. А тогда уже будет поздно.